Композитор Ким Брейтбург занят нынче активным поп-сочинительством. А раньше был сущим рок-героем. Солировал и сочинял в легендарном арт-роковом составе 80-х “Диалог”. Потом на волне перестройки “Диалог” рванул за бугор и несколько лет удачно использовал в корыстных интересах повальную моду на все русское в Западной Европе. Пел и услаждал слух немцев, шведов, итальянцев, пока “совок” не рухнул, а Горби со всем своим вселенским обожанием не растворился в политическом небытие. Вместе с историческими катаклизмами потух и интерес к советскому року на Западе. “Диалог” вернулся и нашел совсем другую страну. Растерялся и распался.
Ким долго пребывал в таком же, как Горби, небытие. Потом неожиданно воспрял, но уже в ином качестве: успешного хитмейкера в поп-мире. Самый громкий скандал сопровождал его “Голубую луну”. Песенка изначальна сочинялась для Николая Трубача совместными усилиями: Ким заведовал музыкальной, а Трубач, стало быть, поэтической частью. Но был у композитора давний друг Евгений Фридлянд, продюсер по жизни, занявшийся к тому времени Борисом Моисеевым. Он и предложил такой вот парадоксальный дуэтец — случайно и спонтанно. В шоу-бизнесе такое случается часто. Выкрутас удался. Страна получила в итоге вместо слезливой романтической баллады гей-гимн и десятки анекдотов, а степень раскрутки зашкалила самые рекордные показатели. Репертуар же Бориса Моисеева с тех пор значительно обновился и украсился благодаря Кимову перу.
Ныне г-да Брейтбург и Фридлянд представляют собой вполне успешный авторско-продюсерский тандем. Они по-прежнему рулят творческой траекторией Николая Трубача и продуктивно адаптируют фирменный соул к потребностям певучей русской души посредством группы “Премьер-Министр”. Работой К.Брейтбурга заинтересовались и другие поп-звезды — как начинающие, так и очень именитые.
“ЗД” встретилась с Кимом Брейтбургом и предложила вначале покопаться, так сказать, в старом рок-н-ролльном бельишке. Было, правда, опасение, что сия тема омрачит чело г-на Брейтбурга, навеет, понимаешь, сентиментальную слезливость и тотальную грусть. Но вроде обошлось. Чего, действительно, убиваться? Что было, то прошло. Жизнь продолжается, и к тому же вполне позитивно. Надо лишь не забывать прошлое, потому как в нем часто сокрыты мудрые ответы на сегодняшние вопросы.
* История “Диалога” закончилась где-то в 91-м году, — начал рассказ г-н Брейтбург. — Мы только что вернулись с Запада. У нас прошли юбилейные концерты — тур с пластинкой “Посредине мира”, и мы решили, что это — точка. Мы были сыты по горло гастролями.
* Что, тур провалился, зрителей не собрал?
* Нет, не провалился. Просто в какой-то момент я не мог понять: куда девалась наша публика? То есть люди в залах были. Но я видел по отдаче, по глазам, по настроению, даже по характеру шума в зале: что-то уже не то. Уже неинтересно. Мы напрягались. Люди со своей стороны тоже напрягались. Я никогда не был склонен считать публику дурой. Просто мы попали в полосу непонимания. Начались проблемы с тем, что мы пытались играть музыку серьезную, а в это время — к началу 90-х — она начала терять остроту, актуальность. Это было время “Миражей” и “Ласковых маев”. Наступила не то что депрессия, а некое разочарование.
* А вот “Машина времени” не разочаровалась, не растерялась...
* С “Машиной” другая история немножко. Они решили вопреки всему просто зафиксировать свое существование на сцене. Они до сих пор выступают и успешно работают. Но мне было не интересно так.
* Так — это как?
* Разбавлять старые хиты небольшими порциями новых песен. В принципе нисколько не худших, чем старые. Но было одно “но”. Раньше, скажем, “Марионетки” были песней социального протеста. В ней был глубокий подтекст по отношению к среде и системе, в которой мы все находились. Сейчас эта песня, я думаю, совсем не так воспринимается молодыми людьми, как в то время...
* В общем, вы лишились трибуны, а мысль стать участником сугубо развлекательного процесса казалась противной?
— Да, было такое. У “Диалога” была своя история. Я не хотел ее портить, ломать. Осталось все-таки огромное количество фэнов, которые в нас верили и приходили на наши концерты, чтобы понять, что они не одиноки в своем, скажем, мироощущении.
* На последнем этапе истории “Диалога” к вам пришли ведь братья Меладзе. Валера солировал на последней пластинке и в последнем туре, а Костя “рулил” за клавишами и был сам себе неплохой композитор — вон сколько для братца накропал шедеврального! Не стоило ли все это поставить на службу собственным интересам и немного трансформировать лицо группы?..
