В новый для себя храм — как в новую школу или на новое место работы — входишь на цыпочках. И с открытыми на максимум глазами и ушами, даже если воцерковлен уже не первый год. Что здесь, на этом новом месте, можно, чего нельзя? Что вызовет одобрение, а что заставит постоянных прихожан (и особенно тех, что на подсвечниках и свечном ящике) поморщиться: мол, все с ним ясно? Служба-то — литургия, всенощная, молебны — везде одинаковая… Но даже в ней бывают нюансы. А что касается приходской жизни — тем более.
Вот, например, монументальный храм в центре — Пушкина помнит! Полумрак, ампирные колонны, иконы академического письма, потрясающий хор сплошь из консерваторцев. Дамы все больше в изящных шляпках, а уж если платок — то павловопосадский, пастельных тонов, на юной девушке «бунинского» типажа. Высокий стиль — для тех, кого не утомляет необходимость держать осанку и блюсти хорошие манеры.
Или вот другой храм — тоже старинный, но у оживленной станции метро, и этим все сказано. Здесь от «захожанина» не ждут утонченных манер, просто потому что знают: сюда приходят самые разные люди. А значит, их нужно мягко, но непреклонно направлять, иначе «разбредутся».
А есть и третий, и четвертый, и другие типы приходов. Совсем маленькие, совсем домашние — где люди не только ходят на службы, но и поздравляют друг друга с именинами и обмениваются детской одеждой. Официальные, похожие на блестящие офисы, — где и прихожане занятые, солидные, сдержанные. «Авторские», сплоченные вокруг харизматичных священников. «Детские», куда ребенку ходить интересно от яслей до старших классов, и «зумерские», с мемами и кофейней. Начнешь всматриваться — и в глазах пестро. Только и выбирай.
Батюшка-дирижер
Голова прихода, конечно, настоятель. Именно он определяет, какое в данном конкретном храме будет «обзаведение» и даже особенности службы. Потому что разница может быть и в этом — несмотря на общие для всего русского православия каноны.
Вот, например, вполне актуальный для мирян вопрос: петь или не петь? Здесь есть три градации. Может быть установлено так, что на службах поет только хор, а миряне молчат. Может быть и ровно наоборот: возгласам дьякона и священника отвечает весь храм. А подавляющее большинство приходов придерживаются среднего пути: миряне поют лишь в нескольких самых важных местах службы. Обычно это Символ веры ближе к началу службы, «Отче наш» — перед причастием, и еще две строки во время самого причастия: «Тело Христово приимите, источника бессмертного вкусите».
— Как принято петь, обычно зависит от того, как отец-настоятель считает правильным, ну и мы немного советуем, — рассказывает Ирина, регент одного из московских храмов. — Одни батюшки считают, что, когда поют всем храмом, это дает особенную силу соборной молитве. И действительно, такое «общее дыхание» очень сильно действует. Но другие, наоборот, считают, что должна быть в первую очередь красота, стройность, подобие ангельского пения — и тогда, конечно, всё должен петь хор.
Чтобы убедить прихожан петь вслух, настоятели обычно говорят об этом напрямую, в проповеди или после нее: мол, не надо бояться, давайте петь вместе, как в раннехристианские времена. А вот чтобы свернуть излишнюю «активность» в этом деле, особых слов батюшки не нужно: достаточно, чтобы хор начал петь не на обычную музыку («обыденные гласы»), а на что-то сложное, авторское или, наоборот, одноголосный древний распев. Миряне, как правило, очень быстро понимают, что их голосам здесь и сейчас не рады, и не поют, даже если хочется.
— Авторские литургии поем тогда, когда собирается «правый», профессиональный хор, а он есть не каждый день, — поясняет регент Ирина. — А выбор, конечно, за батюшкой. В некоторых храмах чаще поют, скажем, Чайковского, а в других любят знаменный распев. Монастыри, как правило, вообще не признают многоголосия, считают его слишком светским.
…Но «Верую» и «Отче» все-таки поют всем миром почти в любом храме. И для этого на солею чаще всего выходит дьякон, чтобы «продирижировать», иначе импровизированный хор из сотни-другой прихожан быстро «разбредется» и ни тебе красоты, ни духоподъемности.
Так что, попав на службу в «не свой» приход, лучше вначале прислушаться, как и что поют, и только потом вступать самому.
От настоятеля же, как правило, зависят и внешние строгости. Можно ли, скажем, женщинам приходить в брюках: да, в Москве, особенно зимой, много где смотрят на такое сквозь пальцы, но попадаются и строгие батюшки. Или, например, могут ли дети бегать по храму (опять же, в наше время скорее могут, чем нет, но некоторые настоятели требуют их «усмирять»). А в итоге именно из его разрешений и запретов складывается облик прихода, его атмосфера.
