Как еще за неделю до события о нем говорили в семье. Коллегиально решали что наденут (или все же оденут?), что подарят. Обязательно старшие рассказывали истории, связанные с теми или иными людьми. Словом, обсуждался поход. Но не в ГУМ или в музей. Это был поход в гости. И давайте несколько абстрагируемся от политики, не будем говорить о том, что гости это был поход, как парвило, праздничный, приуроченнынй к тому или иному красному дню советского календаря. Ходили-то не в Верховный Совет, а к друзьям. Ну уж коли без политики, то пойдем по порядку.
Официально самым красным днем был день 7 ноября (25 октября, чтоб вы знали по «старому стилю»). В эти дни обычно выпадал первый московский снежок, это был как бы первый поцелуй близкого Нового года. Его социалистическое предверие. Итак гости. Гости состоят из двух частей: а) в гости идете вы. б) Гости идут к вам. И то и другое приятно. Но приятно по разному. Лично я, например, больше люблю когда гости приходят ко мне. Но кто-то предпочитает ходить сам. Дело вкуса. И первым «гостевым днем» был день 7 ноября. Еще накануне (а бывалочи и за несколько дней до того) матушка отправляла меня на рынок. Ходил я на тогдашний Черемушкинский рынок. Очень тогда дорогой. А что делать? Здесь отоваривалась московская элита. Ученые, парт и хоздеятели, дипкорпус. Тогдашние рынки, кажется, даже пахли иначе чем сейчас, когда кругом царит антисептик и дезстанции. А рынок должен пахнуть рынком. Тем что на нем продают. Аромат солений. Черемши, соленых огурцов разной степени засолки. Тмином, неизвестными приправами, вообще вкуснятиной. И среди этих шеренг ободранных кроликов, парного мяса всех мыслимых нежнейших оттенков, пирамид овощей (не гнилых, отнюдь), надо было выбрать из составленного матушкой списка ряд продуктов. Выбрать и при этом не выйти из сметы. Все же вырос я не в миллионерской семье.
А потом дома на кухне, на которой потолок не был виден от пара мама внимательно изучала, принесенное. Вставляла мне фитиля за ошибки. Кстати, мясо я научился вибирать именно там, на рынках своей юности. И умею это делать до сих пор. Такое не забывается. Ну когда же они, наконец придут?! Гости, гости, мы ждем вас! Разумеется с положенным гостевым, фирменным опозданием раздавался долгожданный звонок в дверь. Шумные, с легкого морозца, с подарками (!) гости обволакивали все домашнее пространство. И обязательно ставили тебя к дверному косяку, на котором отец каждый год отмечал твой рост, говорили мне дохляку какой я стал великан. Здоровски. И вот они за столом.
Ее многие помнят. Эту сталинскую книгу о «Вкусной и здоровой пище». Осилить весь ее продуктовый ряд было невозможно. Просто потому, что большинство продуктов из этого ассортимента вымерло, как морская корова. Поэтому у каждой хозяйки было свое. Семейное, фирменное блюдо. Самые вусные блюда, понятно, были у моей матушки. Но и в других домах хозяйки держали марку. Соответствовали. И как бы присутствовавшие не относились к Советской власти (в нашем доме, к слову, и среди наших друзей относились к ней довольно скептически), но первый тост, ясное дело, был за Революцию. После третьего тоста уже рассказывали анекдоты про Вовочку (про другого Вовочку), про «Леню» (не про Голубкова, его время еще не пришло), про Советскую власть. Само собой, в голову не могло поместиться и не поместиться до сих пор, что кто-то из наших гостей мог содержание этих шуток и анекдотов довести до сведения «кого надо». И между прочим, значительная часть наших гостей и часть членов семьи Советскую власть в случае чего не только высмеивали, но и элементарно воевали за нее. Но не смеяться над ней, а значит и над самими собой было уже невозможно. Помню, как «дядя» Егор (покойный уж, Царство ему Небесное!) показывал всем фокус. Разложил ломанные спички на блюдце, капнул в середину капельку коньяку и получилась натуральная звезда. Все эти «дяди» и «тети», которые ни дядями ни тетями нам не приходились. Просто всех друзей дома мы с братом называли с приставкой «дядя» или «тетя». Какие же они все были остроумные, смешные, умные. И молодые. Все эти в большинстве своем уже мертвые люди. Как я их люблю! Как мы сейчас далеки друг от друга. Но со временем эта кажущаяся ныне дистанция сокращается. Догоняю я их. Увидимся, надеюсь скоро. Даже уход гостей был праздником. Не потому что: «Наконец-то!». А потому что ноябрь на дворе. Прохладца. Долгое выбирание верхней одежды из вороха шуб и пальто. Путаница с шарфами. Всегда кто—нибудь чего—нибудь забывал. До следующих гостей.
