Жертва за бортом

Любви все возрасты покорны — итожим мы, прочитав очередной роман о неравном браке какого-нибудь застарелого миллионера Хосе Антонио с бедной 17-летней Кончитой.

Но то в книге. А в реальной жизни все обстоит иначе. 21 год назад в далеком Краснодаре 18-летняя Марина познакомилась с 61-летним жителем Коломны Митрофаном Ивановичем. Изрядная разница в возрасте не смутила влюбленных — уже вскоре Марина в роли верной супруги переехала в Коломну. Стали они жить-поживать да детей наживать — целых 10 человек!

Впрочем, их брак вряд ли можно считать счастливым.

* * *

Любовь в словаре Ожегова определена как “чувство самоотверженной и глубокой привязанности, сердечного влечения”, “склонность, пристрастие к чему-либо”. В жизни, как правило, все более запутанно и нервно. Особенно если ей 18, а ему — 61.

Марина и сама путается: где началась у нее любовь с Митрофаном Ивановичем и закончилась ли она уже?.. Сидим с ней на страшноватого вида лавочке в саду, напротив ржавой автомобильной недвижимости, ее частный дом производит впечатление аварийного, вокруг, как говорится, Мамай прошел. Она тоскливо поглядывает на диктофон, поправляет совсем не майскую вязаную шапку и неспешно делится своей историей.

Познакомились они под жарким солнцем Краснодара в 1983 году. Марина родилась в Грузии, а в краевом центре училась на контролера ОТК. Митрофан Иванович с полей сражений Великой Отечественной 1941—45 годов вернулся с наследством — тяжелым ранением, поэтому поездки на санаторное лечение в курортную зону были регулярной необходимостью. Она была такой же, как и миллионы ровесниц — немного нескладной, чуть-чуть мечтательной и с отсутствием жизненного опыта. Он к шестидесяти годам успел поработать милиционером, учителем и даже чекистом, а потом в профессию переросло увлечение фотографией. Казалось бы, ну что может быть общего у людей с разрывом в возрасте в сорок три года!? Но то ли краснодарское солнышко в тот год было особенно знойным, то ли метеориты как-то не так выстроились, и Марина, особенно не раздумывая, поехала с Митрофаном Ивановичем в Коломну.

— Я впервые в жизни встретила человека, который на белое говорил “белое”, а на черное — “черное”, — моя собеседница улыбается от налетевших воспоминаний. — Мне это в нем больше всего понравилось. Это и мое отношение к жизни. Другие, сами знаете, говорят полуправду, полуложь, растирают краски. А он резал всю правду-матку.

Расписывать их не хотели. В загсах делали круглые глаза и, как сговорившись, настоятельно советовали молодоженам одуматься. Не одумались.

— Судьба мне такая вышла, — определяет реальность Марина.

В этом самом доме, рядом с которым мы теперь сидим и куда попала много лет назад 18-летняя невеста, Митрофан Иванович когда-то жил и с первой женой, учительницей математики. Марина называет ее уважительно — Лидией Федоровной. Послевоенные годы были тяжелыми, поэтому, когда Лидочка определенным образом прибавила в весе, беременность решили прервать. Аборт прошел неудачно, и Лида серьезно заболела, что называется, по женской линии. Хворала долго и нешуточно, врачи сказали: “Детей не будет”. Грустная история, произошедшая несколько лет назад, бумерангом вернулась в жизнь следующей жены Митрофана Ивановича, то есть Марины. “Аборты не будешь делать ни при каких обстоятельствах. Сколько Бог пошлет, столько и родишь!” — сказал глава семьи Колесниковых.

Всевышний в этом вопросе оказался невозможно щедрым.

Первую дочь назвали в честь усопшей жены Лидией.

* * *

Дочка Марины Настя принесла в сад фотоальбом.

— Композиции хватает. Он много в павильоне работал. А здесь, смотрите, Лена, как свет лег… — нахваливает работы мужа Марина.

Действительно и свет, и композиция…

— Мариночка, а вы? Вы-то где?

