Ученые одного НИИ выставили недавно счет своему руководству на 1,5 тысячи долларов за услуги... ясновидящих. И счет был оплачен. А что оставалось делать?
Вот уже три месяца все сотрудники Сергиево-Посадского НИИ резиновой промышленности сообща, как одна семья, ищут своего генерального директора. Но — безуспешно...
41-летний Владимир Антонов вышел из дома вечером 18 января. Он собрался к массажисту, у которого лечился от радикулита. Однако у врача так и не появился. Машина Антонова осталась стоять на автостоянке, а ее хозяин как в воду канул: ни живым, ни мертвым его с тех пор никто не видел.
Можно сказать, что родным и близким Антонова повезло. Уголовное дело возбудили — редчайший случай! — по факту убийства, а не исчезновения. Обычно ведь как? Нету тела — нету дела.
Да толку-то от такого везения...С верой в чудоНаучный сотрудник Наталья Полякова:
— Мы сразу начали искать Антонова сами, всем институтом. Времени терять было нельзя: вдруг он где-нибудь умирает?! А милиции было глубоко на все наплевать...
Коллектив разбился на бригады. Одни обшаривали подвалы в районе Ново-Угличского шоссе, где жил Антонов, опрашивали соседей: вдруг случайно слышали крики? Другие рыскали по ближним деревням и пустующим дачным поселкам, предупреждали лесников и егерей. Разъезжали на электричках, выходя на каждой станции; побывали даже в соседней, Владимирской области. Третьи обзванивали больницы и морги, расклеивали листовки с цветным портретом директора в автобусах. Их стараниями объявления о розыске прошли по телевидению и в местных газетах. Было назначено вознаграждение. И тогда мобильник Полины Таскаевой, которая сменила пропавшего начальника, по ночам одолевали пьяные голоса: мол, знаем, в Москве ваш пропащий, спрятан на такой-то квартире... Или, допустим, в Мытищах.
Но всякий раз это оказывалось неправдой.
А сама Таскаева, чтобы не дать спустить дело на тормозах, тормошила милицию и прокуратуру по нескольку раз в день. Теперь, через три месяца, звонит реже. Институтские дамы признались мне, что до сих пор видят своего руководителя во сне и верят в чудо: а вдруг жив?!
— Похищения случаются в Москве, в других крупных городах, где делят большие “бабки”. Но чтобы в нашем институтском поселке... Да что с нас взять? Каучук да сажа... — так рассуждают они.
Но смертельные бои акционеров из-за собственности идут не только вокруг НТВ. Хотя, конечно, отличаются масштабами и стоимостью объектов дележки, а также размером профита, который получит победитель.Гадости разного калибраПопулярность мягкого и ровного в общении Антонова достигла в институте таких высот еще и потому, что на своем посту он сменил человека, которого здесь — честное слово, я не преувеличиваю! — все считают средоточием земного зла.
Прежний гендиректор Владимир Шварц тоже работал в НИИ с институтской скамьи. Но если об Антонове рассказывают, что был он “образцом русского интеллигента”, “добр, доверчив и любил животных”, то о Шварце вспоминают только гадости.
Мелкие. Например, как еще в начале 80-х горком комсомола вынес ему строгий выговор за хищение имущества в пионерском лагере. Или как его старший сын не оплатил взятую на реализацию партию приводных ремней.
Средние. В начале 90-х, в самые тяжелые времена, когда оборонные заказы почили в бозе и пошли вынужденные сокращения целых лабораторий, директор затеял никому не нужную стройку в лесу. Гараж-ангар типа “сэндвич” строился 5 лет и обошелся НИИ чуть ли не в миллион долларов при красной его цене в 200—300 тысяч. Сколько денег “очистилось” в результате того смелого хозяйственного эксперимента, в коллективе гадают до сих пор.
И, наконец, гадости самые крупные. Оказалось, что Шварц втихомолку готовил крайне невыгодный контракт о создании совместного предприятия с датской фирмой. Три четверти акций СП отходило датчанам. В СП передавалась примерно половина производственной базы института, а также все права на ноу-хау по прибыльному производству ремней. Остальным подразделениям НИИ доставались одни долги.
