За роль Веры Коломийцевой в спектакле «Последние» по одноименной пьесе Горького в постановке Адольфа Шапиро Марианна в 1995 году получила театральную премию «МК». Она играла в МХТ им. Чехова в спектакле «№13», а в Театре Наций играет Ткачиху, царя Дадона, Медведиху в «Сказках Пушкина» в постановке Роберта Уилсона.
Дебют в кино состоялся в 1995 году в короткометражке «Трамвай в Москве» французского режиссера Жан-Люка Леона. Марианна снималась у Эльдара Рязанова и Георгия Данелии, у многих других режиссеров, в основном в небольших ролях, зато в искусстве дубляжа стала королевой. Она озвучила около 150 зарубежных фильмов, что неудивительно, поскольку голос у нее изумительный — глубокий, с множеством оттенков. У современных актрис это большая редкость. Ее голосом говорят героини Кейт Уинслет, Рене Зельвегер, Умы Турман, Моники Беллуччи, Пенелопы Крус, Кэмерон Диас, Шарлиз Терон и Джулианны Мур.
На фестивале российского актуального кино «Маяк», недавно проходившем в Геленджике, Марианна побывала с картиной «Эра» дебютанта Вениамина Илясова, где сыграла главную роль — Эру. Родители назвали ее редким именем в честь трехпрограммного советского радиоприемника. Представляя свою картину, Вениамин Илясов сказал: «Мне так хочется красоты». Он ее и создал на экране.
Эра — взрослая женщина с непростой жизнью и непростым сыном, лишенным возможности самостоятельно передвигаться и свободно говорить. Их маленькая семья приезжает в дом покойной матери Эры на берегу Черного моря. Съемки проходили в Тамани, где порывы ветра иногда сносили декорации, так что приходилось их всякий раз восстанавливать. Зато дикой красоты на экране в избытке. Сын Эры перемещается в инвалидном кресле, постоянно молчит и с утра до вечера смотрит мультфильмы. Но она не отчаивается, устраивается посудомойкой в кафе, пытается наладить личную жизнь. Мужчины появляются на ее горизонте один за другим и так же быстро уходят. В конце концов Эра найдет спутника жизни, станет частью его среднеазиатского праздничного мира. Всякий раз она восстает из пепла. Ее жизненная сила не знает границ.
Мы вспоминаем с Марианной, как она получала театральную премию «МК».
— Думаете, что мне подарили вместе с дипломом?
— Тарелку? Их обычно вручают лауреатам.
— Нет. Тарелку я не получала. Мне подарили горький перец и горькую редьку — как ассоциацию с автором пьесы Горьким.
— И как напоминание о горькой актерской доле. На «Маяк» вы приехали с картиной, в которой стали богиней. Все в ней нацелено на вас.
— Это мой первый кинофестиваль, где я участвую и номинируюсь как актриса. Когда-то побывала на фестивале в Мурманске как гость, без своей картины. Там познакомилась с продюсером Татьяной Петрик, сказала ей, что если кто-то даст мне, характерной актрисе (хотя принцип амплуа себя давно исчерпал), возможность сыграть любовь, то выиграет самый большой приз. Мне казалось, что так, как могу сыграть любовь я, никто не сможет. Именно из-за того, что никто и никогда не подумает, что я обладаю такими особенностями женской сути и нежности. Сразу можно это понять разве что по голосу. Обычно меня воспринимают как представительницу отдела сатиры и юмора.
— Удивительно, что Эра — ваша первая главная роль в кино. Значит, режиссеры чего-то главного в вас не видят?
— Так часто бывает. Я преподаю детям работу с микрофоном и все время повторяю: «Если у вас есть какое-то дарование, никогда мир не пройдет мимо вас». Талантливые люди сидят дома, пьют чай без варенья, и никто о них не знает. Я у Табакова спрашивала: «Олег Павлович, ну когда, когда что-то произойдет?» А он отвечал: «У тебя все будет, Марьяша, после 45». А мне тогда было 17 лет. Случается, что внутреннее состояние человека находится в противоречии с его внешним восприятием, хотя во мне действительно очень много юмора.
— Глядя на вас, не подумала бы, что вы будете такой Эрой на экране.
— Это же персонаж. Я всегда мимикрирую и отбиваюсь. Если уже сделала что-то, то не хочу повторяться. Мне важно открыть новую грань, которую никто не может себе представить. Всегда думаю, как сделать своих героинь интереснее, вложить то, чего еще не было, вытащить то, что не предполагалось.
— Ваша героиня странная женщина?
