— Девушка, вам мобильник не нужен? Дешево отдам, он все равно не работает, — улыбается мне невысокий крепкий мужичок в потрепанных джинсах, — я его сыну из Стамбула вез, да попользоваться не пришлось... Два дня он со мной на плоту по Черном морю болтался, вот и “полетел”.
Григорий Козов — один из пяти десятков человек, находившихся на борту “Памяти “Меркурия” в тот злополучный рейс 26 января. Гриша — челнок со стажем, за товаром в Турцию мотается регулярно: всех членов экипажа и пассажиров затонувшего судна — таких же, как и он, торговцев — знал наперечет. О случившемся в море эти люди вспоминают несколько сумбурно. Сказывается, наверное, пережитый стресс.
— Удар, посуда с полок полетела. Я даже кофе не успел допить, — делится Григорий Козов, — ну я “Титаник” смотрел, понял, что пора сматываться. Свет погас, на уровне борта ледяная вода плещется, а рядом со мной какая-то бабулька свои мешки спасает. Я сам спасательный жилет чуть ли не на голое тело нацепил.
По рассказам членов экипажа, катастрофа произошла во время ужина, без десяти семь вечера. Судно находилось в пути около 18 часов.
— Из Стамбула мы вышли в 0.30 ночи, точно по графику, — говорит Владимир Кашуба, навигационный помощник, — четыре года туда плаваем, никаких аварий. Я не знаю, что могло случиться с кораблем. Версий много, но вряд ли он затонул из-за перегруза, иной раз больше товара перевозили.
В 1995 году после раздела Черноморского флота этот корабль достался Украине — но та не могла его достойно содержать, вот и продала вместе со многими другими в частные руки. “Память “Меркурия” числился за симферопольской фирмой “Алан”, постоянно ходил в коммерческие рейсы в Турцию. У хозяина корабля даже времени капитально отремонтировать его не было.
У капитана Леонида Пономаренко в запасе оказалось всего 7 минут, чтобы попытаться спасти судно. Экипаж, выравнивая крен, накачивал в цистерны воду. Но корабль шел ко дну.
— Мы отбивали “SOS” — международный сигнал бедствия. Но нас не услышали — у наших украинских спасательных служб давно все приборы на последнем издыхании.
Из 4 надувных плотов, находившихся на борту, на воду удалось спустить лишь три. Не смогли воспользовались и шлюпкой — ее залила вода.
— Я был на первом плоту. Ребята освещали дорогу фонариками, — вспоминает Александр Назаров, моторист, — у нас паники никакой не было, все действовали слаженно.
Морская вода фосфоресцировала в темноте. Их крошечный плот находился как раз на середине дороги из Стамбула в Евпаторию — 120 миль до турецкого берега и приблизительно столько же до нашего. Вода в море около 7 градусов тепла. Температура воздуха — чуть больше нуля.
— Самое страшное для нас было погибнуть от переохлаждения, — убежден Игорь Грант, корабельный врач, — на других плотах многие умерли именно от холода. У нас выжили все. Мы не позволяли себе отчаиваться, постоянно откачивали воду. Мы разулись и бросили обувь в море. Босиком ходить по плоту было гораздо легче, ноги не подворачивались. Слава Богу, у нас себе никто ничего не сломал — это была бы верная смерть.
Запасов еды и питья им хватило бы минимум на неделю. Каждое утро терпящие бедствие делили скудный паек — порцию галет и банку с консервированной пресной водой на каждого. Штормило. Люди на плоту промокли насквозь. Морская соль разъедала кожу. Хуже всего пришлось четырем женщинам. Например, у пассажирки Оксаны Родионовой оказалось разорвано легкое, плохо работали почки.
— Нам надо было продержаться всего два-три дня. Мы знали, что корабли в этом районе ходят регулярно. Пока тикали часы, каждый час сверяли время и смотрели на горизонт.
Район бедствия бороздили сразу пять кораблей-спасателей. Российские спасательные буксиры “Шахтер” и “СБ-36” находились в полной боевой готовности. Но украинцы от предложенной помощи вежливо отказались — мол, справимся своими силами. Попросили только наш вертолет полетать над местом трагедии. Он мог понадобиться для перевозки трупов...
...Их нашли 28 января, в девять часов вечера, когда надежда на благополучное спасение почти растаяла.
— Мы увидели вдалеке огни большого корабля и пустили вверх сигнальную ракету — нашу последнюю ракету. Через полчаса нас подняли на борт теплохода “Герои Севастополя”, дали теплую одежду, еду.
Чуть позже теплоход “Валерий Лебедев” подобрал оставшихся в живых на других плотах. В числе спасенных ими был и гражданин России, матрос Геннадий Лаптев.
— А разве Генка другого гражданства, не такого же, как и мы? — искренне удивились его коллеги.
Судьба второй россиянки, пассажирки “Памяти “Меркурия” Ирины Анисимовой, до сих пор не ясна. Она, как и другие пять человек, пока числится пропавшей без вести.
“Состояние всех спасенных на сегодняшний момент средней тяжести. Но их жизням ничего не угрожает”, — прокомментировал ситуацию Анатолий Токарев, глава севастопольского здравоохранения. Большинство “героев” уже через пару дней собираются выписаться из первой городской больницы на волю. Лечение здесь платное и очень дорогое. А удобств маловато — даже света в палате нет, лампочка перегорела. Спасенных разместили на седьмом этаже терапевтического отделения. На прикроватной тумбочке у них лежит “МК” — как выяснилось, любимая газета моряков.
Пока непонятно, кто будет отвечать за эту аварию и станут ли выплачиваться компенсации за принесенный ущерб выжившим людям.
— Может, хозяин и оплатит больничный лист. Мы на эти деньги хоть одежду себе новую купим. Наши вещи вместе со всеми документами утонули, — вздыхают мужики, — ничего — отлежимся, отоспимся и снова в море выйдем.
Челнок Гриша Козов тоже долго отдыхать не намерен.
— Мало ли, что наш корабль потонул, — усмехается он, поигрывая сломанным телефоном, — мне через неделю снова в Турцию нужно ехать за товаром. Кушать-то хочется...