* Было такое искушение. Мы же играли его (К.Меладзе. — Прим. “ЗД”) песни. Записывали. Они были более свежими по сравнению с классическим репертуаром “Диалога”. Мы тяготели более к арт-роковой эстетике, они — к неоромантике: “А-Hа”, “Duran Duran”... Эта эстетика была достаточно интересная, чтобы ею заниматься, и для группы это был бы сравнительно плавный переход. Все-таки не “Modern Talking”... Я и думал, что мы сможем перетечь из одного состояния в другое. Не получилось. Братья поняли, что нужно ближе быть к народу, и песни должны быть более простыми. С чем были не согласны мои музыканты. В конечном счете братья Меладзе сделали правильный вывод: решили прорываться самостоятельно. С нами они набрались опыта. Это была не моя музыка, но я с ними кропотливо сидел в студии, мы писали бэки, гитары, все эти подпевки и саунд искали вместе. Мы сделали эти записи: “Не тревожь мне душу, скрипка”, “Лимбо”... Они же все и вышли на первой пластинке у Валеры, которая принесла ему грандиозный успех.
* Но в итоге ты все-таки вляпался а “развлекуху” по самые уши. Дописался, понимаешь, до “Голубой луны” — совсем даже не “A-Ha” c “Duran Duran”... Что побудило так круто поступиться принципами? Финансы-романсы? Или мироощущение, о котором мы с таким придыханием сейчас говорили, все-таки изменилось?
* Во-первых, я люблю просто музыку. Я люблю сочинять, оркестровать. Поэтому какой смысл сидеть сиднем и ждать, когда состаришься?.. Я в общем-то и раньше писал песни. Просто в “Диалоге” это было не главное, но тоже были хиты: “Заяц в облаках”, “Квадратный человек”, были “Гренландия” и “Верблюд”, если помнишь, — просто песни, а не какая-то серьезная музыка. Поэтому сказать, что я вообще никогда не писал поп-песен, тоже нельзя. В итоге я принял решение писать поп-музыку, но оставил абсолютно непорочной собственно историю “Диалога”. Думаю, что поступил честно во всех смыслах. Потом появился Коля Трубач, за которым я долго наблюдал — еще со времен работы в Николаеве. Он часто приезжал к нам в студию и записывал какие-то вещи, когда учился в музыкальном училище. Он послужил как бы причиной моего возвращения к активному творчеству. Мне пришлось его растить и холить...
* Но все-таки подлинным змеем-искусителем, черным как бы ангелом, который и заставил тебя окончательно трансформироваться из рок-мессии в поп-композитора, стал все-таки Евгений Фридлянд, не так ли?
* Дело не в этом. Никто меня не заставлял. Такого и быть не могло. Я достаточно самостоятельный. Меня фиг заставишь делать то, чего я не хочу... Мы с Женей давно знакомы, лет двенадцать, мы друзья. Просто он оказался как раз в поп-тусовке. Поэтому так и получилось, что вначале и Меладзе, и Трубач к нему попали. Соответственно я через Женю оказался не в рок-среде, а в поп-среде. Случайность? Судьба? Кто его знает... В свое время я ему помог сюда приехать, со многими познакомил, а впоследствии он мне как бы вернул то, что я сделал для него.
* Но существует и другой пласт музыки, тебе, как представляется, гораздо более близкий, — роковый...
* Мне не все нравится, что происходит в современной, как сейчас говорят, рок-тусовке. Раньше бы я сказал — в рок-движении. Хотя я очень уважаю отдельные и лучшие ее проявления в лице, например, Земфиры. Мне интересно было бы сделать некую крупную форму, в которой я поднаторел достаточно за эти годы. У меня четыре сюиты, рок-оперу я написал в 79-м году. В Москве мы ее, правда, не показывали, но на Украине она прошла успешно. Хотел бы написать или музыкальный спектакль, или мюзикл. Понимаю, конечно, что времена “Yes”, “Genesis” или “Pink Floyd” миновали. Да и очень трудно профинансировать такой проект.
* Зато пришло время “Премьер-Министра”... В “Диалоге”, скажем, ты не просто сочинял, но и рулил музыкальной политикой. Сейчас, наверное, уже не так?
* Во многих случаях я прислушиваюсь к тому, что говорит Женя Фридлянд, и делаю выводы, хотя мы часто и спорим, и даже ссоримся. Он не музыкант. Но в этом и плюс. Потому что многое он воспринимает свежим взглядом. Конечно, мы прогнозируем многие вещи. Например, с “Премьер-Министром” мы двигаемся в направлении, которое оказалось верным. Ими заинтересовалась публика уже более взрослая, чем просто тинейджеры или дети. Я отчетливо понимаю, что сейчас мы занимаемся шоу-бизнесом. В отношении одних проектов — “Премьер-Министра”, например, или Коли Трубача — мы с Женей являемся компаньонами. Мы советуемся. Потом, я пишу не только для его проектов. Я написал песни для Киркорова (“Килиманджаро”), Жасмин (“Лели-лели”), Натальи Примы, интересной начинающей певицы...
* Признайся, в стародавние светло-роковые времена многое могло присниться, наверное, только в кошмарном сне?
*Многие вещи многим музыкантам могли тогда присниться в кошмарном сне. Например, Андрею Макаревичу — то, что он будет вести на телевидении программу о вкусной и здоровой пище...
* Да, действительно все относительно и философски неоднозначно в этом мире... Спасибо за интервью!
