— Уэс, меня давно занимает вопрос: Фредди Крюгер — вымышленный персонаж? Говорят, это был реальный парень, который дрался с вами в школе…
— Совершенно верно, так звали парня, который все время лез в драку. Правда, без стальных когтей. (Смеется.) Такие забияки есть в каждой школе.
— О кино мечтали еще в школе?
— В детстве мне не разрешали ходить в кино. Воспитывали в строгости, в баптистской вере. Только в колледже я впервые увидел фильмы. Кинокарьеру начал относительно поздно в качестве ассистента директора фильма, но прежде получил степень магистра философии, успел завести семью и двоих детей. За 70 тысяч снял мягкую эротику под названием “Вместе”, своего рода ликбез по семейному интиму, ничего больше. Фильм собрал 7 млн. долларов, что было совсем неплохо для наивной любительщины. А потом на нас с Шоном (Шон Каннингхэм — сопродюсер Крейвена по нескольким фильмам. — Авт.) обрушился успех, когда вышел “Последний дом слева”. Ужасы — это то, с чего может начать любой молодой режиссер, потому что в этом жанре можно делать кино с маленьким бюджетом, а заработать на порядок больше. Мы сняли “Дом...” за три недели, используя друзей в качестве актеров. Шум был большой, кого-то из зрителей тошнило, однажды возмущенные зрители чуть не побили киномеханика.
— Недавно как продюсер вы сделали ремейк “Дома...”. Стоило ли возвращаться к материалу 37-летней давности? Не устарел ли он?
— Праведная месть злодеям — история вечная и замечательная. Она основана на средневековой легенде, которую первым использовал Бергман в “Девичьем источнике”. За эти годы наш фильм разошелся на цитаты, но прямой ремейк так никто и не сделал. Так что мы с Шоном снова купили на него права. Оставалось найти подходящего режиссера. И мы нашли его в лице Денниса Илиадиса.
— Сравнивая версии 1972 и 2008 года, я заметил, что вы убрали ряд шокирующих эпизодов. Почему?
— Это там, где собаку убивают?
— Я имею в виду еще два жутких момента: измывательство ублюдков над девушкой и там, где мама девочки-жертвы, посулив преступнику оральный секс, откусывает у него — известно что.
— Сейчас цензура стала строже, и мы не хотели проблем. Да и бравирование жестокостью люди часто воспринимают как проявление дурного вкуса. Мне было куда интересней сосредоточиться на человеческих отношениях, например, показать различие в отношениях двух отцов к своим детям. Кроме того, наш контракт со студией не предполагал получение жесткого рейтинга NC-17 (ни одного зрителя моложе 17 лет в зал не пускают. — Авт.) — и нам надо было его выполнять.
— И все равно насилия в фильме выше крыши...
— Сцена в лесу, когда негодяи измываются над девчонками, вызвала возражения у рейтинговой комиссии. Главная претензия — слишком реалистично. Конечно, ситуация, в которую поставлена семья врача, в чей дом заявляется банда, исключительная. Героям надлежит выживать в экстремальных условиях. И они расправляются с бандитами имеющимися подручными средствами. Нормальному человеку приходится совершать чудовищные действия, только когда с ним самим обращаются чудовищно. Смотрите, когда кровища льется в комиксах типа “Хранителей”, никого это не смущает. Даже избыточное насилие, если оно в фантазийном кино, получает рейтинг, включающий подростковую аудиторию. А это гарантия кассы.
— Фильмы ужасов тоже собирают кассу — не такую, конечно, огромную, как фэнтези и анимация, но стабильно высокую. Как вы объясняете привлекательность хоррора?
— Людям в принципе стало страшно жить. А в кино ты переживаешь страх как развлечение, как езду на американских горках. Эта игра снимает напряжение. Оттого на хорроре зал то и дело смеется нервным смехом. А ужасы в реальной жизни несравнимо страшней и изощренней, чем в самом навороченном фильме. Достаточно напомнить Гуантанамо, “Абу-Грейб”, Чечню, Сомали, Судан и, конечно, 11 сентября.