— У нас батюшка не просто интеллектуал, а профессиональный художник, окончивший один из знаменитых художественных университетов, — рассказывает Елена, трудящаяся в одной из церквей на северо-западе Москвы. — Он хорошо находит слова утешения для пришедших в храм мятущихся, по обыкновению, интеллигентов. И редко бывает строгим. За это и терпит иногда: вот недавно, к примеру, к нему пришла очень восторженная девушка, которая, похоже, экзальтированна настолько, что в него попросту влюбилась. Вплоть до того, что принесла на службу цветы — ему, а не для украшения храма. Мы все очень удивились, батюшка тоже опешил. Но вот такой был случай.
Кто на приходе «живет»
Но один настоятель — какими бы цельными ни были у него представления о прекрасном — в поле не воин. И дело даже не в других священниках, дьяконах, чтецах и алтарниках (в больших приходах всех их по нескольку человек). Нет, каким быть приходу, окончательно решают другие люди: те, кто стоит за свечным ящиком и торгует в лавке, кто чистит подсвечники и расстилает ковры перед молебнами, кто ведет занятия в воскресной школе, участвует в субботниках. И да, собирает на приходскую жизнь деньги.
— У нас жизнь на приходе очень изменилась, когда умерла тетя Таня, женщина, чистившая подсвечники и раздававшая просфорки, а вместо нее пришла Нина Ивановна, — рассказывает Екатерина, прихожанка одного из храмов на севере Москвы. — Тетя Таня, хотя ей было уже за 80, безропотно мыла пол, никогда не одергивала детишек, дарила всем им какие-нибудь мелкие конфетки-шоколадки, которые приносили ей самой. В общем, была совершенно такой светлый, смиренный человек. Нина Ивановна совершенно другой закалки, она до пенсии была госслужащей. Начала жестко «строить» всех, дети ходят по струнке, ну а мы, кто тут трудится… стали тоже ее бояться. Откровенности не стало. Батюшка сам с ней уже говорил, что не надо так строго. Но натуру, видимо, не изменишь. Он нам и сказал: терпите, мол, такое вот нам всем испытание дается, да и ей тоже.
Иногда профессия или склонности ключевых членов прихода — как раз то, что создает атмосферу и «профиль». Так, например, происходит в больничных храмах — там значительная часть постоянно трудящихся — это медики разного ранга (вплоть, кстати, до серьезных врачей: не так уж часто бывает, что хороший хирург, врач с регалиями, по воскресеньям становится чтецом в храме, но все-таки бывает). Соответственно, именно в такие приходы стекаются волонтеры-медики и те, кто неравнодушен к этой теме. А бывает, что даже один активный и желающий потрудиться педагог создает — конечно, если настоятель не против — мощную воскресную школу. Которая тянет за собой и отдельную «детскую» литургию, где ребят больше, чем взрослых.
— Прекрасное сообщество родителей и детей, например, есть в храме на Соколе, там по воскресеньям в малом храме служится специальная «семейная» литургия, — рассказывает Юрий, житель района. — Это как бы преддверие занятий воскресной школы, на этой службе обычно все всех знают, старшие дети хорошо дружат и общаются друг с другом — формируется полноценная община.
Иногда получается так, что вокруг того или иного прихода «кристаллизуется» национальное сообщество: так, в том же Сокольском храме со времен его основания в XVIII веке сохраняется грузинская составляющая. Есть и другие приходы — где много, скажем, православных армян, сербов, цыган. При этом никакой закрытости обычно нет, просто церковные лавки и обиход приобретают национальный акцент. Просто потому, что многие бытовые мелочи — а на самом деле, конечно, не мелочи — определяются именно теми, кто непосредственно стоит за стойкой свечного ящика, моет полы, наливает «запивку» во время причастия, заказывает в храм иконы…
Денежный вопрос
А еще приходы бывают не то что богатые и бедные — нет, скорее такие, где живут на широкую ногу, и такие, которым мало нужно. К последним, кстати, относится много приходов в центре: они по-домашнему уютны, но, в сущности, бедны, если нет крупных вкладчиков.
— Стали чувствовать настоящий кризис с середины 2010-х годов, когда в центре появились платные парковки, — рассказывает Никита, продавец церковной лавки одного из храмов Замоскворечья. — Людей стало меньше, а значит, меньше и денег. При этом обязательные платежи никто не отменял. Кое-как выходим из положения торговлей, у нас хорошие связи с некоторыми северными монастырями и выход на греческие продукты. Но, вообще-то, мы не гонимся за выручкой — слава Богу, храм уже давно отреставрирован, серьезных вложений не нужно, а там как Господь управит.
— У нас приход с самого начала создавался так, чтобы не возникало денежных вопросов, — рассказывает Владимир, трудящийся в храме в районе Хорошево-Мневники. — Уже на стадии формирования позвали предпринимателей, поработали с районным православным сообществом. Настоятель наш на хорошем счету в патриархии. Поэтому нужды не испытываем.
Именно отсюда — из материального положения прихода — обычно проистекает политика в отношении тех же свечей и записок. Если в большинстве храмов свечи стоят фиксированных денег, то в некоторых они «за пожертвование» — то есть дай сколько сможешь и возьми сколько нужно. И самое интересное — никто этим «коммунизмом» не злоупотребляет.
