“Лягушками питались, змеями, ракушками”
— Эдуард Анатольевич, неужели вам 75? Недавно по телевизору видел, как вы скакали по сцене. Станиславский о вашем возрасте сказал бы: “Не верю!”
— По этому поводу я шучу вот как: мне 75 не дашь, но 74 с половиной вполне возможно.
— Наверно, вы зарядкой занимаетесь, бегаете по утрам, холодной водой обливаетесь, как Эльдар Рязанов?
— Упаси боже. Ну что вы, это страшно. У меня тоже друзья есть, они не одно ведро на себя выливают, а два целых. Это система Порфирия Иванова. Я попробовал один раз, чуть воспаление легких не получил. К тому же мне сказали, что сначала нужно под ледяным душем стоять, потом под горячим и опять под ледяным. Но это не всем подходит. Я больше люблю плавный, постепенный переход от плохого к хорошему, и наоборот.
— Ну тогда, значит, у вас гены такие. Или военная закалка, вы ведь ребенком все повидали.
— Может быть, детский дом сыграл какую-то роль. Голодный ты, не голодный, холодный, угрюмый, испортили тебе настроение, но люди-то не виноваты. Когда приходишь на концерт, болит у тебя что-нибудь или дома с близкими поругался — тебе же надо все равно людей удивлять. Поэтому я всегда стараюсь выбрать песни бодрые, жизнерадостные, веселые, шуточные. Негатива-то в быту и в жизни и так много. А человек должен от этого уходить подальше. Это мое кредо.
— Вы пришли к этому потому, что у вас было такое детство трагическое?
— Когда во время войны нас вывозили, присоединили состав к поезду, который вез раненых. Наш детский сад везли в Пензу две недели. Какие-то женщины по дороге нас кормили, кто хлеб приносил к вагонам, кто картошку. А сколько раненых было… Обстрелы, налеты самолетов немецких. В детстве-то я был маменькин сынок, а когда началась война, сам стал за себя отвечать. И не только я, все дети. Мы были без родителей, предоставлены сами себе. Приехали, лягушками питались, змеями, ракушками, картошку мерзлую выкапывали, где что придется, надо же было как-то выживать. Поэтому сейчас, когда люди говорят, как им трудно жить, я удивляюсь. Они говорят это и тут же идут в бар, на последние деньги пивком балуются. Мы в то время разве могли думать о лимонаде, кока-коле, пиве? Хлеб снился по ночам и булочки французские.
— Вы ведь еще ребенком в госпитале перед ранеными выступали?
— Первая песня, которую мы, детдомовцы, пели — “Вставай, страна огромная”. И тогда один раненый командир поднялся: “Нет, такой народ никогда не победить”. Я это как сейчас помню. Мы ухаживали за ранеными, они лежали на улице, умирали тут же, кому-то делали перевязки, ампутировали руки, ноги. Мы все это видели.
“Стою, пою, вдруг кран стал меня поднимать”
— А вы помните, когда впервые выступили в эстрадном концерте?
— Я учился в полиграфическом техникуме в Ленинграде и пел в самодеятельности песню Бориса Мокроусова “Заветный камень”. Получил второй приз: мне подарили пачку печенья к чаю. Время-то было не очень жирное, впроголодь жили. Это был 49-й год.
— А когда вас стали называть звездой эстрады? Или в то время такого понятия не было?
— Нет, звезд тогда не было. Когда я приезжал в Москву, то меня объявляли так: наш гость, известный исполнитель советских песен из Ленинграда Эдуард Хиль.
— Но в Ленинграде в 70-м хотя бы по мужской линии у вас же не было конкурентов?
— Так есть же замечательный певец Сергей Захаров, он и до сих пор поет. Я его очень люблю. Просто он по телевидению не мелькает.
— Многие помнят, как он блестяще начинал, но потом произошла та самая драка в ресторане, из-за которой Захаров оказался в тюрьме.
— Большое начальство сказало: накажите его по полной программе. Этот официант первым его оскорбил, а Сережа Захаров был с девушкой и ответил ему как гусар. Разве мог он промолчать? Правильно, что он ему врезал как следует. Нельзя же терпеть оскорблений, уж лучше тумаки получить.
— У вас подобных случаев не было?
— Выступали мы в Москве с ансамблем на концерте “Белые ночи” на ВДНХ. И вот я пою на открытой площадке “Вода, вода, кругом вода…”, а девчонки столичные, “сыры” знаменитые, выпустили кота, думали, что он начнет бегать по сцене и помешает мне. Кот вышел на середину сцены и сел, меня заслушался. Ну и что мне оставалось? Я тогда подумал: петь или уйти? Присел к этому коту и допел до конца. А после концерта “сырихи” мне сказали: вы выдержали экзамен, теперь мы ваши.