— Часто раздаются громкие голоса, требующие ограничить показ кровавых сцен и даже запретить ужастики. Наверное, у вас уже выработался арсенал аргументов в свою защиту?
— У преданной мне публики могут быть пирсинг и татуировки. Но они народ нежный и деликатный. Хоррор можно считать зеркалом. Людям часто не нравится их отражение. Конечно, легче легкого не думать о борьбе с криминалом и жестокостью, а ткнуть обвиняющим перстом в фильмы ужасов. Но разве кино виновато в бойне Колумбайн? (Стрельба в школе в Колорадо, жертвой которой стали 12 школьников и учительница. — Авт.) Это вряд ли. Чтобы подростки насмотрелись Фредди Крюгера и пошли убивать? Нет, я таких историй не знаю.
— Впрочем, и в вашу пользу высказываются некоторые психологи. Утверждают, что ужастики своего рода терапевтическая отдушина.
— Я так не думаю. Наверное, существуют люди, о которых вы говорите. Но их, думаю, очень мало. Все это спекуляции, никаких научных данных нет.
— Хоррор и жесткое порно порой ставят на один уровень неприличия.
— Не считаю такое сравнение правомочным.
— В свое время многих поразила ваша стремительная вылазка в мейнстрим. “Музыка сердца” (фильм вышел на экраны в 1999 году. — Авт.) с неподражаемой Мерил Стрип в роли учительницы музыки в неблагополучной школе Гарлема — такая приятная неожиданность! Оказалось, что у великого и ужасного творца кошмаров есть сентиментальная и кроткая сторона души.
— Спасибо, а то меня часто представляют каким-то монстром! С Мерил работать было огромным удовольствием. Одна из самых универсальных актрис нашего времени. Понимаете, я воплотил в “Музыке сердца” свои личные переживания, воспоминания детства. Моя мать была разведенкой, я воспитывался в дисфункциональной семье, сам работал педагогом, сам развелся, и еще я страстно люблю классическую музыку. А сцена Карнеги-холл, куда героиня Мерил выводит своих питомцев, для меня совершенно сакральное место.
— Все-таки удивительно, как Мерил Стрип согласилась сниматься у мастера ужасов.
— Она на тот момент не видела ни одного моего фильма. (Смеется.)
— Три года назад вы еще раз удивили своих поклонников, поучаствовав в поэтическом альманахе “Париж, я тебя люблю”. Ваша ироничная новелла, где влюбленная пара выясняет отношения на кладбище Пер-Лашез, у могилы Оскара Уайлда, больше напоминает Вуди Аллена, чем Уэса Крейвена.
— Мы сначала хотели снимать на могиле Джима Моррисона. Но наследники нам отказали. Вторая попытка — могила Эдит Пиаф. Тоже отказ. А у Уайлда разрешили... Люди дают тебе деньги, чтобы ты делал определенное кино. И мне важно показать, что я умею работать в разных жанрах. Я снял, например, чистый триллер “Ночной рейс”. Правда, когда на него запускали рекламу, то мою фамилию не упоминали, чтобы зритель не получил ложный сигнал.
— В ваших даже самых знаменитых фильмах в основном снимались малоизвестные актеры. Крупные звезды, похоже, игнорируют фильмы ужасов.
— Это было правилом до “Крика”. Да, считалось, хоррор низкий жанр. Но после того как Дрю Бэрримор украсила собой “Крик”, все изменилось. Хоррор стал модным, да и гонорары выросли. Не забывайте, что моя дочь заметила на прослушивании совсем молодого парня по имени Джонни Депп. И он сыграл свою первую роль у меня в первом “Кошмаре на улице Вязов”. А сейчас студия Warner готовит ремейк “Кошмара”, где Фредди сыграет Джеки Эрл Хейли, Роршах из “Хранителей”.
— Можете сказать, что удовлетворены достигнутым?
— Дел много, и это обнадеживает. Вместе с моей женой — ее зовут Ия Лабунка, она родом из Украины, делаем фильм “25/8” о серийном убийце. Это моя первая работа в качестве постановщика после долгого перерыва. Собираемся также делать ремейк “Людей под лестницей”.