В альбоме полно фотографий самого Митрофана Ивановича: вот он с охотничьим трофеем, вот — с ружьем, возле дома, улыбается садовому георгину. Марининых фотографий настолько немного, что сразу и не заметишь. Одна внимание приковывает — нескладная молодая женщина в уродливых очках держит на руках пухленьких малышей. Думала ли она тогда, что через несколько лет детей будет много? Один за другим появлялись на свет Лидия, Валентина, Вера, Ярослав, Мстислав, Анастасия, Михаил, Мария, Раиса, Нина — итого десять человек.

После замужества Марине дали временную прописку. Конечно, можно бы сделать и постоянную, но тогда пришлось бы ехать в Грузию, чтобы выписаться. А малышей, которых с каждым годом становилось все больше, оставить было не на кого. Да и денег на билет не имелось. Потом грянула перестройка, что, конечно, стабильности в жизнь Колесниковых не добавило.

— Но в долги не залазили. Митрофан Иванович выкручивался. Когда была работа — работал, не было — кое-что из аппаратуры продавал. У него же высшее образование! Он, представляете, на “Коломзаводе” фотографировал дизели, чтобы загодя обнаружить микроскопичные дефекты и исправить.

В доперестроечное время семейству перепадало 4 рубля за многодетность. Статуса “мать-героиня” с более симпатичными доплатами и льготами Марина не получила по причинам документально-бумажным. Даже теперь, к своим 39 годам, она не разжилась подмосковной пропиской и числится гражданкой Грузии. Ведь когда она уезжала в Подмосковье, СССР еще здравствовал, и никто не предполагал, насколько сложно все будет после падения развитого социализма. Даже процесс смены старого советского документа на российский вылился для Марины в череду сплошных мытарств, которую она не осилила. Из коломенского УВД ее направили прямиком в Грузию, там в российском посольстве ей тоже сказали, что помочь ничем не могут. Теперь ей надо оформить заново грузинское гражданство, получить паспорт, а потом оформить документы для въезда в Российскую Федерацию. В противном случае, говорят, из столичного региона депортируют.

Здесь надо заметить, что по национальности Марина русская. Ее родители в Грузии оказались по обстоятельствам. Родни по маминой линии в Тбилиси и теперь много, у всех фамилия Примаковы. Марина даже думает, что у ее генеалогической линии есть пересечения с известным носителем фамилии Примаковых. Правда, толку от этого гипотетического родства никакого.

* * *

Детей поначалу регистрировали как положено. Но семья существовала на 80 рублей пенсии, которую платило Митрофану Ивановичу государство, а каждый прописанный ребенок — это дополнительные расходы за коммунальные услуги. Марина об этом говорит как по-нарисованному, упоминая о некоем загадочном налоге, который семья обязана уплатить после рождения малыша. В результате трое ее младших детей оказались не прописанными нигде. А это значит, даже полиса медицинского страхования нет. Если б доктора не шли навстречу, было бы совсем плохо.

Во всем остальном жизнь текла по четким, установленным главой семьи правилам. Дети рассказывают, что в качестве постоянного напоминания о послушании и порядке для особо забывчивых на стене висела плетка. Бить не бил, но когда надо, выразительные взгляды на плеточку бросал… Десятерых отпрысков Митрофан Иванович оберегал тщательно и нежно, в том числе и от любых внешних влияний. Они и на улицу-то нечасто выходили, а уж о школе и говорить нечего. Там ведь столько опасностей!

— Он не запрещал детям ходить в школу, он давал им образование на дому, — продолжает рассказ Марина. — Письмо, счет спрашивал. Да, они у нас самостоятельные. Вон Лида уже в 8 лет в магазин ходила и разбиралась в деньгах. Дети сейчас ходят в школу и говорят — неинтересно. И потом, мы опасались, что над ними другие ученики смеяться станут. Очень тяжело с одеждой было. А в школе, сами знаете, одни искушения — сегодня дети в одном ходят, завтра — в другом. Люди хотели нам помочь, но муж отказывался, говорил, что своих детей обеспечит сам. Это все перестройка виновата. Он мог работать, и многие рады были бы сфотографироваться, но денег у них не было.