Вкладом датской стороны были инвестиции и оборудование. Переговоры уже подходили к концу, когда датчане прислали перечень этого самого оборудования. Прочитав список, все члены совета директоров схватились за головы: 9 из 11 единиц предлагаемой техники находились в неработоспособном состоянии. Некоторым прессам уже стукнуло... полвека! Впрочем, даже самые новые были изготовлены 15 лет назад.
Владислав Меняк, начальник отдела маркетинга:
— Это были жесткие, даже кабальные условия. А Антонов поставил им шлагбаум: он числился тогда председателем совета директоров.
Вячеслав Сигалев, акционер:
— Если бы Шварц успел подписать договор — институт был бы обречен. Спасибо, совет директоров разобрался что к чему. Но Шварц-то рассчитывал возглавить это прибыльное СП! А он такой человек... мстительный...
Полина Таскаева, нынешний и.о. гендиректора:
— Когда задевали его интересы, Шварц от злости становился невменяемым. Однажды был случай — у нас на проходной прижились дворовые собаки. Шварц узнал, что Антонов по выходным ездит их подкармливать. Позвонил ему: “Ну как, Володя, ты этих собачек кормишь?..” (конфликт уже разгорелся, но внешне у них еще сохранялись приличные отношения). А через день приехала специальная служба и поубивала дворняжек. Антонов был потрясен. Все поняли это как знак: мол, ты здесь никто, а я что захочу, то и сделаю.Уволен ради спокойствияПосле эпопеи с датчанами совет директоров решил снять руководителя, едва не погубившего институт. Его увольняли полгода.
Шварц бился, как Шварценеггер: размахивая больничными листами, ссылался на тяжкую болезнь, из-за которой не может отдавать отчет своим действиям, восстанавливался через суд... Кончилось тем, что ему выплатили компенсацию в 50 тысяч рублей с ехидной формулировкой: “ради спокойствия работы предприятия”.
Генеральным директором назначили Антонова.
Вячеслав Сигалев:
— В ночь перед голосованием совета директоров, на котором должна была решиться судьба Шварца, тот приехал к главному инженеру. Долго стращал, чтобы Щепотьев отказался голосовать: “Будешь нормально жить... А с советом я разберусь — и начну с Антонова! У меня все схвачено и в правоохранительных органах, и с бандитами: сам Дрозд (местный “авторитет”) мне приятель”.
Полина Таскаева:
— В самых разных инстанциях мне напрямую говорили, что Шварц — уважаемый гражданин, которого надо оставить в покое. Аналогичное массированное давление испытывал и Антонов.
После увольнения у Шварца появилась главная цель — вернуться. Последнее по счету заседание областного суда по его апелляции состоялось всего за две недели до исчезновения Антонова. В это время против отставного руководителя уже было возбуждено уголовное дело о хищении из НИИ. На некоторое время его даже арестовали, но затем выпустили под залог.
Многие помнят, как жена Шварца, тоже сотрудница НИИ, встречая нового генерального в коридоре, шипела ему в лицо: “Мы тебя уничтожим... Мы с тобой разберемся!” Но было бы удивительно, если бы в “резиновых битвах” новый начальник нажил себе только одного врага.Троянская лампаНепримечательный молодой человек по фамилии Попов появился в институте в начале 90-х. Его привел Шварц, поставил на реализацию ходовой продукции, выпускаемой цехами НИИ. Сотрудничество оказалось обоюдовыгодным. Сергей Попов зарегистрировал в Москве фирму с названием, близким к названию НИИ (разница только в одной букве), разместил ее на подъезде к институту и занялся перепродажей резинотехнических изделий, а также активной скупкой акций института.
После снятия Шварца акционер Попов пришел на предприятие и потребовал, чтобы его назначили заместителем директора по сбыту. Но получил резкий отказ Антонова.
И тут началась целая череда странных событий. Представители пожарной охраны вдруг настоятельно порекомендовали заменить пожарную сигнализацию. Рекомендацию НИИ выполнил, а спустя некоторое время его сотрудники обнаружили в свежеустановленных противопожарных датчиках подслушивающие устройства. По мнению специалистов ФСБ, устройства, найденные в стенах бывшего “почтового ящика”, имели неплохие технические характеристики, хотя и не были связаны с деятельностью иностранных разведок. “Жучки” нашли в кабинетах Антонова и Таскаевой. Плюс еще один — в премилой настольной лампе, которую дама получила в подарок... от Попова.
