Подсудимый Мирзаянц
Справка “МК”: 33 года. В 1994-м он был заместителем командира особого отряда специального назначения 45-го полка ВДВ Владимира Морозова (вместе с ним учился в Рязанском десантном училище и служил в Приднестровье в “эпоху Лебедя”). После участия в военных действиях в Чечне комиссован по состоянию здоровья. До ареста работал в Ассоциации сотрудников правоохранительных органов. Арестован 28 декабря 1998-го.
Суд по делу Холодова — наверное, как и любой уголовный процесс, — напоминает раскачивание на страшных качелях. Вот говорят обвинители — и кажется, что все точки над “i” расставлены. Вот дают показания подсудимые, называя себя невиновными, опровергая доводы прокуратуры, — и картина переворачивается. Потом выступают потерпевшие, свидетели, эксперты — “качели” начинают балансировать то в одну, то в другую сторону. Задача суда — свести “плюс” и “минус” в единое целое и установить правду...
Коллеги из теленовостей высказались в том духе, что потерпевшая сторона ждала от допросов в суде признательных показаний, и вот — фиаско: ни Владимир Морозов, ни Константин Мирзаянц не признали себя виновными... Неправда: потерпевшие не ждали от них признаний. Эти двое и раньше, во время следствия, были “неразговорчивы”. И казалось очевидным, что в начале суда они станут отрицать свою причастность к делу. Однако в деле есть и другие свидетельства — с другим “знаком”...
Чтобы понять, что происходит сейчас на процессе в “Матросской Тишине”, нужно знать ключевые моменты обвинения. Обвинители считают (это уже не тайна: об этом рассказали многие СМИ, ссылаясь на “сведения, просочившиеся из “Матросской Тишины”), что в октябре 1994 года под руководством полковника Павла Поповских — тогда начальника разведки штаба ВДВ — из подсудимых была организована преступная группа.
Причина? По мнению следствия, Павел Грачев не раз ставил Поповских — и лично, и через командующего ВДВ Подколзина, и через его заместителя по тылу Зуева — задачу “воздействовать” на журналистов, порочащих армию. Поповских принял решение убить Холодова.
Он рассказал подсудимым о своем замысле, командир особого отряда спецназначения 45-го полка ВДВ Морозов изготовил смертоносный “дипломат” и привлек к “акции” своих замов Сороку и Мирзаянца. А для того, чтобы добыть взрывные материалы, на 4 октября 1994 года для отряда были запланированы учения по минно-подрывному делу. Под них и выписали нужные боеприпасы. Но учения на самом деле не состоялись...
По версии обвинителей, за Димой установили наблюдение, а утром, в день убийства, Морозов и Мирзаянц выехали на Казанский вокзал, где Морозов передал Барковскому взрывное устройство. Тот поместил его в камеру хранения, а дальше жетон пошел по цепочке: Морозов, Поповских, Капунцов...
В итоге Дима получил жетон (как считают следователи, от Мирзаянца), “дипломат” — и открыл его в редакции... Подробностей много, и мы еще приведем их в других репортажах. Но сейчас речь — о Морозове и Мирзаянце.
***
Мы уже писали про свидетельства из дела о том, что Морозов участвовал в слежке за Димой, а в день убийства был на Казанском вокзале и у редакции “МК” — непосредственно в момент взрыва, “контролируя” операцию. И что он монтировал “дипломат” со взрывным устройством.
Но вот еще факт: Павел Поповских показал, что в ответ на вопрос “Кто это сделал?” — то есть кто взорвал Холодова — Морозов ответил ему: “Это сделал я...” А другой свидетель утверждал, что после взрыва Морозов признался ему, что “убил человека”.
Что до Мирзаянца, то он, по некоторым показаниям, 17 октября тоже был на Казанском вокзале во время осуществления операции...
Мирзаянц заявил, что чуть ли не выучил наизусть УПК, чтобы “можно было сражаться в суде и скрестить шпаги”. И подсудимые сражались. Они пытались изложить свое алиби на день преступления, подтвердить, что занятия по минно-подрывному делу действительно были проведены, а остатки боеприпасов после них — уничтожены.
