“АЛЬФА” ЖДЕТ ОМЕГУ

Перед воротами госпиталя ветеранов огромная лужа, в которой топчется толпа. Такой гнилой осени в Москве не было давно, а эта ночь словно ее “идеальный шторм”: то снег, то мелкий дождь, леденящий до самых пяток. Но в этой толпе, ощетинившейся фото и видео, как-то даже наоборот — оживленно. То и дело слышатся взрывы здорового молодого смеха. И это несоответствие между осенней унылостью и энергичной атмосферой ввергает в состояние полного сюра: ты чувствуешь себя куклой, которую умелый режиссер заставляет дергаться на сцене базарного балагана.

Еще на подходе не могу отделаться от ощущения, что присутствую на каком-то очередном пивном фестивале. Те же бутылки, затоптанность и... огромное количество пьяных. В толпе со смаком обсуждают, приедет Кадыров в обмен на 50 заложников или нет. Депутатов оценили дешевле — по десять заложников за голову. Жаждущие “продаться” то и дело снуют мимо охраны в оперативный штаб. Депутат Федулов, перепутав штаб с пресс-центром, скандалит с милиционером:

— Вы пьяны, а я депутат — будете иметь неприятности! — кричит Федулов.

— А я тебя все равно не пущу, — весело отругивается мент.

— А мне и не надо, — ставит точку Федулов и без всякого перехода продолжает интервью с того самого места, где прервался: — Люди, народ из-за всего этого чувствует себя абсолютно незащищенным. Вот поэтому я и приехал меняться из расчета один к десяти...

Гаражными закоулками пересекаю железную дорогу и оказываюсь на Первой Дубровской, с другой стороны ДК. Совсем другая картина. Журналистов почти нет, ряды военных грузовиков, в переулке рота спецназа — раздают патроны, по пятьдесят на человека:

— Еще раз, твою мать, повторяю правила обращения с боевым оружием, — полушепотом говорит офицер своим бойцам.

Напротив шарикоподшипникового завода стоит средняя школа, в ней на втором этаже — следственный штаб. Журналистов в нее не пускают, но стоящие на воротах милиционеры кокетничают с девочками, и под шумок я прошмыгиваю внутрь. В классе сдвинуты к стенам парты, в углу сидит женщина и крепко обнимает дочь. Ане 12 лет, она была заложницей, освободили часа три назад, но до сих пор девочка в шоке и ничего не может говорить. Поэтому домой пока не отпускают, следователям еще нужно ее допросить. Ждут, когда ребенок “оттает”.

Вновь на улице под сеющим дождем переулками — вокруг завода. После одного из поворотов упираюсь в оцепление. Вдруг прямо на нас из этой темноты выходит группа людей: женщина, подросток и несколько мужчин. Мини-интервью с караульными.

— Штурмовать-то будете?

Сорокалетний уверенный мужчина бросает:

— Скажут — возьмем. — И группа вновь растворяется в темноте заводских закоулков.

Последнее впечатление этой ночи — спортзал ПТУ, где у двух телевизоров сидят сотни родственников заложников. Сидят молча и как-то обреченно. Кому-то звонят на мобильный, мгновенное оживление: может, это ОТТУДА? И вновь вялое безразличие, когда выясняется, что нет. Люди устали. Мы все устали. Но жуткое “шоу” продолжается...

Весь четверг в здании ПТУ №190 составлялись списки заложников. За день эти списки пополнились до 632 человек. Уже вечером в здание штаба никого из журналистов не пускали. У всех родственников тщательно осматривали личные вещи, сумки. Все подозрительные предметы подвергались строгому контролю.

— Мужчина, кто у вас там? Называйте фамилию, предъявляйте ваши документы, — остановил подвыпившего молодого человека охранник. — Что, столько выпили, что не можете вспомнить?

Мужчина опустил голову и заплакал.

Люди с красными от слез и бессонницы глазами выходили из здания, где расположен штаб. На все вопросы они только устало отвечали: “У нас уже нет сил говорить, только одна мысль: скорее бы все это кончилось”. Врачи советовали родственникам заложников поехать домой, поспать, чтобы с утра приехать опять. Но люди категорически отказывались: “Им ведь там тоже не до сна”.

