Вы, господа, еще имели возможность прочесть в школе «Историю одного города» — «еще», потому что, как мы узнали из недавних газет, некоторые почтенные члены общества (и Общественной палаты) воспылали желанием убрать из школьной программы Салтыкова-Щедрина, ибо он-де представляет потенциальную опасность для детей, а его персонажи могут стать образцами для подражания. И хотя назавтра эти публикации кинулись опровергать: мол, пьян был журналистишка, — мы все же спешим напечатать не известное ранее продолжение «Истории одного города», пока его не запретили окончательно.
Вы, господа читатели, можете помнить, на чем мы остановились. Жители города Глупова то рака с колокольным звоном встречали, то щуку с яиц сгоняли, то блинами острог конопатили, то блоху на цепь приковали, то беса в солдаты отдавали, то небо кольями подпирали, а потом, наконец, утомились и стали ждать, что из этого выйдет. А ничего и не вышло. Градоначальников в Глупов высшее начальство присылало как на подбор: один предводительствовал в кампании против недоимщиков, причем спалил тридцать три деревни и с помощью сих мер взыскал недоимок два рубля с полтиною; другой оказался с фаршированной головой, в чем и был уличен местным предводителем дворянства, третий любил рядиться в женское платье и по рассмотрении оказался девицею...
…Спешим заверить вас, любезные господа читатели, что жизнь города Глупова не замирала с тех пор ни на минуту.
Одно время, устав небо кольями подпирать, нашли себе жители с высочайшего соизволения другую потеху: часы переводить. То летнее время сверху призовут установить навечно, а на следующий день начальству зимнее подавай. Устали жители часы на площади вертеть, а главное, высочайшие соизволения никак не могли друг с другом договориться: то так, то эдак велят. Уж до того дошли жители Глупова, что решили часы подальше попрятать — всем не угодишь, — а на главной площади и вовсе механизм поломали. Так спокойнее. От греха подальше. Тем более, если что, градоначальники недовольных — палками, и даже спектакли про Золушку запрещали, где на это недовольство были крамольные намеки.
Вообще начальство здесь любило увеселения. Да только как-то странно выходило. Самые изящные и благие намерения, вроде как устроить всемирные катания на лыжах или созвать иностранных гостей на остров, оборачивались, например, тем, что вместо одного мильона тратилось сто девяносто, то есть бюджет Глупова за восемьдесят семь с половиною лет, да и того хватало почему-то только на один мост. Да и тот сгорел. Не хватило, видимо. Кинулись было искать поджигателя, сбросили сущего вора и бездельника Ивашку с колокольни — потому что надо было кого-то сбросить, да уже и не до того было: гости едут, а моста нет. На остров попасть никак не возможно. Что ж делать? Принял тут градоначальник мудрое решение (голова!): остров — затопить, а гостям заморским сказать, что так и надобно. Ныряйте, мол, вот вам гидрокостюмы импортные, а еще там амфоры древние можно найти, прямо сами под руки плывут...
Особенно запомнилась глуповцам затея с армией. Новый начальник-то такой затейник попался. Задумал переодеть всю армию в истинно европейские мундиры — а то что, мол, за лапотники в портянках; выписанный им из Парижу кутюрье Ё-Ташкин придумал такое модное, что жители поначалу только крестились и прятались за сараем, но потом к фиговым листкам из латекса попривыкли. Другое дело, что и латекс разворовали. Чиновнице Авдотьиной сшили из него изящный корсет, правда, всеармейских запасов на него чуть-чуть не хватило, пришлось покрышками в незаметных местах подлатать. «Ничего, так даже лучше, — сказал армейский начальник (не про чиновницу Авдотьину, а про голую армию). — Нагими только противника пуще напугают». А кутюрье того, кстати, ослепили, да. Чтобы ни для одной армии мира он не создал больше такой же роскоши и изящества.
Прожекты военного начальника потрясли всеобщее воображение: вознамерился он все военные госпиталя перенести за полярный круг, «чтоб воздухом чистым лежащим в них дышалось»; каждую межконтинентальную ракету объявил он отдельным акционерным обществом с председательствующей боеголовкой... Как выяснилось, что все армейское добро на самом деле разграблено — кинулся народ, кто с вилами, кто с топорами, и в страхе остановились. Была дорога, которую начальник свояку построил на казенные денежки, — и исчезла за одну ночь! Были здания на главной улице, в которых раньше то военный институт, то управление, — и они исчезли за одну ночь! Теперь на месте их котлованы, в которых жители карпов разводят. Стали люди креститься — чудеса, царица небесная! — и бросились к чудодеятелю в ноги. Теперь почитают его за громовержца.
Случались в Глупове и суровые начальники. Один потрясал газетой, обзывал жителей мелкими тварями да мерзавцами и кричал: «Не забудем, не простим!». Загадочная фраза повергала в ужас: все разбегались, слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно. Когда это повторилось второй, третий, двадцатый раз, горожане перестали разбегаться, а только задумчиво чесали в затылках. Начальник запирался в своем кабинете и все что-то скреб пером. По временам он выбегал в зал, кидал письмоводителю кипу свежих газет, произносил: «Не забудем, не простим!» — и вновь скрывался в кабинете. Пошли разговоры, что в голове у него органчик, который только и может воспроизводить эту фразу; способствовало сему то, что однажды что-то внутри у него зашипело и зажужжало, и чем более длилось это таинственное шипение, тем сильнее и сильнее вертелись и сверкали его глаза. «Н... н... стим!» — наконец вырвалось у него из уст. Говорили, что органчик испортился и из Японии давно уж послали новый, но где-то в пути затерялся — так работала глуповская почта.
Были и те, кто боролся даже не с земными, а и с небесными явлениями. Так, например, один градоначальник, заявив, что радуга — символ содомии, сокрушался: «А у нас по всему городу то детский сад «Радуга», то аптека «Радуга». Всё радуемся. Скоро дорадуемся так, что вымрем». Когда стали обрывать радуги со всех вывесок и упаковок (и спорили о порядке цветов в радуге на пачках кефира), жители еще терпели, из магазину несли кефир горстями; когда началась борьба с радугой небесной, им пришлось уже сложнее, потому что запрещали на улице после дождя подымать головы, чтобы не пасть жертвой пропаганды содомии. Новый начальник обещал, что вот-вот построят фотонные ракеты, которыми можно будет расстреливать радуги, и даже выделил на это 146 миллиардов, то есть бюджет города за 116 лет. Но потом отвлекся на борьбу с астероидами — теперь их предлагалось красить в белый цвет, чтобы солнечный ветер отклонял их от Земли, и жители вздохнули с облегчением.
И каждый раз, приветствуя нового градоначальника, жители Глупова ликовали; еще не видав его в глаза, они уже рассказывали об нем анекдоты и называли его «красавчиком» и «умницей». Поздравляли друг друга с радостью, целовались, проливали слезы, заходили в кабаки, снова выходили из них, и опять заходили. Являлись даже опасные мечтатели. Руководимые не столько разумом, сколько движениями благодарного сердца, они утверждали, что при очередном начальнике процветет торговля и что под наблюдением квартальных надзирателей возникнут науки и искусства...
