На штыке ВТЭКа

…Она немножко похожа на Хизер Маккартни, жену сэра Пола. Светлые волосы по плечам, серые глаза на продолговатом лице, фигура модели. Сходство усугубляется тем, что Ольга П. тоже ампутантка. Три года назад в безлюдном переулке ее сбила машина. Виновник ДТП скрылся, “скорая” приехала только через час. Ольга до сих пор помнит вой сирены, безжалостный свет операционной, сочувственный взгляд врача. Вместо правой ноги под повязкой скрывалась ампутационная культя. Теперь Ольга каждый год является на комиссию в бюро медико-социальной экспертизы, чтобы продемонстрировать: нога так и не выросла.


Инвалид, по Владимиру Далю, — это “отслуживший, заслуженный воин, неспособный к службе за увечьем, ранами, дряхлостью”. В Москве, в отличие от Парижа, нет бульвара Инвалидов. Да и само слово как-то незаметно растеряло весь свой героический пафос. А ведь Рузвельту инвалидное кресло не помешало стать президентом, как, впрочем, сухая рука не повредила Сталину сделаться генералиссимусом...

В представлении здорового большинства, особенно поколения фитнес-клубов, российские инвалиды — сирые и убогие питомцы собеса. Правда, от попадания в эту категорию не застрахован никто. Помимо несчастных случаев и болезней нас подстерегают теракты и техногенные катастрофы, способные в мгновение ока превратить здорового молодого человека в несчастного калеку. Так что мы все — потенциальные инвалиды.

Драма на Дубровке, взрывы в переходе на Пушкинской и в Тушине уже предъявили страшный свой счет увечий, в первую очередь молодым. Вот и сейчас московские ВТЭКи ждут визита пострадавших при взрыве в метро на станции “Автозаводская” и обрушении крыши “Трансвааль-парка”. Полку инвалидов опять прибудет...

— Да, это наши будущие пациенты, — говорит Татьяна Пирожкова, ортопед-травматолог высшей категории, председатель экспертного состава Главного бюро медико-социальной экспертизы. — У них сложные переломы, многочисленные сочетанные травмы, которые могут привести к временной или постоянной инвалидности. Наиболее часто мы смотрим больных, пострадавших в ДТП. Причем если раньше женщины составляли приблизительно одну треть инвалидов-опорников, то теперь — около 50 процентов.

…Сердце замирает, когда смотришь на безногих пациентов, ждущих своей очереди на ежегодное переосвидетельствование. Здесь никто никого не пропускает вперед, потому что все равны. И парень в инвалидном кресле-коляске, и бабушка с двумя “клюшками”, и девушка с ампутацией выше колена. Дорожно-транспортное происшествие, военная травма, сахарный диабет — причины разные, а беда одинаковая. Здравый смысл подсказывает, что хотя бы этих больных надо освободить от тяжкой обязанности ежегодно доказывать, что чуда не случилось.

— Нет никакой необходимости всякий раз убеждаться в этом очевидном факте, — соглашается Татьяна Пирожкова. — Поэтому мы стараемся избавить своих пациентов от лишних хождений по инстанциям. Если видим, что процесс восстановления идет хорошо, больной забыл про костыли и даже ходит без трости, говорим: “У вас третья группа инвалидности без срока. Станет хуже — приходите”. Однако по закону они должны ежегодно проходить переосвидетельствование в течение пяти лет. И только по прошествии этого срока наблюдения третья группа устанавливается бессрочно.

Только с наступлением пенсионного возраста инвалиды могут перевести дыхание и навсегда забыть волнения, связанные с прохождением экспертизы. Потому что марафон уже закончен. Когда речь идет о неизлечимой болезни или увечье, пожизненная инвалидность вполне оправданна. Но многие заболевания, к счастью, успешно лечатся, и переломы, как правило, срастаются. Поэтому не позавидуешь горемыке-водителю, который, не дай Бог, собьет на дороге зазевавшегося пешехода пенсионного возраста. Старичок-бодрячок скоро полностью оправится от травм, и о ДТП ему будет напоминать только пожизненная прибавка к пенсии в виде процентов за потерю трудоспособности. Изменить вторую группу можно теперь лишь по определению суда. Не дает пожизненной инвалидности только фонд социального страхования по трудовым увечьям. Люди, потерявшие здоровье на работе, вынуждены регулярно проходить тест на инвалидность.

Сегодня задачи службы медико-социальной экспертизы усложнились. Помимо освидетельствования инвалидов специалисты предлагают пациентам программу реабилитации. Причем недуги, совсем недавно считавшиеся неизлечимыми, уже не кажутся путевками на тот свет.

