ТРОЕ крутоголовых коротко стриженных хлопцев из “южной столицы России” за полтора последних года незатейливым, но действенным способом сделали то, до чего не догнал когда-то рэп-малютка Децл (с денежным папой-продюсером) и очень концептуальный “хип-хоп-гуру” Влад Валов-Шеff. Ростовская “Каста” — Влади, Шым и Хамиль — внедрила заморский жанр “рэп” в мозги широчайших, так сказать, слоев населения: и милиционеров, понимаешь, и бомжей. Жесткая, брутальная, “братковская” эстетика клипа “Горячее время” — заглавной песни к “Антикиллеру”, бандитская “пробригадная” романтика, и дело в шляпе —“Каста” в топе.
Не будет пощады всей бригаде
Другой награды не надо
При таком раскладе уже все расписано на день
Жертвы любые, ради ударов в лоб или сзади
Собрана воля в кулак, оружие подобрано,
Обнаженная ненависть — вот она!
Хотя помимо этого “гимна уличной ярости” имеется, допустим, и “Ревность” (ролик на нее нынче в телехит-парадах), и еще три альбома лирики довольно высокой. Один известный рижский клипмейкер по этому поводу даже обмолвился об этих “рэперах из народа”: “Их язык ближе всего к языку Пушкина, по-моему...” Заявление, безусловно, серьезное...
Заехав в Москву по делам переиздания своего альбома “Трехмерные Рифмы”, два участника “Касты”, Влади и Шым, заглянули в “Мегахаус”.
— То, что вы не откуда-нибудь, а именно из Ростова-папы, имеет значение для ваших песен?
— Наверняка. Мы стараемся использовать околоростовский лексикон, не приемлем всех этих столичных словечек и выражений. Допустим, в Москве сейчас любят говорить: “Вы классные черти!” А в Ростове “черт” — одно из последних ругательств. Если у нас человека обзывают чертом — обычно следует драка.
— Ростов — один из главных криминальных центров страны. Вы сами проходили через всю эту разборочную муть, ассоциируете себя с какой-то криминальной атмосферой?
— Когда мы были детьми, вся эта буча имела место. А самая громкая ростовская история — это то, из чего появился фильм “Антикиллер”, а до него — повествование Даниила Корецкого. Он же следак ростовский и описал, изменив имена, реальную историю. О том, как воровскому городу не дали стать бандитским. О том, как воровской город превратился в мусорской.
— И участие вашей песни “Горячее время” в “Антикиллере”, выходит, не случайно?
— Да просто отдали песню для саундтрека. А когда работу над фильмом заканчивали, стало ясно, что этот трек самый фактурный, чтоб делать на него ставку. Но мы бы это кино сделали немножко по-другому. Включили свои детские впечатления. Вот старший брат Шыма участвовал в тех событиях сам, и мы многое помним реально: как те люди говорили, как вели себя.
— А вот скажите: в Ростове разве никогда не били рэперов?
— В Ростове всегда били панков. А те, кто пополнял ряды рэперской тусовки, это ребята, которых у нас всегда называли гопниками.
— Хм, гопники становятся рэперами?
— Это неразделимо на самом деле. У нас рэперы никогда не были неформалами: грязнулями или какими-то бездомными ребятами. Это всегда были ребята, которые любили одеваться модно, красиво и хорошо отдыхать в клубах.
— Ну а вы чувствуете жизнеспособность вашего хип-хопа? Вот я помню несколько волн разговоров про пришествие русскоязычного рэпа: сначала группа Bad Balance и ее участники Влад Валов и Михей, потом маленькая звезда Децл... Но кончились продюсерские деньги, и сдулось все это...
— У тех людей был не тот подход. Они пытались это делать по-американски. А в чисто западном виде хип-хоп в России, конечно, прижиться не может. Это слишком разные культуры. Однако мы неумышленно, вероятно, в силу нашей провинциальности сумели адаптировать этот жанр для России. Чтобы не только фанаты-рэперы, но вообще население этой страны могло бы это слушать с удовольствием.
Мимика душ, я спокоен, сорвав моральный куш
Тонкая грань между преданностью и предательством
Так сложились обстоятельства
Брат мне или враг до гроба, стоит смотреть в оба,
Бывает с каждым, лучше обернуться дважды
Легко теряют голову многие смолоду
Недостаток веры либо денег взят за основу
Разгораются споры по любому поводу
Монарх в каждом из нас строит себе дорогу...