Полина Таскаева:
— 8 марта ко мне в кабинет неожиданно пришли Попов и его компаньон Горобец. Сказали что-то типа: хватит ссориться, давайте жить дружно, поздравляем с Женским днем... Оставили цветы, коробку конфет и эту лампу.“Я тебя урою!”В феврале прошлого года Попов и Горобец поздно вечером вызвали Антонова из дому и предложили сесть к ним в машину. “Зря ты нас не слушаешь, — проникновенно начали они. — Мы должны быть на предприятии, должны контролировать весь сбыт. А иначе... Видишь, на сиденье лежит бейсбольная бита? Мы ею одного придурка уже забили. Он нам деньги задолжал. Мы год его искали, нашли и замочили”.
Так на следующий день порядком перепуганный Антонов пересказал членам совета директоров эту “воспитательную” беседу, длившуюся больше часа.
Джульетта Плаксина, замначальника производственного отдела:
— Попов мне тоже говорил: “Урою!..” А я отвечала: “Ты меня убьешь, Таскаеву, главного инженера — но института все равно не получишь!” Мы все как одна семья на этот институт горбатились! Спасибо сотрудникам, которые в тяжелое время не продали Попову своих акций. Но теперь мы все под ударом. А больше всего за нынешнего гендиректора, за Полину, волнуемся. Вечерами звоним обязательно: все ли нормально?
— Попов вполне достоин Шварца: у него нет ограничителей в голове... Кто-то приехал к нему на переговоры на хорошей “Ауди”. Переговоры не заладились. Так Попов рассвирепел, схватил лопату и стал крушить машину... Избил собственную бухгалтершу за то, что в срок не сдала документы, — возбужденно рассказывают в институте.
Удивительно, но последний, о ком Антонов вспомнил 18 января — в вечер исчезновения, — был акционер Попов.
Людмила Антонова, жена:
— Мы очень коротко поговорили — я прибежала из аптеки, а муж уже обувался, чтобы идти на массаж. Сказал только, что сегодня звонил Попов и опять угрожал. Он добивался с мужем встречи, а Володя велел секретарше с Поповым не соединять...
22 января, почти сразу после пропажи гендиректора, Попов срочно залег в больницу. Выписался только через месяц, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. По крайней мере, в НИИ он больше не приходит и ничего не требует.Черные меткиО том, что кто-то вынес ему приговор, Владимир Антонов узнал еще до своего назначения на должность генерального директора.
Из заявления, направленного Антоновым в правоохранительные органы: “Мне передали, что некой неформальной группировке поступила просьба “разобраться” со мной, но они отказались от исполнения...”
Дело было так. В январе прошлого года к Антонову подошли “северские” (члены группировки, названной по одному из районов Сергиева Посада — поселку Северный). Гендиректора предупредили, что группировка получила заказ организовать его похищение. Но от заказа решено отказаться: мол, ты, Антонов, парень неплохой, мы тебя знаем. Однако будь поосторожнее.
Под таким колоссальным гнетом “неплохой парень” жил целый год — не спал ночами. С коллегами, конечно, делился, а жену старался не волновать. НИИ расположен за городской чертой, в поселке. В одном месте к дороге вплотную подступает лес. Так Антонов каждый раз разгонялся на своей машине и проскакивал этот 3-километровый отрезок на скорости в 120 км. Кто-то убедил его, что на такой скорости пуля не подцепит.
В конце зимы последовало очередное предупреждение. Из окон главного институтского корпуса хорошо видна автостоянка. С утра на ней всегда толчея: машины приезжают и уезжают. В тот день многие обратили внимание на самосвал “ЗИЛ”, который с работающим движком почему-то долго стоял чуть поодаль.
