БИБЛИЯ.
Хоронили Сашку в марте. Очень слякотно, холодно, но народу собралось много. Однокурсники, одноклассники, соседи по дому, друзья родителей...
У них была дружная, счастливая семья. Пока любимый сын, гордость и надежда, не стал наркоманом. Я познакомилась с ними, когда Саша уже прочно сидел на игле. В редакцию позвонила его мать, попросила телефон наркологического центра, про который была заметка в газете. А прощаясь, вдруг призналась:
— Господи, я уже ни во что не верю. Ни на что не надеюсь. Денег нет. Муж не выдержал и переехал жить к свекрови. Дочка дома старается не бывать, только ночует. Иногда я хочу, чтобы Саша умер и освободил нас от этого кошмара! Я боюсь потерять дочку. А Саше, наверно, уже ничем не помочь. Сказано без слез и истерики...
Элла, мать Сашки, вообще произвела на меня тогда впечатление поразительно сдержанного человека. Уже потом я поняла, что такое спокойствие приходит, когда душа становится похожа на пустой орех. Нет надежды — нет и слез.
На похоронах она обратила мое внимание на жгучую брюнетку: “Видишь, девочка-припевочка стоит в курточке и брючках в облипочку? Это Вера, Сашина первая любовь, — она его с “дурью” познакомила. Ей ничего, жива-здорова... А Сашки — нет”.
Действительно, девушка имела вид цветущий. Хотя, со слов Саши, курила марихуану с детства. Вера выросла среди богемы. На домашнего мальчика Сашу, выросшего в семье бывших итээровцев, а ныне предпринимателей средней руки, Вера произвела неизгладимое впечатление.
— Мама, вы — мещане! — заявил он дома, вернувшись после одной такой тусовки в Верином доме. — Думаете только о деньгах и шмотках, всех забот — как бы скопить на отпуск да нас с Ленкой повыгоднее в институт пристроить... А жизнь — намного шире!
— Я даже обрадовалась тогда, что у моего мальчика появились такие необычные мысли. Вот, думала, ребенок влюбился — и стал философскими вопросами мучиться, чувства формируют душу, расширяют сознание. Разве ж я знала, что он его с помощью наркоты расширяет... — каялась позже Элла.
Следующий звонок раздался через полгода: Сашка пролечился, вышел из клиники, даже в институт походил немного — и опять сорвался. И я опять диктовала телефоны, сама звонила знакомым наркологам и договаривалась о консультации. На этот раз в наркоцентр мы поехали вместе. Все ранее виденные мною наркоманы имели вид малопривлекательный. Самое неприятное у наркомана — взгляд. Глаза бегают, не могут ни на чем сфокусироваться. Невольно сам начинаешь дергаться. Но Сашка на них совсем не походил.
Была в его улыбке какая-то заразительная веселость, а в огромных глазах — щенячья беззащитность и любопытство к миру. “Какой же он наркоман?! Это ошибка!” — думала я. Но в кабинете нарколога, куда мы зашли все трое, парень показал исколотые вены, и вопрос отпал.
“Зачем ты это делаешь?!” — пытала я его.
“Сначала было любопытно. Хотелось новых ощущений. Потом очень быстро втянулся, появилась зависимость. Сейчас и хотел бы бросить — не получается. На наркотиках очень многое в моей жизни завязано. Без них я — как в вакууме. Ни друзей, ни тусовки. Ты не представляешь, какая тоска гложет изнутри! Пока находишься в клинике — день занят: лечение, процедуры, беседы с психологом, занятия с группой... А приезжаешь домой — и жизнь замирает. Сутки растягиваются до бесконечности... Не знаешь, чем занять время. Учиться не можешь — мозги тухлые, спортом заниматься тоже не получается — мышцы, как вареная лапша. Врач говорит: надо перетерпеть, со временем депрессия проходит. Но я ни разу не дожидался, когда кончится эта пытка. Каждый день — день сурка”.
Здесь я сделаю маленькое отступление от Сашиной истории. Почему-то считается, что наркоманами становятся чаще всего люди с серьезными душевными, психологическими или социальными проблемами. Например, у мальчика была тяжелая родовая травма, и он рос нервным, легковозбудимым, а родители внимания на его психологические проблемы не обращали, за плохие оценки ремнем лупили, да еще девочки его не любили. Вот он рос-рос — и вырос в наркомана. А не был бы наркоманом, то стал бы алкоголиком или психопатом.