Представить в негативном свете выводы экспертизы, следователей и одного из главных свидетелей по делу — служащего особого отряда ефрейтора Маркелова (он давал показания, подтверждавшие выводы обвинителей). И дать Холодову оценку: “непрофессиональный журналист” (так сказал Мирзаянц в ответ на вопрос Зои Александровны Холодовой о публикациях Димы). Кстати, вчера Мирзаянц начал давать указания потерпевшей и редактору отдела политики “МК” Екатерине Деевой о том, как ей надо писать статьи...
***
Об алиби Морозова мы рассказали в прошлом номере. А Мирзаянц, по его словам, 17 октября с утра уехал в подмосковный Калининград, чтобы “обеспечить доставку министра обороны” Грачева в среднюю школу, где десантники должны были демонстрировать детям свое мастерство.
Вдобавок и Морозов, и Мирзаянц говорили, что на них всячески давили следователи, которых они теперь называют “лжецами”.
Впрочем, одна претензия к обвинителям была, безусловно, логична. Из обвинительного заключения получается, что задачу по “усмирению” журналиста Поповских ставил Грачев и его приближенные. Но в отношении Грачева, Подколзина и Зуева уголовное дело, по словам Мирзаянца, прекратили — за отсутствием состава преступления. Так кто задачу ставил-то? Кстати, одной из функций особого отряда была охрана Павла Грачева...
Возможно, допрос военачальников (Грачев числится под первым номером в списке свидетелей) внесет некоторые уточнения. Но если бы это была единственная неясность в деле...
В судебных допросах Морозова и Мирзаянца возник один интересный момент. Чем ближе дело подвигалось к суду, тем больше деталей они вспоминали о событиях октября 1994-го. Хотя, по логике, должно было быть наоборот.
В 96—98-м годах Морозов и Мирзаянц на допросах не могли вспомнить, что они делали 17 октября. Потом вдруг восстановили в памяти все до мелочей. Вчера Мерзаянц объяснил такой феномен просто: ему напомнили об этом... материалы, прочитанные в деле. А Морозова неожиданное озарение посетило буквально на днях.
В среду немало шума наделали его слова о том, что для изготовления взрывного устройства использовали совсем не то вещество, которое определила экспертиза. А вчера выяснили, что эта догадка осенила Морозова лишь... “пять-шесть дней назад”!
А на допросах, совсем как в школьном классе, выступавшим товарищам подсказывали их “соклеточники” и адвокаты — если товарищи, очевидно, начинали говорить “что-то не то” и заминаться. Зато когда речи удавались, дочь Павла Поповских ободряла подсудимых криками: “Володя, молодец!”, “Костя, ну и голова у тебя!..”
***
Те, кто знает военную среду, говорят, что разведчики — люди из “параллельного мира”, который живет по непонятным для штатских законам. Члены отдельного отряда спецназначения выполняли сверхсекретные задачи, часто не оформленные официальными приказами. Чего стоит такое вот признание Мирзаянца:
“Я был в Тисницких лагерях под Тулой. И получил там ранение, орден и воинское звание досрочно. Меня это лось боднул или кто?.. И пусть мне покажут хоть один приказ, что я находился в другом месте в это время...”
То есть — вовсе не в Тисницких лагерях Мирзаянц получил ранение, но числился — там. А вот говорит Морозов: “В октябре 1994 года мы уже знали, что поедем в Чечню”. В Чечне у отряда тоже были особые задачи...
Разведчиков тренировали так, как и не снилось обычным военным. Водолазные погружения, мины-сюрпризы, стрельбы минимум по четыре часа в неделю... Субординация в отряде была жесткая. А иногда — жестокая. В деле есть свидетельства: Морозов избил ефрейтора Маркелова после того, как узнал, что тот дал показания не в его пользу. Сам Морозов называет это “оплеухой” (после нее Маркелов упал — “отдохнул немного”). Диалог из зала суда:
Обвинитель: Что вы понимаете под словом “оплеуха”?
Морозов: Я понимаю это как прикладывание собственной ладони к лицу противника, придав ей при этом ускорение... (Смех в зале.)
