Полотенца
В очереди за продуктовым заказом рядом со мною стояли уборщицы. Подошел рабочий в черном сатиновом халате.
— Что нового? — спросили они.
— Что нового? Сорок тюков полотенец в прачечную отвез, — доложил он.
— Неужели столько за неделю набралось? — удивились они.
— Будто сами не знаете… Каждый день по два раза меняем.
— И все черные, — подхватила одна из уборщиц.
— А почему? — удивилась молодая, видимо, новенькая.
— Тут ведь шахтеры работают, — ничуть меня не стесняясь, объяснил рабочий. — После угля руки отмывают.
— Да чего, — заговорила старая уборщица. — Они ведь чего только с этими полотенцами не вытворяют. Ботинки чистят…
Из писем, приходивших в “ЛГ”
В доме ранили из танка —
Черной пулей двух держав
Молодую египтянку,
Матерью недавно став…
* * *
Дробь не бьют на токе.
Тишина кругом…
Только из осоки
Выглядает сом.
* * *
“Я догадывался, что мой сосед по площадке пользуется симпатией у моей жены. Терпел. Оказалось, что он пользовался не только женой, но и нашей ванной и моим халатом! Это я стерпеть не могу. Я так и сказал жене: я не ревнивый — я брезгливый!”
* * *
“Командир обвинил меня в непорядочности. Сказал, что я скотина! А дело в том, что год назад мне дали отпуск на неделю, я провел 5 дней на родине, в моей деревне. Моя подруга недавно прислала письмо, в котором сообщила, что родила двойню, и отец детей — я. А этого не может быть! У нас с ней была всего одна ночь… Но в нечеловеческих условиях — в сарае, на сене! Откуда двойня?”
Портрет Ленина
Меня восхищало политическое изящество А.Б.Чаковского: в его кабинете наличествовал не банальный портрет Ленина, обязательный для всех кабинетов главных редакторов (время-то было тоталитарное, единообразие соблюдалось во всем), нет, на полке выделялась книга с ленинским профилем на обложке, поставленная так, что непонятно было — случайно этот том выбился из строя или намеренно выпячен на обозрение.
Теперь уловка кажется жалкой, недостойной. Даже отвратительной: за ней я угадываю криводушие, лукавство.
Честь и нравственность
Леонид Чернецкий (зам. ответственного секретаря) звонит Федору Чапчахову (редактору отдела русской литературы):
— Елена Книпович в статье говорит, что Александр Блок выступал против чести и нравственности. Как это может быть?
Федор:
— Хорошо. Не пропускай. А я скажу Елене Федоровне, что тут у нас один очень умный товарищ не понимает, о чем речь.
Чернецкий:
— Почему так со мной разговариваешь?
— Потому что речь в статье идет о кадетской чести и нравственности. И мне жаль, что ты этого не усек.
Чернецкий лезет в бутылку:
— Я усек. А что, по-твоему, у нас сейчас настоящие честь и нравственность?
Федор:
— Да, у нас подлинные коммунистические честь и нравственность!
Футбольные страсти
Чапчахов рассказывает:
— Когда “Таврия” пробилась в высшую лигу, Щербицкий (член политбюро, руководитель компартии Украины) пригласил ее тренера к себе. И тренер ему откровенно признался: “А ведь нам взятки предлагали, чтоб мы проигрывали. Но мы отказывались…” А Щербицкий знаете, что сказал? “Надо было брать и выигрывать”.
Я:
— Ну он же пошутил.
Чапчахов:
— Но все равно. Шутки, уровень этих шуток…
Зиппер
Чаковский и Сырокомский спорят, выходя из туалета. Чак, застегивая зиппер, обращается ко мне:
— Привет. Знаете писателя Серо Хандзаняна?
Тоже мне вопрос — первому встречному. Естественно, я его знаю. Я знаю всех пишущих — хотя бы понаслышке. А уж Хандзаняна — читал. Перечисляю его книги.
Главный редактор и его зам переглянулись:
— Раз люди знают, надо печатать на него рецензию.
Олег Битов
Эта история в те давние дни имела мощный резонанс. Сотрудник международного отдела “ЛГ” Олег Битов остался на Западе, не вернулся из загранкомандировки.
Для меня она началась следующим образом.
Я приехал из отпуска.
— Хорошо, когда люди возвращаются, — со странной ноткой в голосе произнесла завкадрами.
— А куда бы я делся? — пошутил я.
— Да вот Битов-то делся. Поехал в Италию — и ни слуха ни духа. Уж все говорят: лучше бы его убитым нашли. Мы ведь ему характеристику подписывали. Нас на доску лучших в районе выдвинули, а теперь придерживают. Прудков (секретарь парторганизации) ходит как в воду опущенный.
Вечером я говорил по телефону со своим приятелем, который недавно из газеты ушел.
— Это нелюди, — твердил он. — Нелюди. Говорят: лучше бы он был трупом. Как язык поворачивается? Я его не любил, а и то не желаю человеку смерти.
— Что ж, лучше, чтоб он в Америке всплыл? — повторил я услышанное в редакционном коридоре: — Это какой будет скандал!
— По мне лучше. Он знает, где ему хочется жить. А дружок его, Миша Клейнер, тот и вовсе распоясался: “За одного Битова двух убитых дают”. И это вслух, прилюдно…