Молодая женщина, кутаясь в шарф, бормочет: “Только бы все было хорошо, мама этого не переживет”. Оказалось, что ее сестра Лена приехала с мужем в Москву погостить. Увидев рекламу российского мюзикла “Норд-Ост”, супруги не раздумывая купили билеты, благо они оказались недорогими.

— Дело в том, что муж Лены по профессии геолог, и роман “Два капитана”, по мотивам которого поставлен “Норд-Ост”, его любимая книга. Кто же знал, что в жизни конец этой истории будет таким страшным?

Рядом со штабом нервно курит высокий импозантный мужчина.

— У вас тоже здесь родные?

— Жена. Мы должны были вместе с супругой идти на спектакль, но неожиданно позвонил друг и попросил отвезти его больную маму в больницу. Я поехал — не бросать же друга в беде. А Юлька позвонила подружке, и они вместе пошли. Мы давно уже не были в театре, все времени не было. Я занимаюсь бизнесом, прихожу поздно. По выходным обычно на дачу с семьей и друзьями выезжаем. А тут вот собрались наконец сходить куда-нибудь. Знаете, у меня партнер по бизнесу — чеченец, у него многих родственников убили на войне. Не знаю, как мы теперь друг другу в глаза смотреть будем.

Некоторые родственники не могут долго находиться в такой обстановке. Стараются подальше отойти от ПТУ.

— У меня в зрительном зале сестра находится, она буквально час назад звонила, рассказывала, что все нормально, их накормили, — говорит Дима. — Ей 36 лет, она у меня серьезная дама. У нее свой бизнес здесь и на Севере. Недавно она развелась с мужем, а в Мурманске познакомилась с молодым человеком. Несколько дней назад он приехал к ней в гости. В этот же вечер она купила билеты на “Норд-Ост”. Причем сначала она планировала посетить “42-ю улицу”, но билетов не удалось достать. Дома у нее восьмилетний сын остался. Каждый день плачет и не может понять, почему мама его обманула. “Сказала, что в театр пошла, а сама, наверное, в очередную командировку уехала”, — жалуется он. Мы ему не рассказываем.

Женщины и мужчины, чьи дети оказались в руках бандитов, кажутся все одного возраста. За прошедшие сутки все они постарели, и теперь сложно угадать, кому из них сколько лет.

— Моя дочь не была на спектакле, она ходит на танцы в этот центр, мы живем совсем недалеко, на Нижегородской, — рассказывает женщина лет сорока. — Как всегда, отвела ее в тот день, а сама домой поехала ужин приготовить.

— Это ваша младшая дочка?

— Да нет, единственная.

По официальной информации, на сегодняшний момент около пятидесяти выходцев из Чечни готовы пройти в помещение Дома культуры в обмен на женщин и детей. Минувшей ночью близ оперативного штаба по освобождению заложников собрались люди разных национальностей с просьбой вступить в переговоры с террористами с целью обмена людьми.

— Мне эта мысль пришла в голову сразу после того, как прошла информация о захвате заложников, — рассказывает Григор Аванисян. — Я думал, это продлится недолго, поэтому пришел только сегодня. Пожалуйста, передайте мои координаты в штаб. Я прямо сейчас готов пойти в Дом культуры. Пускай они выпустят хотя бы одного ребенка или женщину. Я готов занять их место.

У Григора дома семья — жена и 12-летний сын. Они ничего не знают о его решении.

— Я не могу равнодушно смотреть на чужое горе, — продолжает он. — Все детство я прожил в Ереване. Когда мне было 15 лет, какой-то хулиган кинул в наш класс гранату. Мы могли взорваться. Я вовремя сообразил. Схватил гранату и выкинул в окно. Правда, тогда я лишился трех пальцев на руке. Я не понаслышке знаю, что такое война. Надеюсь, мои близкие меня простят...

Что интересно, практически ни у кого из желающих добровольно занять место заложников в здании Дворца культуры, где шел мюзикл, родных нет.

Взять дворец приступом готовы и мужчины, и женщины

Сейчас в районе Дворца культуры находятся десяток БТРов, больше сотни вооруженных до зубов омоновцев. Также на территории шарикоподшипникового завода расположен штаб группы “Альфа”. Попасть туда легально невозможно. Все дороги перекрыты. Недалеко от школы, где сегодня с родными заложников работают психологи, проходит железная дорога. Вдоль тянется бетонный забор. Это единственная тропа, по которой можно проникнуть в отряд группы “Альфа”.

