В 1995 году в этой бруклинской тюрьме под названием Metropolitan Detention Center ждал решения своей судьбы Вячеслав Иваньков — Япончик. Судьба сложилась печально: американские нары на много лет — за рэкет.
У Япончика с Павлом Бородиным общего немного — разве что судебный переводчик, экс-минчанин Валерий Щукин, озвучивавший тогда длинное проникновенное последнее слово Иванькова...
Только сейчас становятся достоянием гласности подробности задержания Бородина. В аэропорту Пал Палыча брали сотрудники ФБР, прекрасно владеющие русским. В острог его доставили на машине, зажатым между двумя крепкими оперативниками. И по прибытии в Metropolitan Detention Center присвоили номер — 010082М (такой же номер носит его дело в Бруклинском федеральном суде). А потом было, как водится, непременное снятие отпечатков пальцев и сдача на хранение денег, часов и прочих личных вещей. Япончик в этой ситуации, помнится, попытался сопротивляться унизительной по его понятиям процедуре, но его заставили “прокатать” пальчики силой.
На самом деле через эту бруклинскую тюрьму прошло немало бедового народа из бывшего Союза. Нелегалы отправлялись из нее на родину, “криминалы” — по этапу. Кому-то удалось “зацепиться” за Америку и доказать ее властям, что назад им никак нельзя.
Я разыскал парочку былых сидельцев, чтобы выяснить, как живется, на их взгляд, господину Бородину. Сверил их “показания” — и получилось, что...
Согласно сценарию, сразу по прибытии из аэропорта Бородина должны были пригласить в спецбокс, где, кем бы ты ни был, как на сеансе стриптиза, правда, без музыки, предлагают раздеться. А надзиратели прощупывают каждую шмотку.
Самое неприятное после всего этого — личный досмотр. Открываешь рот, вываливаешь язык и задираешь поочередно губы. Демонстрируешь надзирателю подмышки и ладони. А он приступает к осмотру твоей, извините, задницы. Упражнение физически простое, но морально препротивное: приседание с раздвиганием ягодиц руками. Одно радует: ощупывать задержанного закон не велит...
Языковой барьер преодолеть в бруклинском централе не составляет труда: “переводчиков” здесь хватает всегда. Не зря же эту тюрьму часто называют “русской”. К русским здесь отношение уважительное: народ они все больше образованный, ведут себя прилично и с местными беспредельщиками из латиносов дружбу не водят. То ли по причине гордости, а скорее — потому как знают: заложат мигом за понюх табаку. Ходит молва, будто тюрьма эта еще и изрядно “голубая”...
Кстати, если Пал Палыч засидится в ней в ожидании бумаг из Швейцарии, то его бесплатно, но в обязательном порядке будут обучать английскому языку.
…При входе в зал суда наручники в Америке снимают. Если, конечно, ты не отъявленный бандит. Пал Палычу дали возможность предстать перед судьей и зрителями в ладно сидящем синем костюме, а не в ситцевом тюремном комбинезоне оранжевого цвета и шаркающих мягких тапочках, принятых в штатовских СИЗО. Это говорит о том, что в обязательных тюремных правилах для него делают кое-какие поблажки и исключения.
Сидит он один в двухместной камере. Обычно длина ее — шага четыре, ширина — два-три. Койка Пал Палыча приварена к полу, матрац обернут в пластик. Есть у него подушка и две простыни, но нет пододеяльника: не положено. Унитаз в камере металлический, над ним — умывальник, как в пассажирском поезде Якутск—Москва (только гораздо чище). Быт арестанта озаряет яркая люминесцентная лампа, подвластная, как правило, надзирателю, который в Штатах носит высокое звание “маршала” — именно так зовутся вертухаи на американских зонах. Лампа вспыхивает резким светом этак в 6.30 или в 7.00. Но можно завязать глаза майкой или полотенцем и поспать еще. Здесь такая вольность позволительна.
Но бойся прозевать завтрак! Он скромен, но к такой скромности американцы привыкли и на воле: пакет молока, хлеб, иногда слегка поджаренный, хлопья или овсянка. Выносить продукты из столовой Пал Палыч не имеет права: при выходе из пищеблока могут и обыскать.
Обед в федеральных тюрьмах накрывают между 11.00 и 12.00. Ужин — около 17.00. Кормят, по воспоминаниям моих собеседников, вполне сносно, а Павел Павлович как диабетик имеет еще и право на доппаек — бутерброд и печенье: их выдают в лазарете перед сном, около 21 часа.
У Бородина, скорее всего, есть право на часовую прогулку. А уж ходил ли он в спортзал и библиотеку, можно будет узнать только при личной встрече. Попасть на рандеву в камеру Бородина желающих хватает — чаще других посещает высокопоставленного арестанта генконсул России в Нью-Йорке Павел Прокофьев. Кстати, с воли можно передать любые книжки, но только в мягком переплете. Еще Пал Палыч имеет полное право безнаказанно молиться любому богу, а при желании и исповедоваться. К тюремному психиатру знатоки ходить не советуют: каждую брошенную фразу тот обязан приобщить к твоему уголовному делу — служба у него такая.
У швейцарцев в запасе дней сорок, чтобы документально убедить американцев отдать им российского гражданина Бородина Павла Павловича. Прокурор Файерстоун попросил судью на этот срок не выпускать именитого узника на волю. А у нас времени — до четверга, когда судья Виктор Погорелски, которого здесь считают крепким профессионалом (он судил, к примеру, родные американские табачные компании “Филип Моррис” и “Рейнолдс” за контрабанду сигарет в Европу, в результате которой страны Евросоюза потеряли полтора миллиарда долларов), решит ржавый русский вопрос: оставлять Бородина в камере или можно отпустить под залог?