А как освободился проезд к антоновскому темно-синему “Опелю”, “ЗИЛ” газанул и... вкатился прямиком в директорскую машину. Смял капот в лепешку, остановился, водитель выскочил из кабины и припустил в сторону ближнего леска. Позже выяснилось, откуда взялся “ЗИЛ”, — накануне его угнали из “Сельхозтехники”.
Третью и последнюю “метку” гендиректор получил 18 марта прошлого года.
Людмила Антонова:
— Наш 18-летний сын вел себя всегда прилично, ни с кем не задирался. На дискотеке вышел на крыльцо — его отозвали в сторонку и молча набросились. Человек 10—15 били. Сын вернулся домой с головой, распухшей, как футбольный мяч: ухо не слышало, нос сломан... Долго лежал в больнице по поводу почек. Я от потрясения тогда тоже сильно заболела.Крик о помощиВ начале июля Антонов настолько устал от потока угроз, что передал официальные заявления во все возможные органы — городскому прокурору, начальникам УВД и УФСБ, — где прямо назвал фамилию человека, которого он боится: Шварц.
“Считаю необходимым проинформировать вас. В ноябре 1999 г. совет директоров назначил меня генеральным директором, освободив от этой должности Шварца В.В. Процесс смены власти усилиями Шварца вышел за рамки правового поля. На членов совета и на меня оказывалось массированное давление с использованием как легитимных, так и нелегитимных методов и средств.
В июне меня опять проинформировали, что “по городу ходят тревожные слухи о моей дальнейшей судьбе...” и что за этим стоит все тот же человек.
Предшествующие события, а также то, что супруга г-на Шварца неоднократно озвучивала угрозы в адрес моих коллег по работе, не настраивают на оптимистичный лад. Тревога за семью и собственную жизнь обоснованно присутствует”.
Отчаянная бумага сочинялась зря. Судьба обреченного директора не встревожила адресатов-правоохранителей. “Никаких проверок, бесед, в том числе ни со Шварцем, ни с Поповым, не было”, — уверяют соратники.
А потом Антонов исчез. Всю первую неделю правоохранительные органы даже не приступали к его поискам.Баллада о застенчивом прокурореНа встречу с прокурором Сергиева Посада Арнольдом Лесневским я примчалась точно к 15.00, как было условлено. Полтора часа мы с и.о. гендиректора НИИ Полиной Таскаевой кантовались в предбаннике прокуратуры, наблюдая, как опера водят мимо уголовников. Чуть-чуть потрепались с прокурорским помощником (“Какие есть версии?” — “Разные”. — “Подозреваете кого-нибудь?” — “Не скажу”). Потом по коридору прогулялся импозантный мужчина в отличном сером костюме. Он искоса поглядел на меня — наши взгляды встретились. Прокурор (а это был именно он) развернулся и ушел к себе.
Наконец милиционер на входе мне передал:
— Простите, но прокурор сказал, что следствие идет активно, а встречаться с корреспондентом необходимости нет.
Смотрите, что получается. Целый год человек жил под страхом смерти. Ему угрожали нагло, открыто, цинично, время от времени подтверждая слова действиями. Кого это волновало? Только родных и коллег.
Полгода назад этот человек обратился за помощью. Не к браткам — в самые что ни на есть официальные инстанции. Не простой слесарь дядя Вася — уважаемый руководитель значимого для района предприятия. И что? Ноль реакции. Ладно, на охрану наша бедная Родина потратиться не в состоянии, но хоть пальцем-то погрозить обидчикам можно было? Мол, смотрите, если что — подозрение на вас первых падет.
Не он первый, не он последний... Знаете, что по инерции отвечают в милиции каждому, кто только пытается заикнуться: меня хотят убить? “Вот убьют — тогда и приходите!”
А убийства гораздо удобнее раскрывать весной. Когда снег стает, и природа сама отдаст всех “подснежников”...
Раньше в ходу был такой милицейский термин, как “профилактика преступлений”. Насколько мне известно, его никто не отменял. Между тем в конце прошлого—начале этого года по Сергиево-Посадскому району прокатилась волна убийств местных руководителей. Убиты главный районный архитектор, главный инженер электросетей и заместитель главврача психиатрической больницы.
Тут уже впору говорить не о профилактике, а о полной профнепригодности местных правоохранительных органов.