3.00 ночи. С наступлением темноты здесь все выглядит совсем иначе, чем днем. Гораздо страшнее и непригляднее.

— Даже не вздумайте туда ходить, — предупредил нас сотрудник пресс-службы при мэрии Москвы. — На той самой железной дороге через каждые два метра снайперы стоят. У них уже нервы сдают. Могут не рассчитать. Там очень опасно. Разбираться, где свои, где чужие, не станут.

Практически ползком преодолеваем сто метров. Справа — гаражи. Оттуда слышатся голоса. Трое заросших мужчин в грязной одежде допивают бутылку портвейна.

— Мы тут уже сутки сидим, боимся выйти, — делятся они. — Тут столько мужиков в военной форме и с автоматами наперевес ходит. Жутко! Вдруг нас за чеченов примут? Вот отсидимся здесь, может, утром двинемся обратно.

Вдалеке виднеется несколько мужчин.

Подползаем ближе. Нам удается приблизиться на максимальное расстояние к заводу. Десяток грузовых машин, автобус с занавесками, люди в камуфляже внимательно смотрят в нашу сторону. При малейшем шорохе вооруженные мужчины оборачиваются.

Сколько человек находится в подразделении, неизвестно. Вся информация держится в секрете. Нам удается увидеть группу солдат в составе сорока-пятидесяти человек. Среди них замечаем совсем молодых ребят, которым на вид вряд ли исполнилось двадцать лет. Впрочем, присмотревшись, мы все-таки поняли, что они несколько старше. Также здесь находились девушки в камуфляжной форме и с оружием.

— Документы! — неожиданно раздается сзади крик. — Оглохли, что ли? Ваши документы!

Дальше все происходило как в кино. Буквально под дулом автомата мы предъявили редакционные удостоверения.

— Только два слова, — просили мы. — Сколько человек находится в этом штабе и каковы ваши действия, если завтра объявят о штурме здания?

— Это секретные данные, здесь появляться никому нельзя, не дай бог информация просочится к террористам, — смягчается молодой человек. — Но мы в полной готовности. Как только объявят тревогу — через несколько секунд будем готовы не то что к штурму, а к самой настоящей войне.

6.30 утра. У оцепления седому мужчине Шоте Какабадзе удается связаться по мобильному телефону со своим другом — руководителем шоу “Норд-Ост” Георгием Васильевым, находящимся в заложниках. Он говорит, что составлен список лекарств, необходимых пленникам. Террористы не доверяют тем, кто мог бы передать для заложников еду и питье. Именно поэтому пока этот вопрос не решен — очевидно, бандиты опасаются, что в продуктах, переданных для них, будут содержаться снотворные или психотропные вещества.

Также Васильев добавил, что “нет таких условий, которых нельзя было бы выполнить ради жизней 800 человек”.

7.10. Заместитель руководителя Центра общественных связей ФСБ Сергея Игнатченко, выйдя к оцеплению на 1-й Дубровской улице, сообщает, что за минувшую ночь террористы из здания ДК подшипникового завода выпустили 7 человек. Освобожденные — граждане России. Увидеть их нам не удается. Вся семерка находится в штабе, где с ними работают врачи и психологи. Никаких подробностей Игнатченко не упоминает. Лишь позднее нам удается узнать, что эти семеро мужчин и женщин — из числа технического персонала ДК ШПЗ, они находились в отдельном помещении, откуда их и удалось вызволить. Каким образом? На сей счет сотрудники спецорганов не откровенничают. Нам остается лишь строить предположения. Возможно, этих людей вытащили из здания по подземным коммуникациям (во всяком случае среди многочисленных милиционеров, пожарных, которые стянуты ко Дворцу культуры, репортеры “МК” встретили лидера московских диггеров. На наш вопрос о его работе здесь “подземельщик” ничего не стал отвечать: “Пока не время об этом рассказывать”.)

7.30. Представитель штаба по освобождению заложников Мачевский заявил журналистам, что ночью в здании ДК произошла авария теплотрассы и вода заливает подвалы. Сами террористы считают это провокацией и возможным сигналом к началу штурма.

