“Тетя, подай на хлебушек”, — нескладно, по-цыгански, ткнул в меня рукой пацан лет 10. Сам, как увеличенный негатив: лицо чумазое, под носом след от клея “Момент”, а глаза недетские, какие-то замусоленные… Рука невольно потянулась к сумке. За это по сей день слушаю упреки от “детских” работников.
— Не подавайте им на клей! — агитируют инспектора по делам несовершеннолетних на столичных вокзалах. — Беспризорники только прикидываются несчастными, а сами богаче вас! Едят лучше, новую одежду покупают каждую неделю. Беда, что наши люди такие добрые — подают! Поэтому у нас и побирушек столько. Как только у детей не станет денег — сразу побегут обратно, по домам и приютам.
Мы решили проверить, верна ли эта гипотеза, а заодно выяснить, сколько и на каком поприще зарабатывают московские беспризорники.
С тех пор как президент озаботился судьбой маленьких бродяжек, московские власти открыли на них настоящую охоту. Инспектора по делам несовершеннолетних теперь не пускают на вокзалы даже благотворителей, которые кормят малышей: “На вас беспризорники слетятся как мухи на мед. А нам они здесь не нужны!” Ничейные дети исчезли из поля зрения чиновников, но не из жизни. Стараются чище одеваться. И на вокзалах мелькают редко, но метко — только с целью заработка. И после 10 вечера найти их там не составляет труда.
Карманные походы
У киосков на Курском вокзале расположились бомжи, вскоре рядом с ними нарисовалась парочка малолеток.
— Это все деньги?! — парень со зверскими глазами хватил одного из пришедших по уху.
— У меня больше не-ету-у… — ноет малыш, пока “воспитатель” тщательно его обыскивает. Откуда-то из-под штанины извлекается “заначка”, и на беспризорника сыплются новые тумаки.
После “разборки” юнец с компанией направляется к ларьку, а мальков в наказание за обман отправляет без гроша в кармане продолжать заработки. Подробности узнаю у самих “работников” — Сереги и Колючего — за взятку в 10 рублей.
Крысятничать (в переводе с местного — воровать) ребята начали два года назад, с тех пор, как оказались на вокзале.
— Я в 12 лет сбежал из дома, из Орехово-Зуева, — хотел свободы, — рассказывает Колючий. — На вокзале меня сразу заметил взрослый, Руслан и сказал: “Хочешь здесь жить — придется воровать для нас”. И научил всему…
Каждого бездомного ребенка спешит оприходовать какой-нибудь взрослый, а то и сразу несколько — вот такая “свобода”. Всего “дедов” на вокзале из “постоянных жителей” около 50, и занимаются они только тем, что сами грабят честной народ, пьют и эксплуатируют детей.
По ночам беспризорники промышляют в зале ожидания: “Обыскиваем сумки и карманы спящих”. Постоянно дежурят возле касс предварительных билетов: “Смотрим, где человек держит кошелек”. Если бумажник кладут в карман, маленькому воришке достаточно столкнуться с жертвой, чтобы рука сработала быстрее глаза. А за сумкой порой приходится проехаться в метро, чтобы улучить удобный момент. Еще чистят пьяных, заснувших где-нибудь посреди вокзала. При удачном раскладе за день воруют от 300 до 1000 рублей.
Еще хуже обстоит дело у попрошаек: “Женщин еще жалость берет, а мужиков — только жадность, могут и по морде заехать”, — жалуются бомжата. Народная милость стоит от 50 до 100 рублей за час.
Если примерный средний заработок вокзального попрошайки — 50 рублей в день, тогда за месяц он может добыть не больше, чем полторы тысячи. Зато воришка зашибает в месяц до 9 тысяч рублей. Не каждый гражданин с высшим образованием может похвастать такой зарплатой.
Другое дело, что эта прибыль после всех “подвигов” все равно утекает в карман к старшим товарищам. Серега с Колючим опечаленно замечают:
— Когда брали на дело, обещали — 30 процентов будут наши. Но вместо этого оставляют по 30 рублей. Только и хватает, что на клей и покушать. Один парень тут деньги зажимал — они ему руку сломали, чтобы не выпендривался.
“Красные фонари” трех вокзалов
На Плешке (возле выхода с “Комсомольской”) случайного прохожего подстерегают день и ночь. Чуть примерный семьянин остановится покурить, как перед его носом вырастает женщина в белобрысом парике: “Девочка не нужна? Мальчик?” — таких здесь целая стая. Тут же тусуются их подопечные.
