По правилам Нобелевского комитета, информация о кандидатах хранится в секрете в течение 50 лет – так, например, в прошлом году уже сообщалось, что Анна Ахматова была в списке претендентов на премию и в 1965 году. Впрочем, эту информацию нельзя назвать абсолютно секретной – согласно свидетельствам современников, сама Анна Андреевна допускала подобную мысль в 1965 году. Об этом писала в своих дневниках Лидия Чуковская:
«– В газете «Monde», - проговорила Анна Андреевна тихим голосом, – напечатана моя биография. К моему удивлению, все правда до последней запятой. А кончается словами, что этот человек – вы понимаете, кого я имею в виду? – должен догадываться: премию нынешнего года следовало присудить автору «Реквиема». Ему же дана только из боязни: если дать Ахматовой, не повторится ли история с Живаго?».
Тогда Анна Ахматова имела в виду Михаил Шолохова – сообщение о том, что ему присуждена Нобелевская премия по литературе, было опубликовано в «Литературной газете» в октябре 1965 года.
В 1966 году никто так и не узнал, была ли Ахматова проинформирована о своих шансах на премию – поэтесса скончалась в марте, из-за чего её кандидатуру сняли с рассмотрения (посмертно Нобелевская премия не присуждается). Между тем, известно, что к творчеству Бориса Пастернака, которому в 1958 году была присуждена Нобелевская премия по литературе, но который отказался от награды из-за реакции, которую она вызвала в Союзе, Анна Ахматова относилась критически – об этом вспоминает та же Лидия Чуковская, дружившая с обоими литераторами.
«Она затеяла разговор о романе: опять объяснила, почему роман – неудача.
- Борис провалился в себя. От того и роман плох, кроме пейзажей. По совести говоря, ведь это гоголевская неудача – второй том «Мертвых душ»!... оттого же в такое жестоко-трудное положение он поставил своих близких и своих товарищей.
Быть может, она права. Но сегодня мне дела нет до этой объективной истины, мне больно было ощущать холод этой правоты», -- писала Чуковская в своих дневниках в октябре 1958 года. При этом она отмечает, что сочувствие Ахматовой попавшего в опалу Пастернаку не подлежало сомнению – вне зависимости от критики произведений – и тогда же, в октябре 1958 года, Ахматова в числе первых вызвалась ехать на дачу к Пастернаку, чтобы засвидетельствовать свою поддержку.
В свою очередь, Анатолий Найман в своих воспоминаниях о литературной России середины столетия отмечает, что Пастернак «после мирового скандала с «Доктором Живаго» и Нобелевской премией очутился в том же положении травимого изгоя, в какое Мандельштам, Цветаева и Ахматова попали десятилетиями раньше. Похвалы Запада и сочувствие друзей были утешением, не равноценным злостной брани газет и радио, угрожавших реальной высылкой из страны». Речь идет, помимо прочего, о постановлении ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором острой критике было подвергнуто творчество Зощенко и Ахматовой.
Однако, как писала в своих работах об Ахматовой британская поэтесса Элен Файнштейн, сама Анна Андреевна допускала сравнивать две травли, произошедшие с разницей в десять лет, причем не в пользу нобелевского лаурета. «Со своей стороны, Ахматова не могла не сравнивать свою судьбу с судьбой Пастернака. Чуковской она повторяла, что «по сравнению с тем, что делали со мной и Зощенко, история Бориса – бой бабочек». Сын Ахматовой был на каторге, а сыновья Пастернака вполне благополучны», -- рассуждала британская поэтесса.
Сейчас, спустя 50 лет после смерти Ахматовой, писатель и литературовед Дмитрий Быков объяснил «МК», что своевременное присуждение поэтессе Нобелевской премии могло бы поставить точку во многих дискуссиях о её творчестве, однако реальных шансов на это было не так уж много.
-- Вряд ли бы премию действительно дали бы Ахматовой в 1966 году, ведь никто не стал бы два года подряд присуждать её советским авторам. Но такой вариант не был секретом в Европе, его обсуждали, и сама Ахматова была в курсе событий. Однако все хорошо помнили, что произошло в 1958 году с Борисом Пастернаком и, возможно, ждали какого-то «сигнала» о том, что присуждение Нобелевской премии не ударит по Ахматовой так же серьезно. Я думаю, что если бы она прожила дольше на несколько лет, то у нее были бы все шансы получить награду – ведь, как известно, Нобелевская премия присуждается за гуманизацию, за совокупность заслуг, а в этом Ахматова уж точно ничуть не уступает Шолохову. И если бы это действительно произошло, то награда поставила бы логическую точку в диалоге литературоведов, которые продолжают дискуссию о том, считать ли Ахматову только камерным поэтом или нет, и окончательно закрепило бы её место в истории русской литературы, -- поделился своими соображениями Быков.