8.05. Предрассветное спокойствие, царившее вокруг “зоны отчуждения”, опоясывающей злополучный ДК, исчезло, будто его и не было никогда. Из переулка на 1-ю Дубровскую улицу выплеснуло толпу демонстрантов — около сотни человек, скандировавших “Долой войну!” и поднимавших над головами плакаты с призывами того же содержания. Всполошившиеся стражи порядка мигом стали удваивать и утраивать ряды оцепления. Однако, как выяснилось, “протестанты” и не собираются штурмовать милицейские кордоны. Родственники и друзья заложников, организовавшие демонстрацию, хотели только привлечь внимание к этой акции.

— Проведение пикета непосредственно перед зданием ДК и на Красной площади было обязательным условием террористов, без которого они не отпустят наших детей-заложников, — говорит репортерам “МК” Лидия Петровна Селезнева.

Среди прочих антивоенных плакатов внимание репортеров “МК” привлек лист ватмана, вверху которого крупно выведено: “Поступок чеченцев детерминирован, то есть логически оправдан!..” А рядом с трудом читался другой, оппозиционный лозунг: “Всех чеченов — за Терек!”

Возле митингующих разгорелись бурные споры... В разгар которых одна из демонстранток вдруг стала кричать: “Нас пытаются запугать — всех, кто здесь резко выступает против военных действий в Чечне, милиция берет на заметку! Вон тот полковник всем этим руководит!” — женщина указала на милиционера на тротуаре, поспешившего скрыться.

9.15. К ДК подъезжают машины диппредставительств различных государств, граждане которых находятся в заложниках.

10.05. Нескольким родственникам удается связаться со своими родными, находящимися в зале ДК. Последние рассказывают, что террористы время от времени проводят с ними своеобразную “зарядку” — заставляют вставать, садиться, приседать и даже залезать под кресла.

Фасад ближайшего к зданию ДК подшипникового завода ПТУ напоминает Стену Плача. Здесь — доска объявлений, которые нельзя читать без слез. “Мама, не могу до тебя дозвониться. Звонила Толику, он живой. Иришка”. “Мамочка, родная, откликнись”. И так далее, одна бумажка страшнее другой... Каждую изучают едва ли не под микроскопом — даже те, кто знает, что к нему послание не имеет никакого отношения. Кто-то жив, кто-то нашелся — и на душе уже легче.

12.10. Один из немногих счастливых моментов этой страшной эпопеи — выпускают восьмерых детей. Эту новость здесь встречают аплодисментами.

По неофициальным данным, в ДК остается в заложниках 20 детей, в том числе 16 — подросткового возраста.

14.00. В ПТУ на встречу с родными заложников приехала вице-премьер Валентина Матвиенко. Наверное, ее визит планировался как “дружеский, неофициальный”: мол, кто поддержит обезумевших от горя москвичек лучше женщины, тем паче вице-премьера по социалке? Увы, ничего путного из затеи не вышло.

Голоса из зала: — Почему ничего не делается для освобождения наших родных? Почему вы не выполняете требования террористов? Ведь русским языком же сказали — надо вывести войска из Чечни, и тогда всех освободят. А вы палец о палец не ударили.

Матвиенко: — Я очень прошу сохранять спокойствие. В Чечне действуют незаконные вооруженные бандформирования, вы все это хорошо знаете...

Голоса из зала, крик, переходящий в плач: — Зачем вы сюда приехали? Зачем вы приехали, если не можете решить этот вопрос? А президент, почему президент молчит?

Матвиенко: — Президент выступит, когда будет нужно.

Голоса из зала: — Ах, когда нужно... Это когда наших людей расстреливать начнут?

Слышны новые призывы отправляться в центр города. Какой-то мужчина неистовствует: “Почему вы здесь? Почему вы не на Красной площади? Наших детей скоро убьют, а вы сидите...” — “Ну вот, опять провокатор”, — усмехается кто-то из окружения вице-премьера.

Встреча заканчивается ничем. Да и чего можно было ожидать от нее — правительственная дама и простые горожане говорили на разных языках.

15.30. В штаб на улице Мельникова приехала... Алла Пугачева. Видимо, из лучших побуждений, но зачем? Складывается впечатление, что затянувшаяся драма постепенно превращается в фарс.