А следующие гости, это, пардон, Новый год. Праздник, который с каждым годом любишь все меньше и меньше. Время-то уходит. Шумные объятия и звончайшие поцелуи. Подарки (праздник на детской улице!). И, разумеется, начинали отмечать Новый год того Нового года, что был ближе кому-то из гостей. Не все гости родились в первопрестольной. Но к «нолю часов, нолю минут» приглашенные хоть и слегка хмельные, но твердыми руками поднимали куда-то к люстре новогодние фужеры с шампанским. Как же оно весело хлопало в потолок. И разъезжались под утро, между прочим, на своих двоих. Не без исключений, но, как правило, выпив «на посошок», «стременную и заоколичную». И домой-домой-домой. Отсыпаться. Никаких 10 дней праздников. Через 2, что ли дня на работу.
Мне кажестя, что очень многому я научился у тех наших гостей. Тому немногому хорошему, что есть сейчас во мне, я во многом обязан им. «Дядям» и «тетям». Прожившим и ту самую революцию, за которую мы пили в ноябре и коллективизацию с людоедством (нынче братья малороссы называют это «голодомором»). И страшные рассказы в подпитии этих все повидавших людей о том же самом голоде, съеденных во время него однокашниках. О начале Войны. О том как опять же голодали во время нее. О том как она закончилась. О том как воевалось обычно не вспоминали. Себя же и берегли. Как голодали после войны. И все очень подробно. О Блокаде вот не говорили. Матушкина подруга похоронила в Ленинграде вообще всех. Поэтому не говорили. Раз уж появилась военная тема, плавно минуем 8 марта и 23 февраля. Сразу перейдем к Главному празднику. Главному для наших взрослых. Которые о чудо, когда-то тоже были маленькими. Или не очень маленькими. И по этой причине в 1941,42,43,43 и невероятном 45 оказывались в воинских эшелонах. Много народу увезли те эшелоны на Запад. Несоизмеримо больше, чем привезли назад. При этом не будем забывать, что часть гостей нашего дома те же самые эшелоны сначала отвезли в сторону Берлина, а потом в качестве компенсации подбросили несколько восточнее Сибири. До сих пор, хоть и не хожу я теперь в гости и родился спустя 18 лет после Войны этот день начинается по особому. А тогда, когда живы были участники тех событий… На них же смотрели как. Ну не знаю как. Как на фронтовиков. И этот великий тост: «За Победу над Германией!», уж простят меня немцы (а мы их давно простили, хотя тот же Ленинград, лично мне, не дает возможности утверждать это про себя стопроцентно). Помню как в раннем детстве, года после 65, когда Праздник, собственно, возродился, собирались во дворе фронтовики. За одним столом. И пилоты и пехота и артеллиристы. Пехоты, к слову, собиралось уже тогда очень, очень мало. Ну выпивали. Но не до зелени. Хотя трезвенников среди тех мужиков я что-то не припомню. И мне человеку войны не видавшему (тьфу-тьфу-тьфу!) до сих пор 9 мая хочется плакать. Как-то так.
Гости. А ведь больше не хожу в гости. И друзья не ходят. Появилось это славное понятие «корпоратив». На работе, вместе со всеми (с хорошими, между прочим, людьми. Но никого из них язык не повернется назвать «дядя» или «тетя».) Даже не до зеленых, а до невообразимого цвета слюней. Кто-то чего-то нюхает, кто-то чего-то курит (вообразите себе на секундочку любого вашего знакомого ветерана, делающего «дорожку»). Но все хоть и свои, но … не совсем свои, да простят меня коллеги из редакции с которыми я все праздники ныне и отмечаю. Мы перестали (хорошо, я перстал) ходить в гости. Мы пошли на корпоратив. С, примерно, одинаковми «нарезками» и овощными салатами. Одинаковыми тостами и одинаковыми перебравшими от которых никто на корпоративе не знает как избавиться. Прошу прощения, мы не пошли на корпоратив. Мы на него пришли. А жаль.