— За 500 баксов я хочу двоих! — возмущался прилично одетый мужик. Нехилые цены для привокзальной проституции.
— Дети стоят дорого — от 500 до 1000 долларов — и покупают их люди состоятельные, — поясняет Андрей Маяков, мой проводник из общественного Комитета за гражданские права, который тесно работает с беспризорниками. — Сутенерша платит девчонкам всего 500—1000 рублей за клиента. Продавать детей здесь — самый выгодный бизнес.
Как сутенерши при такой конкуренции до сих пор не передрались, непонятно. Мы насчитали их целых четыре штуки на одном месте. В зале ожидания, где “на скамье запасных” коротает время еще одна группа мамок и проституток. Подваливаем к самой добродушной на вид мадам.
— Татьяна, договаривайся! — крикнула та молодой помощнице, зыркнув на моего проводника.
— Да нет… Мы журналисты, пришли поговорить о проститутках.
— Какие проститутки? Мы поезда ждем. С подружками.
— Как же? Все тут ваших девочек знают, говорят, у них это единственный способ выжить.
— Это правда… — горестно вздыхает “мамка”. — Да и мне надо своих детей кормить. Ну… что вы хотите спросить?
Тетка назвалась Розой и поведала, что судьба у ее девочек сложная: “Одна я у них осталась!”
Далее Роза самодовольно заявила, что ее подопечные вовсе не прозябают на вокзале, они живут в однокомнатной квартире — все 15 человек — и к тому же “одеваются прилично, не в тряпье”. Периодически мамка пускается в рейд по всем трем вокзалам в поисках новых детей — дает им новую одежду и сулит красивую жизнь. Причем все девочки, по ее словам, как на подбор совершеннолетние. Не знаю, может, это проституция так молодит, но ни одной из тамошних путан я не дала бы и 15.
— Иногда девочки “кидают” мужиков на “бабки”, — торжественно продолжает Роза. — Он отдаст мне деньги, а они перед самой машиной развернутся и убегут.
Мы прошли по маршруту сутенерши: по облюбованным беспризорниками местам. На теплотрубах за Казанским вокзалом нашли двух пригревшихся девушек.
— Я раньше была под “мамкой”, — путано рассказывает одна. — Когда пришла на вокзал, меня раздели, дали грязную одежду. “Мамка” обещала, что я хорошо буду с ней жить. На деньги покупали себе выпивку, косметику, шмотки. У меня паспорта не было, у других его отбирали. Я часто не слушалась, тогда они меня били.
Соседка продолжает за подругу:
— Потом Ленка напоролась на садиста. Теперь она бракованная — “этого” делать не может.
Сейчас собеседницы занимаются тем, что втягивают в криминал новеньких:
— Один раз мы продали девочку, не сказав, куда ее ведем. Она потом так плакала...
То же самое творится на Курском. В Комитете за гражданские права несколько раз пряталась Оля, 15-летняя проститутка. Она пыталась завязать со своей деятельностью, но по всей Москве ее находил сутенер и, избив, возвращал на панель. А два месяца назад она пропала без вести.
Про сутенершу Ольгу, которая в одиночку заправляет там продажей детей, “МК” писал уже несколько раз. И вот что странно: после каждой публикации начальство выгоняло с работы местных сотрудников милиции. Зато Ольга до сих пор ходит на свободе, не боясь попасть под сокращение. В Московско-Курском ЛУВД мне сказали на это вот что:
— Никак не получается доказать ее преступление. Завели уголовное дело, собрали свидетелей, была видеозапись, а решение все равно таково — вина не доказана…
Кто выносит такие решения? Найдя ответ на этот вопрос, можно заодно прояснить другой: кто заправляет продажей детей на Курском вокзале?
Минимальная зарплата малолетней проститутки — 15 тысяч рублей. Самый скромный доход одной сутенерши представляется просто астрономической цифрой: если у нее до 20 “бабочек”, то, беря по $450 с клиента, за 30 дней она получит 270 тысяч долларов. Правда, всех этих денег ей не видать. Львиной частью прибыли приходится делиться. Вопрос: с кем?
Педофилическая поэма
На Китай-городе так называемая Плешка №2 — возле памятника героям Плевны дети работают сами на себя. Подъезжают машины, из них вылезают солидные дяди, договариваются о цене (больше чем на 300 рублей дяди не соглашаются) и ведут ребенка на заднее сиденье.