И дальше: “На лице у Маркелова была красная капля — самое забавное, что не изо рта пролилась, а по щеке: у него мягкая щечка такая...”
Кем-кем, а мягкими людьми офицеров особого отряда назвать нельзя. Но кто они — честные служаки или преступники, — решит суд. Когда “качели” остановятся там, где лежит истина...
День 29 ноября один из тележурналистов, находившихся в зале, где слушается дело Холодова, назвал сенсационным. Такое впечатление произвел на него допрос обвиняемого Морозова.
Морозов заявил, что он проанализировал все экспертизы, проведенные по делу об убийстве Дмитрия Холодова, и пришел к выводу, что взрывное устройство изготовил человек 40 лет или старше, носитель фундаментальных, но устаревших знаний по взрывному делу. При взрыве, по словам Морозова, было использовано вещество, которое сейчас уже не применяется, — сейчас профессионалы используют тротил.
Кроме того, это была не мина-ловушка, а взрыватель замедленного действия, и человек, который управлял им, должен был находиться, по словам все того же Морозова, в двух-трех метрах от кабинета, в котором был Холодов в последние минуты своей жизни.
Что касается расстояния, на котором находился человек, отвечавший за взрыв, — Морозову, бесспорно, видней, поскольку именно он обвиняется в изготовлении взрывного устройства и именно он, по результатам расследования, контролировал ход событий.
Непонятно другое: почему речь Морозова произвела такое неизгладимое впечатление на журналиста, который любит проводить независимые расследования?
Морозов — едва ли не главное действующее лицо судебного процесса. Он обвиняется в тяжком преступлении. Ему необходимо защищаться, и он защищается. Было бы нелогично, если бы, описывая человека, который, по его мнению, изготовил взрывное устройство, он описал самого себя. Это обычный прием защиты. Точно так же, как и “вещество, которое сейчас уже не применяется”.
Да, действительно, сейчас убийцы, как правило, используют тротил, но, во-первых, со дня убийства Холодова прошло больше шести лет, и во-вторых, тщательно продуманное убийство было спланировано как настоящая войсковая операция.
Люди, профессионально обученные убивать, просто “обязаны” были предусмотреть и такую деталь, как “вещество, которое давно не применяется”. От того, что вещество применяется редко, оно не перестает быть смертоносным. Не надо об этом забывать, как не забыли об этом исполнители убийства.
Люди, которые по роду службы постоянно бывают в суде, хорошо знают, как часто при допросе обвиняемых возникает тема таинственного незнакомца. Иные откровения обвиняемых бывают так правдоподобны, что незнакомцев начинают искать. Жить хочется всем. Убийцы не исключение.
Подлинная сенсация прозвучала из уст другого обвиняемого, Константина Мирзаянца.
Он сказал, что свое выступление хочет начать с письменного ходатайства. Один из пунктов ходатайства содержал прямой вопрос: почему на скамье подсудимых нет Павла Грачева?
Согласно материалам предварительного следствия, уголовное дело в отношении Грачева было прекращено в связи с тем, что в его действиях не усмотрели состава преступления.
Показания Павла Поповских, который фактически назвал Грачева заказчиком убийства Холодова, были признаны несостоятельными. Однако в постановлении о привлечении Поповских, Мирзаянца, Морозова и других в качестве обвиняемых прямо написано, что они выполняли указание Грачева.
В отличие от Морозова, который ссылается на таинственного незнакомца, Мирзаянц интересуется человеком, имя которого всем хорошо известно. Вопрос поставлен прямо: обвиняемые выполняли указание Павла Грачева. Почему он проходит по делу в качестве свидетеля?
“МК” неоднократно писал о том, что имя бывшего министра обороны Павла Грачева было дамокловым мечом над следственной бригадой по делу об убийстве Холодова. Подобного в нашей стране не было. Все следствие проходило в условиях жесточайшего давления сверху.
Одно “неправильное” слово в отношении всесильного министра могло повлечь полный развал дела. И сейчас суд находится в сложном положении. Ходатайство обвиняемого Мирзаянца — первое тому подтверждение.