— Появились новые медицинские технологии, которые позволяют возвращать тяжелых, в недалеком прошлом безнадежных больных к полноценной жизни, — рассказывает Ольга Бараева, начальник кардиологического бюро медико-социальной экспертизы, действующего при Научно-практическом центре интервенционной ангиологии. — Это и имплантация кардиостимуляторов, и аортокоронарное шунтирование, и ангиопластика. Пришло время изменить психологию больного и, как ни странно, врача. К сожалению, многие не понимают, что наши операции — не калечащие, а реконструктивные и восстанавливающие. Увы, часто не только сами больные, но и участковые терапевты видят в этом только лишнее доказательство сложности случая, а отнюдь не мощный реабилитационный фактор. А ведь раньше наши пациенты порой не доживали до того, чтобы дойти до ВТЭК и получить соответствующую группу инвалидности, а теперь у этих людей есть неплохие шансы практически забыть о своих медицинских проблемах и вернуться к нормальной жизни. Наша цель — не просто констатация инвалидности.

Для этого разрабатываются индивидуальные программы реабилитации: медицинской, профессиональной, социальной, в рамках которой учтены все аспекты восстановительной медицины, вплоть до загородного санатория в Быкове, где больных не только обследуют и лечат, но и учат здоровому образу жизни.

Благодаря высокопоставленному пациенту Ельцину сложный медицинский термин “аортокоронарное шунтирование” мы научились произносить скороговоркой, без запинки. После такой операции больному по свежести случая, пока срастаются кости и организм восстанавливается после наркоза, определяют вторую группу инвалидности. При этом его предупреждают: вторая группа не навсегда. Вполне возможно, что через год медики придут к выводу, что пациент “скорее жив, чем мертв”, и максимум, на что он может рассчитывать, это третья группа. Но больных такой поворот событий радует далеко не всегда. Люди стремятся во что бы то ни стало вернуть себе прежний статус. Некоторые пытаются пройти переосвидетельствование не в специализированной кардиослужбе, а в районном бюро медико-социальной экспертизы, где больше шансов получить вожделенную вторую группу.

В травматологии перспективы выздоровления, несмотря на сложность случаев, выше, чем где бы то ни было. Уникальные микрохирургические операции и новые методики лечения позволяют достаточно быстро поставить человека на ноги. Врачи научились справляться с болезнями, которые раньше грозили неподвижностью. Но инвалиды, похоже, еще не готовы к такому повороту событий.

Если на Западе больного сначала стараются вылечить и только потом, если усилия медиков не увенчаются полным успехом, ему присваивают статус инвалида, то у нас все наоборот. Пациент получает группу инвалидности, а уж затем ему предлагают заняться реабилитацией. Но попробуйте по прошествии времени объяснить такому больному, что он практически здоров и может работать!

Немецкие врачи, основываясь на результатах медико-социальных наблюдений, пришли к выводу: если в течение трех лет реабилитационная программа не реализована, то дальнейшая психологическая реабилитация бесперспективна, потому что у человека формируется статус иждивенца. За это время он привыкает считать, что общество ему теперь обязано.

— У нас это привыкание происходит еще быстрее, — считает Татьяна Пирожкова, — так как группа инвалидности дает массу льгот. Жилье, проезд, пенсия, лекарства, налоги — в совокупности этот пакет превышает зарплату врача. И когда мы говорим человеку: “Посмотрите, нога срослась. Это же счастье!” — он смотрит на нас непонимающими глазами. Потому что инвалидом быть выгоднее. Мы не вылезаем из судебных тяжб, некоторые пациенты годами обивают пороги судебных инстанций, пытаясь доказать, что врачи ошиблись...

Порой ситуации напоминают театр абсурда. Как, например, в случае с подростком Андреем К., который страдал болезнью Пертеса — юношеским асептическим некрозом головки бедренной кости. Раньше это заболевание считалось практически неизлечимым, да и сегодня далеко не во всех случаях удается добиться благополучного исхода. Андрею фантастически повезло: он практически выздоровел. Но родители подростка вместо того, чтобы радоваться, чуть не плачут: сына теперь могут призвать на службу в армию...

Когда стрелка экспертных весов колеблется между второй и третьей группой инвалидности, врачи обычно склоняются к первому варианту. Но, конечно, не всегда. На несправедливый, с точки зрения больного, “приговор” комиссии люди реагируют по-разному. Одни смиряются, другие плачут, третьи пытаются обжаловать решение в вышестоящей организации, а затем в суде. Правда, цивилизованные методы выбирают не все. Недавно один горячий кавказский парень обрушил весь гнев на старшую медсестру кардиологической экспертной службы, которая выдала ему справку о третьей группе инвалидности. “У нас на Кавказе не принято поднимать руку на женщину! — закричал джигит. — Но у меня русская жена, и она вам покажет!..”