“Я сегодня заработал 800 рублей”. — “А я тысячу”, — так хвалятся они друг перед другом своими достижениями в Комитете за гражданские права. Я раньше думала — сексуальные отношения в столь нежном возрасте, да еще однополые — для ребенка настоящая трагедия.
— Ничего они не переживают — у них же нет жизненных ценностей. Для них это просто бизнес, они так зарабатывают деньги, — уверяет Андрей Маяков. На его веку был только один мальчик, которого насильно продали на вокзале, и он сам попросился обратно в приют.
Зимой детей снимают на целый сезон — они живут на квартире у педофила. Весной возвращаются на вокзал с полными карманами денег, мобильником и букетом венерических заболеваний. Потратить не успевают — или напьются и потеряют деньги, или их отберут взрослые бомжи. Которые, кстати, чаще всего и наставляют мальчиков на гомосексуальный путь.
Почти все дети с Курского обязаны этим 29-летнему Олегу Бахареву, который постоянно тусуется с беспризорниками. Низенький, щупленький, с круглым женским лицом, среди беспризорников он не слишком выделяется…
— Он всегда открыто говорил: “С детьми я должен быть ребенком”, — рассказывает Андрей Маяков. — Бахарев действует хитро: сначала угощает новую жертву водкой и клеем. А когда тот обдышится — совращает. Потом уже пути назад нет, и он ведет новообращенного на трассу или к входу на станцию метро “Чкаловская”, где у них пятачок, уже известный богатым педофилам.
Опера из Московско-Курского ЛУВД ищут Бахарева уже год. То тут, то там он неуловимо мелькает на вокзале: “Наверно, заезжает ненадолго и тут же обратно в свою нору”, — пожимают плечами следопыты. У них, правда, есть информация, что увидеть подонка в компании малолеток можно, завернув за угол с площади Курского вокзала на Земляной Вал — там, возле подземного перехода. Но проверить этот факт “все нет времени”.
Андрей Маяков передал мне вещественное доказательство деяний педофила — кассету с детскими откровениями. Мальчишеские голоса на ней говорят примерно одно и то же: “Олег отвел меня на стройку, заставлял “брать в рот”, а потом посылал просить деньги”. Он сдает мальчиков по 500—1000 рублей за нос и, как водится, зарплату выплачивает натурой.
Минимальная месячная зарплата вольного беспризорника с Плешки №2 (300 за клиента) — 9 тысяч рублей. Сутенер Олег Бахарев зашибает минимум 30 тысяч рублей в месяц.
Счастливое детство
Недавно в Кремлевском дворце прошел форум по проблемам беспризорности и безнадзорности под названием “Счастливые дети — достоинство страны”. Съехались соцработники со всей России, поздравляли друг друга с хорошей работой. Однако праздник слегка испортил министр труда Александр Починок, он выступил перед собранием весьма резко, сказав, что лучше бы вместо этого съезда “детские” защитники потратили деньги на самих беспризорников.
— Мы открыли 7 новых приютов, — отчиталась тогда Татьяна Рябичева из Комитета соцзащиты населения. — Но, к сожалению, ничего не меняется.
— Раньше пойманного беспризорника, если он под клеем, отправляли в больницу, потом возвращали в семью или приют, откуда он снова убегал на вокзал, — говорит Андрей Маяков. — Теперь в больницу “по социальному фактору” отправляют всех — обследуют на предмет психических расстройств и инфекций, потом ребенок попадает в новый приют по типу приемника-распределителя, откуда его опять через пару месяцев отправляют по месту жительства... И, как следствие, — он снова на вокзале. Круг замкнулся. В бестолковой цепочке просто добавилось еще одно звено.
Андрей глубоко убежден, и в этом он не одинок, что детей должны не “метелками мести с улиц долой”, а что с каждым из них должен работать психолог — чтобы выяснить причину, почему малышу плохо и он бежит на улицу?
Что же касается теории “не подавайте детям, и на улице не будет попрошаек”, то она явно нуждается в доработке. Конечно, халявные деньги еще никому счастья не принесли. В этом детские работники правы. Но не до конца. Мы предлагаем добавить к их рецепту еще пару пунктов: закрыть все вокзалы или хотя бы не пускать на них граждан с наличностью, чтобы не искушали детей... Вот тогда у беспризорников точно не будет никаких соблазнов, и они стройными рядами ринутся обратно по своим домам и приютам.
