Роль эта, возможно, даже гиперактивная. В далеком уже декабре 1989 года я впервые в жизни познал вкус слезоточивого газа. Произошло это в Сантьяго, на главной авениде чилийской столицы, носящей имя национального героя Бернардо О'Хиггинса, где проходили бурные демонстрации студентов. Полиция пыталась сначала разогнать их мощными водометными пушками — не помогло, и в ход был пущен газ. Вместе с другими журналистами и демонстрантами я битый час откашливался и тер глаза в случайной подворотне. Удовольствие ниже среднего.
В России полиция не использует газ и водометные пушки, а массово задерживает как самих демонстрантов, так и случайных прохожих, хотя участники шествий не бьют витрины «Макдоналдсов» и «Старбаксов», не крушат стекла припаркованных у обочины лимузинов, не сбивают газетные будки, как это было в Вашингтоне после инаугурации Дональда Трампа, не жгут автомобильные покрышки, как на киевском Майдане…
У каждой нации — свой способ выражать протест. Но последние шествия в России воскресили в памяти именно чилийские демонстрации 89-го. Возможно, потому, что они знаменовали новую политическую эпоху, а в России, хотя и в меньшей степени, также была подана заявка на некую новую политическую реальность.
В Чили тогда подходил к концу период правления генерала Аугусто Пиночета, который руководил страной 17 лет. Его уход внес любопытный вклад в копилку мирового опыта. Генерал мог бы оставаться у власти еще — его поддерживала значительная часть чилийцев, но он сначала согласился провести референдум, на котором большинство все-таки выступило против продления его мандата, а потом уступил капитанский мостик. На выборы 1989 года пошел его ставленник, опытный экономист Эрнан Бучи, и он проиграл.
Напомню, что десятилетие спустя генерал покинул пост главнокомандующего чилийскими вооруженными силами, и вскоре для него начался кошмар. Он был обвинен в нарушении прав человека и убийствах политических противников, лишен иммунитета как бывший президент и пожизненный сенатор страны, более полутора лет находился под домашним арестом. Пиночет был освобожден от уголовного преследования лишь из-за старческого слабоумия. Другие авторитарные правители мира сделали вывод: уступать власть нельзя ни при каких обстоятельствах. Найдут что инкриминировать — и посадят.
Но Чили преподала уроки не только лидерам, но и нациям. Несет ли какие-либо опасности странам демократическая смена власти? На смену военному режиму Пиночета пришла пестрая коалиция во главе с Патрисио Эйлвином, в которую вошли и центристы — христианские демократы, и откровенные левые, в том числе коммунисты; не было разве что левых радикалов. И, памятуя о неудачном популистском опыте «правительства народного единства», чилийцы не могли не задаться вопросом: не приведет ли переход к демократии к очередному хаосу?
На первой же после избрания президентом конференции Патрисио Эйлвина мне удалось задать победителю вопрос: «Совместимы ли, на ваш взгляд, в Чили демократия и экономический прогресс?» Эйлвин ответил утвердительно и подробно обосновал свою точку зрения. В тот же день я более десятка раз слышал его ответ: в такси, в телепрограммах новостей, слова нового президента живо обсуждались в кафешках Сантьяго… Чилийцев эта тема серьезно взволновала.
Патрисио Эйлвин оказался прав. Следующие 20 лет после ухода Пиночета, которого в Чили до сих пор называют «отцом нации» за стабильность и проведенные экономические реформы, не только не привели к развалу экономики, но, наоборот, подняли Чили на новую высоту. Они были периодом milagro economico — экономического чуда. В первый же год у власти новой политической коалиции под названием Concertacion страна добилась экономического роста в 7,8 процента; в последующие годы такие же высокие темпы роста сохранялись, безработица и инфляция резко пошли вниз.
Но успех был не только на социально-экономическом фронте. После многих лет диктатуры Чили взяла курс на укрепление правовых институтов, искоренение коррупции. С тех пор международная компания Transparency International неизменно выводит эту страну в число лидеров, имеющих самых низкий уровень коррупции в Латинской Америке. В Чили сложились мощные политические партии и сильные независимые СМИ, которые держат власть под прицелом, не допуская никаких антиконституционных действий. Чилийцы после стольких лет авторитарного режима, попиравшего их права, буквально выстрадали эти изменения.
Аргентинская газета La Nacion следующим образом охарактеризовала чилийский опыт: «Рыночная экономика, как показал опыт Чили при Пиночете, может существовать и без демократических свобод, но политической прозрачности при таких условиях добиться невозможно. А без такой прозрачности демократические свободы и рыночная экономика могут легко сойти с рельсов — так, как это неоднократно бывало в латиноамериканской истории».
Первые президентские сроки после ухода Пиночета в Чили были шестилетними. А в 2004 году президент страны Рикардо Лагос принял поистине историческое решение. Его инициатива, одобренная парламентом, сократила президентский мандат до четырех лет, без права немедленного переизбрания лидера на второй срок. Объяснений было несколько. Власти таким образом синхронизировали президентские и парламентские выборы, но это был лишь один — технический и финансовый — аспект проблемы. Было решено, что в быстро меняющемся мире четыре года вполне достаточно, чтобы глава исполнительной власти мог проявить себя. Кроме того, как писал в то время известный в стране политолог Игнасио Уолкер, «в Чили, ищущей стабильности после поляризации времен диктатуры и радикальных преобразований, четырехлетний срок не предполагает, что новый лидер начнет все с нуля, как это было до 1973 года (приход к власти «правительства народного единства» Сальвадора Альенде). Наконец, невозможность второго срока, по мнению местных экспертов, предотвращает от популистских попыток и деградации в политике и экономике, как это сейчас происходит на Кубе, в Венесуэле, Никарагуа и Боливии.
Эта измененная стратегия в Чили также сработала. В 2006 году социалистка Мишель Бачелет, представляющая коалицию Concertacion, остававшуюся у власти четыре срока подряд, уступила место правому кандидату Себастьяну Пиньере. И — ничего не произошло, никакого политического землетрясения, никакой катастрофы. Для Западной Европы такая перемена политического вектора — дело обычное. Но для Латинской Америки — явление сравнительно новое: в минувший год этот опыт взяли на вооружение Аргентина, Перу и Бразилия, где была пресечена монополия популистов, и к власти пришли правые.
В 2014 году Мишель Бачелет вновь побеждает на выборах, но к нынешнему дню ее четырехлетняя деятельность признана чилийцами неудовлетворительной. В 2016 году чилийская экономика откатилась назад, с ростом всего в районе 1,5 процента, хотя правый президент Пиньера добивался роста в среднем около 5,3 процента. И на выборах 2018 года он вновь заявляет о своем желании поруководить страной — с новыми, хотя и не радикальными рецептами оздоровления.
Чили таким образом избегает политического застоя и апатии населения и, несмотря на не слишком благоприятную конъюнктуру на мировом рынке для своего экспорта, продолжает оставаться по важнейшим социально-экономическим параметрам в лидерах на континенте.
Ну а что касается бунтующей молодежи, то она была, есть и будет. Сейчас чилийские студенты массово протестуют против пенсионной системы, некогда признанной новаторской и одной из лучших в мире. Они считают, что данная система, по которой пенсионные накопления населения управляются частными фондами, приносит доход лишь богатым, а у бедных чилийцев пенсия (по данным на 2016 год, в среднем 250 долларов США) остается ниже минимальной заработной платы.
Чили сотрясают мощнейшие демонстрации протеста уже несколько дней подряд. Власти стоически выдерживают это новое испытание. А кто им сказал, что при демократии все будет легко?..