— Согласитесь, Эдуард Анатольевич, все-таки номером один среди вас всех был Муслим Магомаев. Такой славы, как у него, ни у кого же не было.
— Нет, все-таки Юрий Гуляев был первым. У него голос настоящий был, оперный. А когда он “Вдоль по Питерской” исполнял — это просто потрясающе. Но Гуляев очень рано ушел из жизни, и его как-то стали забывать. Я его всегда вспоминаю.
— По ТВ показывали, как поклонники поднимали машину с Магомаевым. У вас разве было что-то похожее?
— Такого не было, конечно. Но как-то я выступал на заводе в городе Воронеже. Стою в чаше крана, пою, вдруг кран меня стал поднимать, поднял метров на пятнадцать. А внизу вместо сцены грузовик здоровый — и там мой ансамбль сидит. Они наверх смотрят, а я вниз. Мне даже страшно стало. Но обошлось.
“Юрий Гагарин потом за меня просил”
— Среди самых популярных эстрадных певцов 70-х сейчас солируют только Иосиф Кобзон да Лещенко. Ободзинский умер, Мулерман уехал…
— Но из Америки Мулерман вернулся, правда, в Харьков, а не в Москву. Если людей не приглашать, их и не будет. Ни Сенчиной нет на телевидении, ни Захарова, ни Марины Капуро… А по ящику одни и те же, композиторов только двое — Крутой или Николаев. А Дунаевского, Соловьева-Седого, Андрея Петрова будто бы уже и нет. Хоть бы взяли для приличия Дунаевского молодого, Максима. А наш Игорь Корнелюк? Прекраснейший композитор, какую музыку он для фильмов пишет! Его концерты у нас на ура идут. Но по телевизору его нет. Малежик не выступает, а у него отличные песни. Антонов не выступает, Лоза…
— Но вы же знаете, что существуют музыкальные, а на самом деле чуть ли не мафиозные кланы…
— Мне как-то позвонили с одного канала: “Вы должны к нам приехать, певец Витас будет петь вашу песню “Потолок ледяной”. А вы будете при этом присутствовать”. Я говорю: “Знаете что? Давайте лучше сделаем так: я приеду и буду петь эту песню, потому что я ее первый исполнитель, а Витас пусть поприсутствует”. Сейчас мои песни многие поют. Вот недавно Сюткина услышал — “Вода, вода, кругом вода” или “Моряк вразвалочку сошел на берег”. Но это же самое настоящее разгильдяйство. Вот почему рвутся плотины, сталкиваются самолеты? Все от этого. Никто ни за что не отвечает.
— У вас песня есть хорошая: “…Вот провожают пароходы совсем не так, как поезда”. Но помните, как на одном из своих концертов Высоцкий над ней иронизировал?
— Так иронизировать можно над любой песней. Вот недавно я видел, как по телевизору смеялись: “песня слышится и не слышится” или “трудно высказать и не высказать”. Но народ-то это поет. До сих пор меня просят эти песни спеть.
— Зато ваша “Не плачь, девчонка” была суперхитом.
— Она мне не очень-то нравилась. Однажды я приехал выступать в Томске, а мне из зала кричат: “Не плачь, девчонка”, а слова-то я и забыл. После позвонил Шаинскому: “Володя, пришли мне, пожалуйста, телеграфом стихи песни”. А он мне отвечает: “Видишь, а ты не хотел ее записывать”. Но стихи выслал тремя телеграммами, по куплету.
— А в армии так вообще под нее маршировали. Но у вас еще есть одна песня про военных — “Как хорошо быть генералом”.
— Я пострадал из-за нее. Наши-то генералы подумали, что это я над ними насмехаюсь. А Юрий Гагарин потом за меня просил: “За что же вы его наказали? Это он над натовскими генералами издевается, там же слово “капрал” есть”. И министр обороны тут же: “Так за что же его наказали? Его надо наградить!” До сих пор награждают.
— Людмила Сенчина пела в телепроекте “Ты — суперстар!”. Вас туда не звали?
— Звали, но я отказался. Мне сказали, чтобы я пел какие-то чужие песни. А зачем мне это? У меня своих тысячи. Я когда выхожу на полчаса спеть, то каждый раз мучаюсь: что бы исполнить? А если бы мне все свои песни исполнить, то на это потребуется три или четыре вечера.
— Скажите, а слово “корпоратив” вам хорошо известно?
— Да, я на них выступаю. Совсем недавно пел в Москве для очень известного адвоката. Он веселый, жизнерадостный, остроумный человек. Еще там из Петербурга была Эдита Пьеха, из Москвы Люда Гурченко, Лева Лещенко, другие артисты из театров. Столы в одном зале накрыли под пятидесятые годы, в другом вообще под времена нэпа. Очень остроумно. Вот такие вечеринки мне нравятся, когда не просто пьянка идет. И ведь люди там тоже оделись под те же пятидесятые или под времена Октябрьской революции.