— Да таких миллион! Никакая она не странная. Земная. С нами боги давно не разговаривают, а она стремится к разговору. Тяга к любви — это разве странно? Эра обычная женщина, отчаянно прыгнувшая в бездну любви. Наверное, я выгляжу странно, потому что вынимаю из шкафа ее одежду, примеряю, как платье, мамину суть, и во мне что-то рождается. Откуда у Эры такая сила? Имея ребенка-инвалида, она способна заниматься чужой мужской жизнью, думать о любви. Уже не говоря о том, что ребенка надо не только воспитать, но переодеть, помыть, накормить. Это физически тяжело, поскольку сын у нее взрослый. Откуда в ней духовная потребность теплоты, нежности, признания себя как женщины. Вот это может показаться странным. Но я думаю, что мы все такие, и вы такая же.
— В какие-то моменты вы напоминаете Зинаиду Шарко в «Долгих проводах» Киры Муратовой, особенно в косынке с люрексом.
— Это Венин референс. Он абсолютный художник. Для него важно все, вплоть до белья моей героини.
— Оно особенное, такое надо было еще поискать.
— Удивительно, но его до сих пор продают. Мы его не у бабушек нашли — купили в обычном магазине. Пожалуйста, барышни, идите и приобретайте. Это полуграция с косточками, она не доходит до груди, спускается ниже.
— Вениамин Илясов был мне знаком только по короткометражке «Тум-балалайка». А вы что-то знали о нем до вашей встречи?
— Вы хотите узнать, как я доверилась незнакомому режиссеру и дебютанту? То, что он молодой, это же прекрасно. Я его поняла через сценарий. У нас возникло абсолютное доверие. У меня не было проб. Когда мы искали других персонажей: ребенка, дочь, соседку, — мне показалось, что Вениамин ко мне присматривался, размышлял по поводу того, вхожу ли я в его орбиту. Я такого красочного мира никогда не играла. Вениамин такой талантливый, и он абсолютно доверился моей природе, открыл меня. Но как вы поняли про Зинаиду Шарко? По косынке? У Дорониной она тоже была.
— Дело не в косынке, а во внутреннем состоянии.
— Значит, вы тоже в него проникли. Неужели все так очевидно? Режиссеры всегда ищут актрис, похожих на кого-то.
— Им часто кажется, что они делают открытие, а на самом деле подспудно используют то, что найдено другими.
— А я считаю, что это прекрасно. Только тот огонь животворящий, который нам передают предыдущие поколения. Не пепел, а огонь. Если мы не будем «воровать», присваивать себе и идти дальше с их факелом, привнося что-то свое, то грош нам цена. Наши впечатления, то, чему мы поклоняемся, нас наполняет. Это дар — взять и пронести. Ты возьми, а там посмотрим.
— Фильм снимался в Краснодарском крае, вы все время там находились?
— У меня была возможность на протяжении 45 дней сосредоточиться. Из Тамани я выезжала семь раз на спектакли в Москву, и это оказалось не так страшно. У других бывало и похлеще. Я отселилась от группы, жила одна, чтобы никому не мешать, никого не беспокоить. Эра же совсем другая, не я. А я всегда впрыгиваю в персонаж, загодя думаю о том, что вечером предстоит сыграть в театре или выйти на площадку.
— Накануне ничем другим не занимаетесь?
— Всегда занимаюсь. Как без этого? Но с утра понимаю, что у меня завтра спектакль. Вы даже не замечаете, а я потихонечку внутренне перестраиваюсь. Внешне это не проявляется. Это моя внутренняя жизнь. Пока шли съемки, я после спектакля садилась в самолет, добиралась до Тамани. Утром просыпалась, ехала на площадку. В дороге я уже становилась другой, начинала разговаривать иначе. Мне муж все время говорит: «Вытащи переселенца». Я даже на озвучивание книг прихожу погруженная. Свои образы могу занести домой.
— Картину увидят, и непременно еще что-то важное у вас появится.
— Уже появилось. Я поступила в ГИТИС к Анатолию Васильеву на курс ассистентуры, педагогов, которые учат актерскому мастерству и режиссуре. Он решил передать свой дар и огонь, о котором мы говорили.
— Сдавали экзамены как юная абитуриентка?
— Да. Было собеседование с Анатолием Александровичем, надо было что-то прочитать, как обычно, спеть, станцевать.
— Помню, как мы целыми днями сидели у Васильева на репетициях и лабораториях. Это было необыкновенно.
— А я никогда не была. Мои друзья учились у него, сходили от этого с ума. Но сейчас у нас не лаборатория, а гитисовское образование.
— Курс заочный? Как будете совмещать учебу с работой в театре?
— Курс очный. У меня пока было только два занятия, и я уехала на фестиваль в Геленджик. Все только начинается, и мне это интересно.
