Рассказывая о немце Гуго Карловиче Пекторалисе, Лесков свел в своей повести не столько героев, сколько ментальность двух народов и показал невозможность их мирного сосуществования ни при каких условиях. Немецкий орднунг не приживется на русской земле, как русские небось и авось среди немцев. Деловой, вполне себе дельный и гордый своими волевыми качествами Гуго Карлович Пекторалис попробовал это опровергнуть и поначалу, кажется, поверил, что невозможное возможно. Фабрику сам своими силами отгрохал (на сцене на цепях впечатляюще встают огромные кирпичные стены) и только на своей железной воле запустил производство, приносящее доход. Однако радость его была недолгой — русский мужик ни в толк не взял, ни душой не принял этот самый орднунг — залог богатой, с достатком жизни. И от непонимания совсем озверел и впал в протест. А наш русский протест вопреки не то что орднунгу какому-то, но и самому здравому смыслу бывает.
У Лескова эта история все же наполнена элементами психологизма, что делает повесть не такой плоской, как у автора сценической версии. Режиссер так же далек от орднунга, как и его герои. Нет у него четкого порядка в жанровой принадлежности постановки, не определился он и в стиле. А что уж до идейного смысла и соотношения его с сегодняшним днем, все-таки отличающимся от времени, в котором жил и описывал российскую действительность Лесков, тут совсем беда.
Начало спектакля вполне подошло бы детскому утреннику или рождественскому празднику: две фигурки травести, чьи костюмы по контуру светятся голубым, возникают в темноте, точно Титиль и Митиль в поисках Синей птицы. Псевдосказочности добавляет грим рассказчика, что в компании персонажей, ушедших в мир иной, сидит на авансцене: бородища торчком, парик из-под шляпы грибом топорщится. Ни дать ни взять дед-лесовик со своим печальным рассказом, как вообще-то все уже померли, но дело было так.
Элементы музыкального театра демонстрируют жители российской глубинки, куда приехал предприимчивый немчик и диву дается неспешности и лености коренного населения. Которое, впрочем, недурно и в охотку поет и пляшет, но не настолько, чтобы отнести постановку Сергея Пускепалиса к модному жанру мюзикла. Да и стандартные по музыке вокальные номера, вдруг возникающие прямо в зале, мотивированы разве что необходимостью поддать энергии зрелищу по Лескову и взбодрить заскучавшего было зрителя. Хотя особой надобности в этом нет никакой.
В общем, немного музыки, немного симпатичного фарса, связанного с женитьбой Гуго Карловича на Кларе и исполнением им супружеского долга и ее неверностью. Не обошлось без шаржа на парочку священнослужителей — не зло, но вяло. Не обошлось и без драмы, постигшей немца: хотел по-честному, по орднунгу, но не сработала его хваленая железная воля, о которой за первый акт было сказано столько раз, что уж не в радость она стала не только местному населению, но и публике. «Ну, железные они, так и железные, а мы тесто простое, мягкое, сырое, не пропеченное… вы бы еще вспомнили, что и тесто в массе топором не разрубишь, а, пожалуй, еще и топор там потеряешь», — как говорит один из героев.
Форма действа, которую предпочел режиссер Пускепалис, оказалась достаточно традиционная с соответствующим ей оформлением, отсылающим зрителя к традиции давней, не сегодняшней, и оттого нет в ней того живого чувства, той остроты момента, которого ждут кроме развлекухи в театре. Но тут и с развлечением, и с остротой момента не случилось.
Даже несмотря на работу артистов, как бы они добросовестно ни выполняли поставленную задачу, как бы ни демонстрировали мастерство, «Русская война Пекторалиса» осталась непонятной. А ведь, казалось бы, в премьерный спектакль призваны первачи — Виталий Егоров, Сергей Беляев, Александр Воробьев, Евгений Миллер, Иван Шибанов — и все, правда, работают замечательно, особенно Шибанов в роли Гуго Карловича. Каждый из них имеет ударный выход, но... Подобные постановки, безусловно, вредят и выпускникам колледжа Табакова, работающим как в этом, так и в других спектаклях.
Ну пусть форма традиционна, но содержание, смысл и оценка происходящего — вот что осталось непроясненным. Идеологические претензии постановщиков, рассказавших публике, каков он есть русский народ и на что способен, вступи на его территорию иноверец, вздумавший его еще и поучать, — тоже туманны, и толковать их можно по-разному. К примеру, по Некрасову — «Варвары, дикое скопище пьяниц» или переделанному по Александру Невскому: «Кто к нам с идеей (лучшей жизни) придет, тот от нее же и погибнет». Или перспективы наши как были, так и остались — на авось и небось с бесчисленными Авоськами и Небоськами? И каково, наконец, отношение самого режиссера к этому самому народу?
После просмотра трехчасового действия подумала: «Интересно, а в МХАТ им. Горького, где Сергей Пускепалис начал работать помощником худрука и где идеологические установки в данный момент прозрачны и незыблемы (самодержавие — православие — патриотизм), новое руководство приняло бы такую постановку?»