— А у вас в Питере недавно была тусовка на крейсере “Аврора”, откуда богатые товарищи прыгали в воду, а перед ними выступал военный оркестр в костюмах зайчиков.
— Сейчас ищут человека, который это разрешил, но никак не могут найти. Его прикрывают всячески. Но Матвиенко здесь ни при чем. Берите выше.
— А если бы вам сказали: оденьтесь в костюм зайчика, заплатим очень большие деньги. Ваш ответ?
— Ну если это закрытое мероприятие, я бы подумал. Как-то мы выступали с Володей Шаинским, он мне говорит: “Ты знаешь, меня попросили в конце песни, которую я буду петь, штаны снять. Но, Эдик, это будет стоить 15 тысяч долларов”. Я говорю: “Володя, ты давай сейчас надевай длинные трусы. Снимешь штаны, а там трусы эти”. И он так и сделал. Думали-то, что он в плавках будет. Потом Шаинский подошел ко мне: “Эдик, спасибо, выиграл, тебе процент отдаю”.
— По-моему, это очень унизительно для пожилого человека, знаменитого композитора такие вещи делать.
“Тулуп и две бутылки коньяка — все, что можно было у Романова украсть”
— Вы с властью дружите? При Советах с главным партийным боссом Ленинграда Романовым были знакомы?
— Был. Он даже мне вручал орден Дружбы народов. Пригласили в обком к нему в кабинет. А я еще посмеялся: “Почему мне орден Дружбы народов? Что, на пенсию отправляют?” Пошутил так, а Романов мне: “Ну что вы, вас же давно не награждали”.
— Про Романова разные истории рассказывают. Говорили о его неформальных отношениях с Людмилой Сенчиной.
— Да вранье! Он очень уважал ее. Люда тогда только начинала, пела с оркестром Анатолия Бадхена. Это злые языки все придумывают. Наоборот, Романов такой человек был — всего боялся. Врут ведь про какой-то золотой сервиз у него. Ерунда полная. Однажды обокрали его дачу. Я был знаком с его помощниками, спросил их: “А что украли?” “Тулуп, — говорят, — в котором он на охоту ходил, и две бутылки коньяка французского”. Это все, что можно было у него украсть.
— Ну а с нынешней властью тоже дружите?
— Я просто с ними знаком. Только вот при прежнем губернаторе Яковлеве у нас, пенсионеров, были льготы, а сейчас их почти нет.
— Какие же у вас лично льготы остались?
— Сейчас я могу за 250 рублей купить билет и сколько захочу ездить в метро, автобусе и троллейбусе. Я, правда, в Питере этим не пользуюсь, меня сын возит. А в Москве езжу.
— И какова реакция людей на вас?
— Недавно ехал в метро. Одна женщина подходит: “Вы что думаете, если темные очки надели, вас не узнают?” Знаю, что сейчас ехать в метро для артистов шоу-бизнеса считается дурным тоном.
Спрашивают его: “Когда вы последний раз были в метро?” “А я вообще там не был”, — отвечает. Ну а я всегда езжу. Во-первых, быстрее, а во-вторых, мне интересно. У меня очень много песен о профессиях разных: о метростроевцах, летчиках, полярниках, крановщиках — и мне надо с этими людьми все-таки не терять связь. Ведь когда у тебя роскошное авто, суперквартира, дача, то ты живешь в отдельной стране этой страны. Вот Москва — это отдельная страна в России.
— Я знаю, что после распада СССР у вас не было работы и вы тогда за границу уехали.
— Ну уезжал я только на два месяца, больше не разрешали. В Париже был, в Италии. В Америку Вадим Мулерман меня как-то пригласил. В Париже я познакомился с замечательной женщиной Еленой Афанасьевной Мартини. Она владела кабаре “Распутин”, где русские артисты пели. Я пришел к ней, пластиночку подарил, а она мне: “Можете спеть?” Я спел “Вечерний звон”. И так я в течение трех лет к ней приезжал, работал там. А в 94-м к Мулерману поехал на майские праздники. Он мне всю Америку показал, а потом спрашивает: “Ну как?” — “Ты знаешь, Вадим, — говорю, — здесь бы я жить не смог”. — “А где бы ты смог?” — “В Канаде или в Австралии. А остальные страны — это сумасшедший дом”.
— Ну а потом начались “Старые песни о главном” — и вы вернулись. Значит, теперь в России жить можно?
— Не можно, а нужно. Один мой хороший знакомый сказал: в России надо зарабатывать деньги, а отдыхать на каких-нибудь островах. Но я не люблю отдыхать. Отдыхаю два дня, а потом схожу с ума. Мне надо новые песни учить. Совсем недавно выступал в программе “Хиль и сыновья”. Очень хорошо принимали. Значит, теперь я опять востребован.
