Москва без нищих что коммуналка без тараканов. Нищие промышляют везде — на улицах, вокзалах, в метро. Но это, по меркам самих же попрошаек, непрестижно и ненадежно. Клянчить деньги у храмов — вот высший нищенский шик.
По данным милиции, в Москве сейчас около 30 тысяч попрошаек. У церквей стоит примерно десятая часть. “Аристократия” нищенства владеет своим ремеслом блестяще. У каждого церковного попрошайки — свой клочок земли и свои методы изъятия денег у населения.
При каждой церкви есть свои нищенские “авторитеты”. Они обычно приходят на рабочее место к началу службы. Пока их нет, деньги зашибают попрошайки рангом пониже. Такие, как моя собеседница — огромных размеров тетенька, с которой мы познакомились у ворот храма Всех Святых на “Соколе”. Однако стоит появиться “авторитетам” — тетеньку и ей подобных “любителей” как ветром сдувает: за пользование папертью околоцерковная мафия наказывает жестоко. Кстати, выражение “стоять на паперти” в буквальном смысле устарело. Батюшки на территорию храма попрошаек не пускают. Потому они облюбовали себе места у ворот. Тетенька рассказывает, что у “Сокола” заправляют пятеро матерых бомжей. Они снимают квартиру в Подмосковье.
— У меня высшее экономическое образование, а приходится стоять тут. Да еще бороться за каждую копейку, — жалуется “любительница”.
— Вам много подают?
— Мне — нет. А мафии — хорошо: они в рванье, рожи, как у прокаженных.
Минут через сорок к воротам действительно подваливают первые мафиози: бородатый мужик с подругой. Оба на костылях. Завидя обидчиков, тетенька подхватывает сумку и будто проваливается под землю. А парочка располагается у забора и поглядывает в мою сторону.
— Я Вова, — наконец хмуро говорит бородач. — А ты кто?
— А я хочу постоять рядом с вами. Можно?
— Нет! — кричит Вовина подружка. — Че с нами стоять?
— Постоять можно, — великодушно разрешает Вова. — Монеты собирать нельзя.
Вскоре начинает подтягиваться остальная церковная нищета. Они косятся на меня, но помалкивают. Видно, бородач здесь за главного. Этакий “принц нищих”.
— Давай по рюмашке, — говорит он своим дружкам.
Оставив на воротах самую колоритную попрошайку, четверка отходит в сторону. “Рюмашкой” оказывается граненый стакан, поллитровка опорожняется в считанные секунды. Ни один нищий не сможет “работать”, не опрокидывая стакан хотя бы раз в час. Зимой количество выпитого и частота приема увеличиваются пропорционально морозу.
До революции покровителями московских нищих были полицейские. Они вовсю использовали попрошаек в качестве агентов и осведомителей. Нынешние милиционеры тоже не брезгуют привлекать нищету к работе. Например, местное отделение любит, чтобы попрошайки убирали милицейский двор. Осенью надо опавшие листья с окурками собрать, зимой — дорожки от снега очистить. За это менты “своих” нищих не обижают и даже отстаивают их права.
— Недавно я заболел, а вместо себя послал сына, — вспоминает Вовин коллега. — Так милиционеры — они ж не знали, что это мой сын, — его прогнали. Чужакам, говорят, здесь не место.
...Восемь часов вечера. Конец рабочей смены. Вова берет костыли под мышку и вместе с подругой шагает к магазину у метро. Сладкая парочка затаривается колбасой, тушенкой, бананами и поллитровками...
Старушки, кучкующиеся неподалеку от храма в честь иконы Божией Матери “Всех Скорбящих Радость” у метро “Третьяковская”, выходят на промысел строго по утрам, до одиннадцати часов. Потом заявляется крутая на расправу местная мафия — четверо мужиков-бомжей с коллегами женского пола.
— Бьют они нас, — жалуется одна старуха. — Моя соседка, которая тут стояла, после удара костылем попала в больницу. Больше носу сюда не кажет.
После одиннадцати подхожу к дамочке в заскорузлом пальто, расположившейся у входа. Запах перегара от нее ароматизирует всю округу. Холодно, и дамочке, видно, хочется поболтать. Говорит, что пятнадцать лет была стюардессой, потом перенесла четыре операции на желудке, и теперь никуда не берут “из-за плохих медицинских показателей”. Приходится побираться.
— Не верьте ей, — говорит мужичок с подбитым глазом. — Небось наплела, что стюардессой работала? Да из нее стюардесса, как из меня половой гигант.
— Зато у меня две квартиры, — “мстит” ему дамочка. — Одна недалеко отсюда. И еще дом в Калужской области, от мамы остался. А эти дураки, — она показывает на мужика, — попродавали свои квартиры за бутылку водки. А теперь клеятся ко мне — переночевать и вообще... Но я женщина разборчивая.
Дамочка достает из кармана зеркальце, поправляет прическу, расстегивает на пальто верхнюю пуговицу и объясняет:
— Надо хорошо выглядеть. Бывает, приглянешься кому-нибудь — сразу на бутылку дадут.
Но желающих одарить нищих с барского плеча — чтоб “сразу на бутылку” — немного. А вот монетки текут рекой. С мелочью много возни, поэтому каждый нищий-профессионал имеет блат в аптеках и булочных. Во времена царя Гороха самые “продвинутые” попрошайки протягивали для подаяния обе руки — двурушничали. Остальная нищета двурушникам тайно завидовала и частенько бивала. Теперь двурушники исчезли как класс: “калеки” у одной церкви работают в общий котел — в конце “смены” деньги делятся поровну. Вопреки общепринятому мнению, в обычные дни нищие имеют не меньше, чем в церковные праздники. Профессиональному попрошайке даже легче раскрутить одиноко бредущего прихожанина, чем человека из праздничной толпы. А на Рождество и Пасху у попрошаек вообще простой: церкви активно посещают иностранцы, и милиция расчищает им “дорогу к храму”.
Все остальные дни бродяги вольны зарабатывать сколько угодно. Были бы костыли да одежда погрязней.
— Люди почитают нас почти за святых, — ржет околоцерковная братия. — Бывает, валяешься пьяный вусмерть, руку выставишь — все равно подают.
— И сколько вы зарабатываете?
— Ну, считай, — приободряются попрошайки. — Всемером мы имеем полторы-две тысячи в день.
А теперь помножим ежедневный доход церковных нищих на их количество. И получим фантастическую цифру: ежедневно москвичи пополняют общую копилку “сирых и убогих” примерно на 20 тысяч баксов. Особой популярностью у нищих пользуются храмы в центре города и рядом со станциями метро. Здесь “калекам”, страдающим алкоголизмом, удается выклянчить деньги не только у прихожан и венчающихся, но и у случайных прохожих. Многие из которых искренне верят, что их подаяние спасет “калеку” от голодной смерти.
