"Безумный, безумный Генрих". Этот премьерный спектакль в филиале Малого театра показан постпраздничной Москве в самое время: зрители, уже пришедшие в себя после бурных новогодних торжеств, но сознавающие, что до рабочих будней еще далеко, вполне готовы к восприятию прекрасного. Итальянский драматург Луиджи Пиранделло мало знаком российской публике – а зря. Это один из самых парадоксальных авторов рубежа XIX-XX веков. Но и на него нашелся в театральной Москве любитель. Точнее, профессионал. Режиссер Малого театра Владимир Бейлис нынче поставил уже третью пьесу Пиранделло. И ни одна из них не похожа на другую. После «Сумасшедших поневоле» в театре Станиславского и студенческого «Дон Жуана из Агридженто» настала очередь «Генриха IV».
"Призрак, сопровождающий каждого из нас - и тебя, и меня, и вот его, - делающий то, чего в данное мгновение хотелось бы сделать, а нельзя..." Нет, это еще не Пиранделло, это Набоков. Знакомо ощущение, не правда ли? "Да чтоб ты сдох", думаем мы, пожимая кому-то руку. И фраза Набокова, и пьеса Пиранделло, и спектакль Владимира Бейлиса – все это о том самом, о «нельзя», о наших масках.
- Я ставил спектакль о себе, - говорит Владимир Бейлис "МК", - о том, что я не могу сказать кому-то правды, о том, что нас всех сдерживает...
Для Малого театра провокационный Пиранделло очень необычен – не Островский, не Пушкин, не... От Пиранделло до театра абсурда – один шаг. Однако из эстетики Малого спектакль ничуть не выпадает – Малый остается Малым. Шикарные костюмы – и XI, и начала XX веков. Великолепные, завораживающие декорации – работа Эдуарда Кочергина, талантливейшего театрального художника, оформляющего постановки питерского БДТ. В спектакле все солидно и прилично, и "совершенно нет мата!", как восторженно заметил один из зрителей. Более того – к финалу вы, как и герои, начинаете мыслить категориями, которые вроде как выпали из нашей сегодняшней жизни. "Ты смешон", "какое бесстыдство" - давно ли вы употребляли такие слова?
Стены фантазийных цветов заканчиваются готическими башенками. В центре – трон. По бокам – распятия. На стенах портреты – Матильды Тосканской и самого короля в молодости. Итак, интрига. Человек, давно уже потерявший свое настоящее имя, безумен. Он ощущает себя германским королем XI века Генрихом IV. Его близкие двадцать лет сохраняют для него сумбурную иллюзию – одеваются в соответствующие костюмы, скрывают реальный мир... Двадцать лет прошло с того дня, как Генрих сошел с ума. Аристократы устроили костюмированный бал, нарядились в разных исторических героев и поехали кататься на лошадях. Герой играл Генриха IV, лошадь под ним упала, он ударился головой и остался Генрихом IV навсегда. Но сегодня к Генриху едут гости. Психиатр задумал вылечить его от безумия странноватым способом. Ведь на портрете на самом деле изображена женщина в костюме Матильды Тосканской. Маркиза Матильда Спина, женщина, которую двадцать лет назад любил Генрих. Теперь у нее есть дочь, чрезвычайно на нее похожая. Доктор решил одеть в такой же костюм, что на портрете, саму маркизу и ее дочь Фриду. Увидев их, Генрих должен почувствовать смещение времени, и разница в восемьсот лет сократится в его голове до двадцати.
И вот у Генриха врач (С. Вещев), маркиза (О. Пашкова) и барон Тито Белькреди, в маркизу влюбленный (В. Петров). Сам Генрих появляется на сцене не сразу. Это ожидание готовит зрителя к тому, что появится нечто невероятное. И вот появляется... Актер. Актер с большой буквы. Вячеслав Езепов, исполнитель роли Генриха. Это вулкан спектакля, это горячая точка, это центр данной вселенной. Известная фразочка: труднее всего сыграть пьяных и сумасшедших. Но если бы Генрих был психом, все было бы куда проще. Граница между "нормальными" и "сумасшедшими" у Пиранделло особенно тонка.
Как это часто бывает, антракт становится водоразделом, после которого все меняется. В первом акте все простенько, понятненько, Езепов играет настоящего сумасшедшего, женщины ведут себя по-женски истерично и патетично, маски надеты, об их существовании зрители пока не догадываются. Зудит мелкий недостаток: актеры, не участвующие в разговоре, просто так стоят на сцене, непонятно для чего, действия для них не нашлось. Пиранделло не дал или постановщик не взял?
- Эту пьесу надо слушать, вслушиваться в нее, - утверждает Владимир Бейлис.
Некоторые актеры, кстати, и во втором актер остались в тени. Смысл существования Фриды, дочери маркизы, заключается в одной фразе: "Не смешите меня, иначе все лопнет!" Дело в том, что Фриде поджимает костюм Матильды Тосканской. А племянник Генриха и жених Фриды Карло несет исключительно информационно-связующую нагрузку. Отчего так? Вопросы к Пиранделло. Может, эти люди – тоже маски?
А второй акт дает понимающему зрителю пронзительные размышления, восторг от актерского величия Езепова и марево ассоциаций. Издалека Езепов похож на и гениального Басилашвили в лучших его театральных ролях, и на Любимова в фильме "Всего несколько слов в честь господина де Мольера". Здесь витают лучшие произведения мирового искусства, здесь всплески самых острых спектаклей Театра на Таганке советских времен. Почему?
- Сегодня лучше быть сумасшедшим, чем нормальным человеком.
- Сумасшедшие обладают счастьем, которое нам недоступно, - они не рассуждают!
- Все мы цепко держимся за придуманную нами маску.
- Эти люди каждую минуту требуют, чтобы другие были такими, как они хотят!
- Они верят тому, что говорят другие, и повинуются, и цепляются за то, что кажется истиной сегодня или покажется истиной завтра, хотя это противоречит тому, что казалось истиной вчера.
- Довериться кому-либо – это тоже безумие!
Все это фразы, которые Генрих бросает в зал, обусловлены конкретным действием, конкертной ситуацией, но звучат они монументально. И не только звучат – зрители их также и воспринимают – как сказанные не в XI и не в ХХ веке, а сегодня. Выясняется: Генрих-то никакой не психованный, его безумие давно прошло, но он решил остаться в этой удобной роли. И именно потому, что "сегодня лучше быть сумасшедшим". Зачем выходить на улицу, в мир реальности? Куда пойти? "В клуб?", спрашивает Генрих у зала - и знатоки московских ночных заведений застенчиво смеются.
А раскрыться Генрих решил потому, что "эти люди" вконец ему надоели. Бывшая дама сердца пришла к нему в дом со своим любовником Бароном, который когда-то и воткнул на костюмированном балу иглу в лошадь под Генрихом. На эксперимент с дамами в одинаковым платьях Генрих реагирует так: "Вы чуть-чуть не вернули тьму моему разуму". Эпизод на грани нервного срыва кончается убийством – и от режиссера требуется максимум умений, чтобы искушенный зритель на сцене убийства не рассмеялся. И это получилось – все простроено четко, от тональности актерских высказываний до мизансен. Удар шпагой в живот, Барон падает на ступени перед распятием, вопль маркизы из-за кулис дает понять, что все кончено. Игра довела до преступления.
Идея безумия – великая вещь. Тут и шекспировское шутовство, и Чацкий, и психологическая метафора. Ведь только сумасшедшему позволено говорить все, что он думает. Только сумасшедшего ничего не сдерживает. Только сумасшедший не носит масок.