— Один человек, режиссер из Риги, сказал мне, что выделяет вас среди прочих русских музыкантов тем, что ваш язык похож на язык Пушкина! Что скажете на это?
— Мы увлекаемся литературой и поэзией. Хотя сначала, в юности, тексты просто неслись изнутри, поскольку не было никаких комплексов и внутренних сдержек. Потом стали узнавать литературу и подошли к осознанию того, что мы занимаемся искусством. Рэп — это речитативная проза, поэзия прозаизма. И у этого, как у любого другого искусства, есть свои законы, правила, инструменты. Мы пытаемся их постигать. А если говорить конкретно о литературе, нам сейчас особенно интересны поиски Андрея Белого “Ритм как диалектика”. Человек прогнозировал, что искусство синтеза — это искусство будущего, случится соединение музыки и литературы. И это наступило.
— Но это не только рэп. Это ведь и рок!
— В роке гораздо меньше словесной насыщенности, плотность слов в роке раза в 3—4 меньше, чем в рэпе. Рэп же позволяет не только говорить слова, но и успевать создать ими атмосферу.
— Московская хип-хоп-тусовка, говорят, чинила вам какие-то препятствия в момент вашего дебюта?
— Никто никаких преград нам ставить не может. Со столичными же рэперами (в частности, Шеff’ом Владом Валовым) у нас чисто идеологическая неприязнь. Нам, людям из провинции, не нравится, когда здесь, в столицах, люди сильно хвастаются, вот что. А вообще на хвастовстве и бахвальстве строится и американский, чернокожий рэп, их поведение, их антураж.
— Вас можно обозвать в противовес модным столичным хип-хоперам народными рэперами. В ваших речитативах речь о вещах, которыми живет улица... Вас любят, например, братки?
— В Ростове слово “браток” не практикуется. У нас есть знакомые в бандитской сфере. Не сказать, что они увлечены рэпом, но благодаря знакомству с нами они прикалываются к такой музыке, она звучит у них в машинах.
— А ведь в Ростове сидят главные пираты страны, там крупнейший завод по производству пиратских пластинок, там все четко отлажено! Вы с этими дяденьками не приятельствуете?
— Хм, директора завода этого справлялись как-то про нас: “Чего, ребята, после альбома хоть по машине-то себе купили?” Не-а, не купили...
— Слышала, вас как-то назвали жуткими гомофобами!
— Это что, значит: убей пидора, что ли? Ну в некоторых песнях у нас можно, конечно, почувствовать к этому отношение. Но реально мы не против гомосексуализма-то. Просто “пидораст” — это ругательное слово. И кроме самих гомосексуалистов им называются еще люди с нехорошими качествами. А для нас это едино, и мы их всех называем этим словом.
— А мата у вас в текстах, я так понимаю, немало?
— Ну вот сейчас как раз спрашивают: почему так мало мата в новом альбоме? Его действительно меньше стало: и в быту, на улице реже материмся. С возрастом мат изживается, по крайней мере в той среде, где мы вращаемся.
— Но кроме музыки вы все же подрабатываете бизнесом параллельным в своем Ростове?
Влади:
— Основное — музыка. Но у меня есть еще мои научные амбиции, я учусь в аспирантуре. Я экономист, собираюсь защитить диссертацию, делаю исследование по одной теме. Кстати, она даже чуть-чуть созвучна нашему творчеству: “Теневая экономика и неформальная институтизация”. Как раз та сфера, где применяются удобные в быту, но нелегальные экономические приемы.
Шым:
— А практическую часть его работы как раз реализую я. У меня магазин в Ростове, занимается молодежной одеждой, в основном широкой — тем, что носят рэперы. Семью это кормит.
— Я думала, вы довольно агрессивные парни... А вы вполне миролюбивы... Как по жизни-то себя ведете?
— Мы не очень агрессивны, но если нужно применить насилие, мы его применим.
— То есть все же участвовали сами во всяческих разборках?
— ...И тут они начали хвастаться шрамами и выбитыми коронками... Скажем так, если у нас есть песня о жесткой разборке, то ее механику мы знаем точно.