Этот пациент вспомнил о своей давней травме — ранении в область грудной клетки — только тогда, когда с треском провалил сессию в университете и оказался на грани вылета.

Его товарищ по несчастью военный журналист Юрий А. был ранен во время контрактной службы в Югославии. В военном госпитале ему ампутировали голень. Но А. не стал оформлять инвалидность, не захотел уходить на “гражданку”, и ему разрешили остаться в армии. Сегодня он оканчивает военную академию. Впереди отнюдь не столичная перспектива распределения (Юрий — не москвич). Будущий военный юрист решил наконец оформить инвалидность. Ему определили третью группу, которая не дает права на получение жилья и работы в Москве. Теперь Юрий обивает пороги судебных инстанций, пытаясь опротестовать решение медиков.

— На ежегодное переосвидетельствование собираюсь, как на экзамен, — тяжело вздыхает Анна К., которая стала инвалидом третьей группы после сложного перелома ноги. — У меня артроз и проблемы со здоровой ногой, но все равно каждый раз боюсь, что эксперты признают меня практически здоровой, а до пенсии еще целых три года. Поэтому всегда стараюсь произвести на комиссию соответствующее впечатление, чтобы никто не подумал: “А она хорошо выглядит”. Старый костюм, стоптанные туфли, заметная хромота и никакой косметики. Знаю, что некоторые люди, которым и трость не нужна, на экспертизу приходят на костылях, которые хранят именно для такого случая.

Правда, на специалистов все эти ухищрения особого впечатления не производят. Острый взгляд профессионала подмечает, что хромота излишне нарочитая, а костыли — подозрительно новые.

Иной раз медики становятся свидетелями “чудесных исцелений”, как в Лурде, когда больные за порогом подхватывают ненужные костыли под мышку и проворно ныряют в нутро автомобиля...

— Для меня это роли не играет, — признается доктор Бараева. — Потому что в нашем центре есть редкие возможности для того, чтобы экспертиза была объективной. Пациенты тщательно обследуются, врачи детально знакомятся с историей болезни и коллегиально принимают решение. У нас есть пациентка — человек публичной профессии, которая всегда замечательно выглядит. Но мы знаем, что у нее серьезные проблемы с коронарным кровотоком, сужение сосудов, доходящее до полной непроходимости. Для нее любое физическое усилие — проблема. Был случай, когда мы уговаривали ее сделать экстренную операцию, но она не соглашалась, а через день действительно оказалась на операционном столе. Но по внешнему виду этой женщины вы никогда не определите, что она тяжело больной человек.

На самом деле злополучные льготы не так уж велики, как это кажется. Может быть, в совокупности они и превышают зарплату врача или учителя, но этот факт скорее свидетельствует о другом: врачебный и учительский труд у нас почти ничего не стоит. А в остальном… Бесплатных лекарств, которые в начале месяца выдаются по списку, для полноценного лечения, конечно, не хватает, а дорогостоящие медикаменты мало кому по карману. Льготные железнодорожные билеты, раз в году положенные инвалидам, часто остаются невостребованными: некуда и не на что ехать. Чтобы получить машину с ручным управлением, надо отстоять в очереди не один год. Когда-то это был “Запорожец”, потом — “Таврия”, которая теперь превратилась в иномарку. Сегодня российские инвалиды пересели на маленькую “Оку”. Для молодых “опорников” машина — единственное средство передвижения, без которого немыслима активная жизнь.

Но автомобилей не хватает — в первую очередь транспортом обеспечиваются инвалиды и ветераны Великой Отечественной войны. Что скрывать: люди, давно разменявшие восьмой, девятый, а то и десятый десяток, вряд ли смогут сесть за руль. Не говоря уже о том, что ни одна шоферская медкомиссия не возьмет на себя ответственность выдать справку на вождение автомобиля престарелому инвалиду, который плохо видит, едва слышит, а порой живет уже в другом измерении. Недавно родственники вообще забыли своего ветерана в автомагазине за ненадобностью. Оформили “Оку” и уехали.

…Рядовой Дмитрий Ч. был тяжело ранен в Чечне. В Подольском военном госпитале солдату ампутировали ногу. В Комитете солдатских матерей парню решили помочь. Списались с российско-германской фирмой по протезированию, и Дима получил новый, удобный протез, который не стачивает культю в кровь. Казалось бы, все хорошо, если бы не одно “но”. На очередном переосвидетельствовании в городском бюро медико-социальной экспертизы Дмитрию Ч. вторую группу инвалидности, которую определили после операции, “срезали”. Теперь он инвалид третьей группы. “Хотели облегчить парню жизнь, — сетуют в Комитете солдатских матерей, — а в итоге все усложнили…”



Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру