«Эрмитаж — это целая цивилизация»
— Юрий, вы один из самых известных фотографов России и официальный фотограф Эрмитажа…
— Моя должность в Эрмитаже — художник-фотограф. Там работает два десятка фотографов, это гигантский музей. Если тебе хочется каких-то титулов мне прибавить, называй меня просто — великим русским фотографом.
— Хорошо, великий русский фотограф. Но на самом деле не совсем так — ведь родились вы в Эстонии.
— Тогда называй меня «великий эстонский фотограф!» (Смеется.)
— Так как вы попали в Петербург, великий фотограф?
— Приехал учиться и после остался.
— Почему именно в Северную столицу?
— Потому что, когда я был молодым человеком, высшее образование, связанное с фотографией, можно было получить только во ВГИКе в Москве или в Институте культуры в Петербурге. Сюда я поступал после школы, первый раз не поступил. Пошел в армию. Отслужил год, вернулся, поступил, отучился. И вот я перед вами.
— В этом году исполнилось 30 лет, как вы работаете в Эрмитаже. Как это случилось?
— Биография очень простая. Окончив Институт культуры, я несколько лет работал в проектном институте на Васильевском острове. Это было бурное время — начало 90-х. Я занимался разными творческими делами, дружил с «митьками», с которыми мы вместе выпускали газету. Тогда был всплеск андеграундной культуры, которая меня очень интересовала — и тогда, и сейчас. И я совершенно случайно пришел в издательский отдел Эрмитажа на консультацию — насчет «Митьки-газеты». Так началась связь с музеем, а потом меня пригласили работать в Эрмитаж в издательский отдел. А потом я перешел в сектор фотографии и начал работать как музейный фотограф. Через какое-то время понял, что мне несказанно повезло. Потому что Эрмитаж — это целая цивилизация, где я хочу продолжать работать и там же умереть.
— Слышала, что вы хотите, чтобы после смерти ваше тело пронесли через Зимний дворец, потом три раза обнесли вокруг Александрийской колонны. Целый ритуал придумали. Вы это серьезно? Правда, составили такое завещание?
— Такие интервью помогают закрепить подобные мысли официально. Мне бы правда хотелось, чтобы меня пронесли по Дворцовой площади, обнесли трижды вокруг Александрийской колонны. Мне кажется, это очень красиво.
— Надеюсь, это будет нескоро.
— Спешки нет. У нас много впереди творческой работы.
— Давайте о насущно-повседневном. Какие у вас ежедневные обязанности в качестве музейного фотографа Эрмитажа? Я знаю, что в январе там была комиссия, которая проверяла, все ли сотрудники приходят на работу как положено — не позже 9.15 — и остаются до 18 часов. Но у многих музейных сотрудников творческая работа, как у вас, которая не предполагает сидения на месте весь день. Как устроен ваш рабочий день?
— Есть естественный график — с 9 до 18. Но задачи фотографа могут расширяться. В моем творческом портфолио есть проект, который называется «Уединение. Эрмитаж ночью». Я его снимаю только ночью — на протяжении девяти месяцев. Я прихожу после заката и прохожу определенные маршруты, когда в музее никого нет. Не только посетителей, но и сотрудников. Выключен свет, есть только свет Луны, который проходит через окна и высвечивает какие-то кусочки моего любимого музея. Понятно, что наш директор Михаил Борисович Пиотровский дал мне на это специальное разрешение. Режим может быть разный. Если тебе надо сфотографировать восход солнца, то ты должен прийти в 6 утра, а не в 9.15. А иногда тебе надо прийти в полночь, чтобы поймать ночной свет. Все это происходит с разрешения дирекции, которая понимает, что мы делаем важную вещь: музейные фотографы показывают, как выглядит тот ковчег, который хранит в себе все лучшее, что создано человеком за его историю. А именно такие вещи хранит Эрмитаж.
— Насколько сложно фотографировать предметы искусства? Какие у вас есть секреты, чтобы наиболее интересно и эффектно показать музейный экспонат?
— Это и сложно, и несложно. Секрет очень простой: ты должен понимать, что ты снимаешь. Любой экспонат — произведение искусства какого-то мастера. Он принадлежит к определенной эпохе, сделан из какого-то материала, имеет какую-то форму. Мои главные инструменты — фотоаппарат и свет. Ты должен выставить свет и так скадрировать картинку, чтобы показать всю красоту этого предмета. То есть ты должен быть человеком насмотренным, любить свое дело и быть великим фотографом. Потому что задача фотографа — показать содержимое музея во всей красе и гармонии, в которой оно находится.
«Снимаю на телефон и консервную банку с дыркой»
— Йозеф Судек или Анри Картье Брессон?
— Оба эти мастера меня восхищают. Просто они очень разные: один очень интимный, другой по сути создал стрит-фотографию на уровне искусства. Я не хочу противопоставлять их.