И все же большинство московских приходов так или иначе зарабатывает вполне мирскими способами. Например, продажей пирожков и монастырских продуктов. Или — как «зумерский» храм св. Антипы на Знаменке — самой настоящей кофейней и сувенирной продукцией, она же «мерч». Зарабатывают так, как научены в миру.
Потому что — никуда от этого не денешься — уже давно не существует изолированной от мира церковной экономики (да и была ли когда-нибудь?). И значит, экономическая модель — а равно и общий облик храма, прихода — все равно получается современная. Хотя и не противоречащая канонам и заповедям — ведь они, каноны, в любом случае достаточно широки.
САМЫЕ ИНТЕРЕСНЫЕ ПРИХОДЫ МОСКВЫ
Храм свмч. Антипы на Колымажном дворе
Колымажный пер., 8/4, стр. 1
Настоятель: иерей Андрей Щенников
Приход, известный как «зумерский»: с благословения настоятеля, бывшего актера «Мастерской Петра Фоменко», здесь сложилась дружественная атмосфера к современным и творческим прихожанам. У прихода — один из самых цифровизированных сайтов, а также знаменитая в православной Москве кофейня, красиво сверстанная газета, эффектный хор... В общем, современный молодой москвич может сюда прийти, не конфликтуя со своей повседневностью.
Храм Св. Троицы в Хохлах
Хохловский пер., 14, стр. 5
Настоятель: протоиерей Андрей Ткачев
Приход интересной судьбы: несколько лет назад прежнего настоятеля, яркого представителя «либерального крыла» церкви о. Алексия Уминского, сменил харизматичный проповедник о. Андрей Ткачев, известный консервативными убеждениями и жесткостью высказываний. Часть прежних прихожан переместилась в другие храмы, зато появилось много новых. Здесь много «авторского», в том числе в богослужениях, индивидуальный почерк настоятеля всегда чувствуется, но за ним-то сюда и идут.
Патриаршее подворье храмов в Зарядье
ул. Варварка, 8а
Настоятель: протоиерей Вячеслав Шестаков
В самом центре Москвы сейчас не так много прихожан, поэтому приходы всех церквей на Варварке и вокруг нее объединили. Здесь давняя — с середины 1990-х — и прочная традиция воскресных школ для детей и взрослых, поэтому формат приходской жизни очень семейный. Конечно, введение платных парковок сильно осложнило жизнь прихожанам — но со временем люди как-то приспособились, тем более что многие из общины многодетные. Но сам по себе формат — провести воскресенье вместе с семьей и друзьями рядом с Кремлем и Зарядьем — конечно, бесценен.
Храм Преображения Господня на Болвановке
2-й Новокузнецкий переулок, 10, строение 1
Настоятель: протоиерей Николай Кречетов
Если хочется живой истории, старой интеллигентной Москвы — то вам сюда. Храм закрывался в советское время, но был в числе первых переданных церкви в 1991 году. Поэтому обстановка там — как и атмосфера — уже «старинная». Деревянные полы в притворе напоминают террасу старой дачи. А прихожане, как и духовенство, — как будто прямиком из той, уже почти минувшей Москвы «Покровских ворот». Приход для тех, кто хочет отдохнуть душой от современности.
Храм святых апостолов Петра и Павла у Яузских ворот
Петропавловский переулок, 4–6, стр. 8
Настоятель: епископ Ремезиянский Стефан (Шарич), представитель Сербской церкви при Патриархе Московском и всея Руси
Это один из никогда не закрывавшихся в Москве храмов. С 1999 года здесь находится подворье Сербской православной церкви в Москве (такое хотели создать еще в 1947 году, но помешала ссора Сталина с Тито). Так что среди прихожан здесь много сербов, а также тех, кто любит Сербию. Но с канонической точки зрения различие в службах — только в имени поминаемого патриарха.
Храм святителя Николая в Толмачах
М. Толмачевский пер., 9
Церковь, входящая в комплекс Третьяковской галереи, точнее, ее самая древняя часть: прихожанином Николы в Толмачах был сам Павел Третьяков. В советские времена храм был фондохранилищем ГТГ, а в 90-х стал площадкой уникального эксперимента: здесь выставлены многие великие иконы из собрания Третьяковской галереи. Во время служб храм функционирует как церковь, в остальное время вход туда — по билетам Третьяковки.
Храм Космы и Дамиана в Шубине
Столешников пер., 2
Настоятель: протоиерей Александр Борисов
Наверное, самый либеральный из имеющихся московских приходов. Либеральный прежде всего в политическом и идейном смысле — что же касается правил приходской жизни, с ними здесь бывает и довольно строго. Например, перед крещением — и так было заведено еще в 90-е годы — здесь заведено проходить катехизацию. Таким Шубинский храм стал почти с самого начала его современной жизни: здесь собрались ученики и поклонники погибшего в 1990 году протоиерея Александра Меня, которого довольно редко почитают в наше время. Здесь же мощное социальное служение — волонтерство, в том числе помощь хосписам, мигрантам, беженцам.