Когда являлись всякие разные ответственные работники, узнать, почему же дети не посещают школу, разговаривал с ними сам глава семьи, Марина безмолвствовала. Да и кто бы ни пришел, на порог гостя не пускали, поговорит возле калитки и — оревуар.

— Муж пояснял, что семья в стесненных обстоятельствах и потому с общим образованием пока трудно решить вопрос, — опускает глаза Марина.

Директор близлежащей общеобразовательной школы №1 Виктор Левашов несколько раз пытался переломить ситуацию. Даже в городскую прокуратуру писал о том, что Колесниковы, достигшие школьного возраста, школу не посещают, но оттуда не потрудились хотя бы ответить. Подкузьмил и новый закон об образовании, разрешающий давать детям домашнее образование. Если раньше можно было бы Колесникова обязать и приструнить, то тут он легко решил судьбу своих ребят не в их же пользу.

— Мы понимали, что он портит ребятам жизнь. И я ходил с ним разговаривать, — рассказывает директор школы. — Но тот твердил: “Я их образовываю и буду образовывать!”

Итогом домашнего обучения по системе Митрофана Ивановича стало то, что старшие дочери пошли учиться в возрасте 14 лет в 5-й и 6-й классы вечерней школы. А Вера и Ярослав, которым сейчас 17 и 16 лет, посещают 5-й класс общеобразовательной школы. Правда, учителя говорят, на уроки они по сей день ходят через пень-колоду и постоянно заводят разговоры о том, что уйдут в школу рабочей молодежи. Младшие дети Марины учатся в учебном заведении по облегченной программе.

* * *

— Сам не пил и не курил. Может быть, к такому возрасту он уже все испытал. Я считала, что муж — голова, а он действовал согласно обстоятельствам. Любовь, она разная бывает. Мне нужен был этот человек, и все. Он знаете какой был! Все, что ни делал, он доводил до конца. У него была хватка. Он и помидоры выращивал такие, что все соседи завидовали. Деревья обрезал, в таком возрасте залазил на самую макушку! Вот машину попросил, и ему дали.

Машина — история отдельная. Как-то увидел Митрофан Иванович по телевизору репортаж о том, как многодетной семье власти подарили микроавтобус, и обратился с аналогичной просьбой к коломенским чиновникам. В результате семья Колесниковых стала обладательницей старой машины “Скорой помощи”, которая благополучно и окончательно заглохла перед въездом в их огород. За десять лет недвижимость на четырех колесах приобрела устрашающий внешний вид, и, наверное, ее уже не примут даже на металлолом. Митрофан Иванович мечтал о том, что дети будут фотографами, операторами или кинорежиссерами. Какие-то азы съемки он им преподал, остальное, увы, не успел. Девочки фотографировать любят, мама не одергивает, говорит, смотрите только, чтобы на печать денег хватило.

— А вас не беспокоило, что младшие дети не имеют никакого юридического статуса?

— Как не бунтовала? Бунтовала. А толку-то? Он мне говорил: “Уходи, детей оставь и уходи”.

Руку на Марину Митрофан Иванович никогда не поднимал, но словом, причем вежливым и культурным, мог ударить так, что плакала навзрыд. Почему-то именно его слова действовали на нее как удав на кролика. Иногда даже думала, лучше б бил. Одним словом до печенки мог достать. Вот как бывает. Самый крупный скандал случился как раз по поводу прописки детей, но закончился он не в Маринину пользу.

— Он не понимал, что в таком возрасте всякое может произойти и, случись чего, дети вообще на улице останутся?

— Знаете, даже когда он уже серьезно болел, он все равно не верил, что может умереть. Не могу сказать почему, но не верил.