— Самый необычный экспонат Эрмитажа, который вам доводилось снимать?
— Я работаю в музее 30 лет и все время нахожу какие-то пространства, которые меня восхищают. Уже несколько лет я снимаю бесконечную серию «Солнце в музее». Вроде бы музей не любит солнца, ведь прямые лучи вредят экспонатам, прежде всего графике и живописи, поэтому в музее зашторивают окна. Но тем не менее, когда солнце падает на паркет, скульптуру, детали декора, это бывает насколько божественно прекрасно, что я с удовольствием это фотографирую. В процессе фотографирования солнца в музее оказывается, что и туда оно заглядывает, и сюда… Мне важно находить интимные уголки, куда оно заходит.
— Какие камеры есть в вашем арсенале? Или в нашу цифровую эпоху профессиональная камера не так уж нужна, и можно снимать на телефон, как вы нередко делаете?
— С некоторых пор я часто снимаю на смартфон. Но не только: у меня в арсенале много камер — и пленочные, и цифровые с разными матрицами. У меня есть консервная банка с дыркой, которой я тоже могу снимать, если поместить туда светочувствительный материал, превратив ее в камеру обскуру. Это арсенал инструментов, которые я использую, телефон в него входит. На сегодняшний день это важный инструмент, потому что он всегда со мной. Ты идешь по музею и вдруг видишь какую-то интересную сцену — и уже готов к этой съемке, потому что инструмент под рукой. Если речь идет про какие-то особенные экспонаты, то для этого лучше подойдут другие камеры.
— Вы преподаете в Санкт-Петербургском университете промышленных технологий и дизайна курс «Фотоискусство». О чем вы рассказываете студентам, ведь можно дать знания и историю фотографии, но нельзя научить видению?
— Моя задача — дать студентам представление о фотографии, которая на сегодняшний день является глобальной повседневной практикой для всего человечества. Рассказать о фотографии вообще, о ее философии, специфике как изобразительного искусства. Я пытаюсь научить понимать язык фотографии, говорить на нем и ставить задачи фотографу, потому что это будущие дизайнеры и модельеры.
— Какие самые важные слова в этом особенном языке? Свет…
— Конечно, свет. Второе — композиция. Уметь компоновать красоту и гармонию в прямоугольнике — это мастерство. Наполнять его нужно чувствами, мыслями, светом. В этом и состоит великая магия фотографии. Каждый может нажать кнопку и сделать фотографию, но будет ли она нас волновать — вопрос. Профессиональному фотографу ясно уже на съемке, получился шедевр ли нет.
— Сколько у вас шедевров, как считаете?
— Я снимаю много, и у меня много шедевров.
— Фотограф всегда остается фотографом или есть моменты, когда вы сознательно убираете камеру, чтобы пообщаться с друзьями, например?
— Фотографом я перестаю быть тогда, когда засыпаю. Открыл глаза — и я опять фотограф. Профдеформация в моей профессии состоит в том, что фотограф смотрит на мир, всегда выделяя какие-то интересные моменты: ловит эмоции, движения, композицию. Я все время кадрирую мир вокруг меня. Можно к такой профдеформации как угодно относиться, но мне это нравится. Я все время ищу красоту и гармонию, и даже сидя за рулем автомобиля, еду и вижу кадры, но это не значит, что я тут же останавливаюсь и бегу снимать. Хотя иногда останавливаюсь, выхожу и фотографирую.
— Есть ли мечта — оказаться в каком-то особенном месте и сделать лучший кадр?
— Лучший кадр уже есть. Мечта — сделать проекты, которые уже задуманы в координатах Эрмитажа. У меня много идей и уже отснятых проектов, пока не показанных зрителю.
— Например?
— Например, у меня в компьютере лежит проект на крыше Зимнего дворца, снятый с премьерами и прима-балеринами Мариинского театра. Концептуально — это посвящение картине «Танец» Анри Матисса.
— Вы сказали, что уже сделали свой лучший кадр. Каков он?
— Лучшие кадры — их много. Нет одного любимого. Бывает такое, что сделаешь снимки, а потом их долго не видишь. А однажды вдруг окунаешься в архив, начинаешь листать, и они тебя волнуют.
— Из недавнего — что свое позабытое вдруг нашлось и взволновало?
— Был такой проект «Новый Эрмитаж», снятый в 2001 году. Я его периодически показываю на своих творческих встречах и все время, когда его вижу, понимаю, что это прекрасно. Там изображена итальянская скульптура, которая была завернута на время реставрации в полиэтилен. То есть произошло совмещение двух материалов — вечного мрамора с сиюминутным полиэтиленом. Во многом это соотносится с моим пониманием философии фотографии, где важно найти баланс между мгновением и бессмертием.