— К Васильеву вы пришли ради себя?
— Ради детей. Он нас тоже спрашивает: «Вы как актриса или как педагог мне это рассказываете?»
— Многие зарубежные актрисы говорят вашим особенным голосом. С чего началась работа в дубляже?
— Я не знала, что у меня особенный голос. Он тоже мимикрирует. Могу пронести интонацию Кейт Уинслет или Пенелопы Крус, сделать «Алле!» как Мелисса Маккарти. А началось все с того, что на съемках картины «Московский трамвай» французского режиссера Жан-Люка Леона мы подружились с актрисой Марией Сергеевной Виноградовой. Она мне сказала: «Что ты со мной дружишь? Я уж старая. У меня дочь прекрасная, я вас познакомлю. Она работает на тон-студии на «Мосфильме». Ты должна пойти туда на пробы». Так, благодаря Марии Сергеевне я туда и попала и сразу встала к микрофону. Никто этому не учил. В течение двух лет, дважды в неделю, с 10 утра и до 6 часов вечера мы писали с потрясающими актерами «Беверли-Хиллз» на двух микрофонах — мужском и женском. Не останавливали запись, быстро подходили к микрофону, переодевали наушники и шли дальше. Это такая школа! Я боялась ошибиться, чтобы не дай бог из-за меня все не остановилось. Мы сразу писали липсинг, и надо было попасть в губы персонажа. Некогда было рассуждать, что чего-то я не умею.
— Все ваши персонажи не похожи друг на друга.
— Так же и в театре. Подходите ко мне. Я еще непознанная.
— И верная одному театру.
— Уже двум. Еще Театру Наций. Я вообще верная творчеству, профессии. Я верую.
— Проявляете инициативу или как девушка на выданье ждете своего часа?
— Я не провоцирую судьбу. Страшно быть назойливой. Нахожусь во внутреннем ожидании. Если к чему-то готовит меня судьба — чувствую это. Не говорю, что будет успех. В жизни актера случается внутреннее и внешнее затишье, и начинаешь думать, что надо уйти из профессии, не очень-то у тебя что-то и получается по большому счету, хотя у меня потрясающие режиссеры. В этом смысле судьба балует.
— То, о чем вы мечтали, когда шли в актерскую профессию, сбылось?
— Я ничего особенного и не предполагала, копила любовь. Мечтала сыграть королеву, а она не приходит ко мне. Я верю, что когда-то это произойдет. Причем я с детства в это верю, но таюсь. Никогда не говорю режиссеру, что это то, о чем я мечтала, веду себя как ни в чем не бывало, словно это очередная работа и мне нужно ее просто сделать. А какие-то внутренние процессы касаются только меня. В Эре все сошлось: то, о чем я думала, чего хотела, и чтобы была не просто бытовая история. Я тяготею к Параджанову, всегда мечтала поработать с Рустамом Хамдамовым. Про Альмодовара уж и не говорю. Я писала ему письма.
— Ответил?
— Нет.
— А я Питеру Бруку писала. Нужно было узнать про чеховского Фирса, как бы он себя повел в конкретной ситуации.
— И что Брук ответил?
— Поблагодарил за интерес и сказал, что мой вопрос следовало бы задать самому Фирсу.
— Гении всегда так говорят. «Я на это не отвечу». Мне это так нравится.
— Чем вас привлекает Альмодовар?
— Мало кто может так работать с женщинами. Вот назовите режиссеров. А Веня может. Он чувствует женскую мимикрию и суть.
— У вас был яркий курс: Сергей Безруков, Мария Порошина... У всех по-разному сложилась судьба. Поддерживаете отношения с сокурсниками?
— У нас девичий клуб: Дарья Юрская, Мария Порошина, Олеся Поташинская, Наталья Селиверстова. Мальчики со мной играют в театре — Сергей Угрюмов, Виталий Егоров, Дмитрий Бродецкий. Мы четвертое поколение Табакова. Сложный наш путь, особенно в таком возрасте. Вот мне 50 лет. Как продлится в любовной неге? Когда это будет? Когда это было? Мы по полчаса с Вениамином снимали локоть взрослой актрисы, мою шею. Кто сейчас из режиссеров на это готов? Кто предложит сыграть любовь? И раньше не предлагали, а теперь тем более. Как не восхититься материалом, который продлевает твою женскую суть? Кого мне играть? Матерей, бабок? Подругу главной героини, которая ее обслуживает и у которой нет своей судьбы? Я говорю вам об этом, и у меня такая боль в сердце. Сколько можно? Никогда у подруги главной героини нет ни биографии, ни судьбы. Она всегда как картонка. А продлиться в любовной неге — чем не счастье?