Сейчас, когда прошло уже два года после смерти главы семьи, ситуация с пропиской продолжает буксовать. Колесниковых-младших власти рады бы прописать в дом Митрофана Ивановича, но по закону можно только туда, где прописана мама. А мама в данном случае не прописана нигде, потому как документы у нее в полном отсутствии. Вот и получается замкнутый круг.

* * *

— Когда я впервые вошла в их дом, то даже не смогла сразу определить, сколько же там детей — они бегали из комнаты в комнату, — рассказывает начальник отдела по делам несовершеннолетних коломенского УВД Ольга Шишкина. — Одного полугодовалого малыша вынес на руках дедуля, которому явно восьмой десяток пошел. Спрашиваю у него: а где родители детей? Колесников тогда на меня очень обиделся. Сказал, что он — отец. Я даже не поверила сначала, говорю: “Хватит шутить, дедуля”.

Ольга рассказывает, что Митрофан Иванович действительно делал для детей столько, сколько мог, никогда они не были ни голодными, ни бесконтрольными. Бедно жили, но приемлемо. По милицейской линии проблем с Колесниковыми никаких и никогда не было. За исключением одного — у трех детей Марины правоохранители не обнаружили не только прописки и гражданства, но и свидетельств о рождении. В детсад малыши не ходили, поэтому о точном числе детей в семье какое-то время никто не догадывался.

Когда Митрофан Иванович в возрасте 79 лет умер, Марины в Коломне не было. По каким-то неведомым причинам она задержалась в Грузии на несколько месяцев. На этот счет мнения милиции и Марины разделились: она считала, что старшие дети вполне самостоятельны и справятся с присмотром над младшими, а власти приняли решение распределить Колесниковых по санаториям до выяснения обстоятельств. Решение оказалось правильным, потому что в доме вдруг случился пожар.

Потом Марина вернулась. Попытки устроиться на работу окончились поражением, без паспорта и прописки никто не берет. Не так давно она припомнила еще одно лицо, которое помимо Митрофана Ивановича подарило ей возможность стать мамой десять раз кряду. Господь Бог, как известно, щедр и добр к своим чадам вне зависимости от прописки и имеющихся на руках документов. Посему Марина отправилась в церковь, где выполняет кое-какие обязанности, а церковные помогают ей с одеждой для детей и едой. Конечно, РПЦ богата и вытянет сотни таких, как Колесниковы, но юридическая помощь все же необходима. Быть может, в посольстве Грузии найдутся желающие посодействовать в восстановлении ее документов, а в соответствующих российских учреждениях — помочь с пропиской? Понимаю, что во многих своих бедах Марина виновата прежде всего сама, но ей явно не по силам решить ситуацию.

Впрочем, они не жалуются. Их дом с картонками вместо стекол пугает разве что людей случайных, сами Колесниковы его любят по принципу “страшный, но свой”. Особенно рвутся сюда девчонки, которых Марина определила на пятидневку. Несмотря на то что в школе им всегда обеспечены горячие обеды и всевозможные педагогические затеи, дома нравится больше. Девочки, даже младшие, в случае наличия продуктов варят суп, а в случае их отсутствия — картошку или кашу.

Они смотрят в объектив почти профессионально, а на фотоаппарат — с любопытством. Интерес к съемке со времен Митрофана Ивановича в них все еще жив.

Можно было бы, конечно, закончить всю историю фразой “любовь зла, а козлы этим пользуются”, а можно — не менее фундаментальным “без бумажки ты — букашка”. Если бы не одно “но”. Я спросила Марину, чего ей, живущей с десятью детьми без особого достатка в доме, который так и хочет развалиться, не хватает. Она ответила: “Его, Митрофана Ивановича”, и заплакала. Есть же такие люди, которые вне зависимости от обстоятельств и времени обязательно станут жертвой. Смотрю, как она поправляет шапку, и понимаю: вот сидит жертва. Марина — абсолютно беспомощный в экономическом и правовом отношении человек. И можно было бы считать это только ее проблемой, если бы, как и все жертвы, она не тащила за собой еще кучу народа.


Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру