На сцене — мутный блеск запыленных зеркал, грубая серая галька, мостики, переброшенные через бездны. Из-за кулис доносятся звуки фортепиано, и с ними в зрительный зал вползает великолепие и уродство сна. «Сновидения» — именно так обозначила жанр своего спектакля режиссер Екатерина Половцева. Участница проекта «Опыты», организованного Галиной Волчек, следует традициям психологического театра. На счету Половцевой уже две постановки в «Современнике» - спектакль «Хорошенькая» по Сергею Найденову и «Осенняя соната» Ингмара Бергмана. Теперь, обратившись к повести Камю, режиссер рассказывает историю «Постороннего» с помощью пяти актеров.
Главную роль - француза Мерсо, живущего в Алжире, режиссер отдала Илье Лыкову. В просторной белой рубашке, с копной вьющихся волос и неизменной папироской в руке — он воплощение молодости и свободы. Проходит над миром невесомый, как облако, скользит тенью по черной сцене. Безучастный к смерти матери, безразличный к карьере, холодный в любви, «чужак в чужой стране» - недаром точный перевод с французского названия повести «L'Étranger» - «иностранец». Мерсо - истинный герой то ли 40-х, то ли нашего времени. Его взгляд на мир - отстранение (или «остранение», которое по-Шкловскому — необходимое и первое условие любого осмысления, его первый шаг).
Шаг по направлению к пропасти – таково сценическое решение. Центральная часть декораций – каркас, имитирующий провалы – то яма, куда опускают гроб, то море, откуда появляется красавица Мари (Елена Плаксина).
Мир нестабилен, равновесие неустойчиво, действие пульсирует, как как перебои сердца. Из темноты выступают три наивысшие точки: смерть матери, превращенная в страшный фарс с участием выходцев с того света, нелепое убийство арба, причиной которому сорокоградусная жара (Мерсо и здесь окажется посторонним - конфликт с арабами не имел к герою прямого отношения), и главная сцена - суд.
За длинным столом соберутся пятеро и каждый сядет перед зеркалом (лицом к лицу со своей совестью). Только Мерсо будет сидеть на столе, спиной к стеклянному двойнику. Тогда присяжные, вопреки тому, что судят его за убийство, приговорят Мерсо к смерти за то, что тот не плакал на похоронах своей матери.
Признание данности абсурда - суть экзистенциального театра, а единственный способ превратить диалог с обществом в собственный монолог — выход за его пределы.
В тюрьме, в изоляции (картонной коробке) Мерсо обретет почву под ногами. Придя к выводу: «Ад — наша жизнь в нашем теле, которая все же лучше, чем ничто», станет мечтать о море, увидит сквозь кладку тюремных стен образ любовницы и, наконец, заплачет.
Эта история, как и книга, приведет к трагедии — «воскресшего» Мерсо «пригласят на казнь» и встретят «криками ненависти». Так завершится притча о цепи случайностей, которая замыкается в кольцо абсурда, и о сопротивлении, которое и есть — наша жизнь.