Такие личности действительно среди наркоманов есть. Врачи называют их “ядерными” наркоманами. Но среди употребляющих наркотики их всего 10 процентов, остальные 90 — это люди, которые подсели на иглу, таблетки или порошок по чистой случайности. Сашка, например, — от любопытства. В недобрый час рядом оказался человек, предложивший: “На, прикинься!” И он не отказался. А привыкание оказалось стремительным. По статистике, 10 % людей вообще оказываются ненаркозависимыми — и столько же садятся на иглу с первой дозы.
К чему я все это? К тому, что нет у наркомании никаких типичных клинических предпосылок. Есть факторы риска, но и они — не догма. Получается, от наркомании, если она стала болезнью общества — а у нас ею больны уже около 3 млн. людей, — НИКТО НЕ ЗАСТРАХОВАН!
На этот раз мне позвонил сам Сашка:
“Я хочу, чтобы ты написала в газете, как люди срываются. Это очень важно. Я вел дневник и теперь знаю, отчего теряю контроль”.
Он приехал и рассказал, какие сирены постоянно напевают ему в уши, соблазняя его пойти на грех...
“Прихожу в клуб. Встречаю знакомых:
— Уколоться хочешь?
— Нет.
— А покурить? (Имеется в виду марихуана.)
— Не хочу.
— Тогда, может, пивка?..
— Пиво можно, давай! (Выпили.)
После пива тормоза уже сняты, поэтому на предложение покурить ведусь легко. А потом — и на герыч. К барыге лечу с бешеной скоростью: лишь бы успеть до того, как включится сознание и спросит: “Что же ты, придурок, делаешь?! Ты же завязал!” Но соблазн всегда сильнее рассудка. В себя прихожу уже после того, как вмажусь. Даже позже — уже когда проходит кайф. Я понимаю, что опять сорвался и опять сел на иглу. Вот тогда начинаю винить себя за слабость, но все это уже бесполезно. Мой совет: если хочешь завязать, держись подальше от тусовки и не пей ничего крепче яблочного сока. У меня даже после пепси бывали такие дикие приступы желания вмазаться, что приходилось просить мать привязать меня к кровати. Очень важно иметь наготове в момент кризиса телефон кого-нибудь из группы самопомощи. Ребята — свои, бывшие наркоманы, сами все проходили и знают, что делать, как успокоить. Родители в такие моменты только мешают: плачут, упрекают. Они пытаются говорить с тобой как с человеком. А ты — как больное животное...”
Я тогда спросила Сашу: “Раз ты все теперь понял про кризисы, значит, больше не пойдешь на поводу у своих сирен?”
— Боюсь, я — уже человек конченый. Меня герыч, как волка, обложил со всех сторон флажками. Еду по Москве, смотрю на улицы, дома, а в голове только одно крутится: в этом доме барыга живет, а в этом — знакомые “винт” варят... Вхожу в подъезд дома — и по мусору на полу могу определить, есть тут “торчки” или нет. У них тоже можно купить герыч. Ты не верь, когда говорят, что наркоманы не барыжат. Среди нас святых нет. А когда кумарит, за дозу любой друг другу глотку перегрызет...
Этот наш последний разговор с Сашей я часто вспоминаю. Особенно, когда в редакцию звонят несчастные женщины — матери осужденных наркоманов:
— Помогите, моего мальчика посадили НИ ЗА ЧТО! Его спровоцировали, подослали к нему дружка, тот стал умолять: “Дай уколоться, у меня ломка!” — и мой дурачок поверил, а за дверью уже стояли менты с наручниками...
Все истории — как под копирку. Жалко женщин, жаль мальчиков. Многие из них шли на нары за миллиграммы наркотика и получали по 5—7 лет! Причем не все даже продавали наркотики — многие делились дозой от широты души. Но с точки зрения закона — это тоже сбыт. Статья 228-я нового УК предусматривает наказание до 20 лет. На днях были обнародованы ужасающие цифры: из 65 тысяч осужденных за наркопреступления только 25 тысяч занимались сбытом наркотиков, остальные сидят за хранение. То есть это обычные потребители. Возраст — 18-30. Такие же, как Саша. Только он — на кладбище, они — на нарах.
Конечно, их жаль. Поломанные судьбы, подорванное здоровье. Кто-то выйдет калекой, кто-то — бандитом. Но ведь у этой статистики есть и другая сторона: один наркоман сажает на иглу от 10 до 15 человек. Достаточно одному “зависимому” появиться в школьном классе, студенческой группе или дворовой компании, чтобы наркомания расползлась по этому маленькому коллективу, как раковая опухоль.
Наркомания — заразная болезнь. И у подростков к ней — самый слабый иммунитет. Почему? Во-первых, попробовать наркотики — это прикольно. Во-вторых, круто: раз кому-то можно, то и мне не слабо! В-третьих, если один из компании прочно сел на иглу, то, истратив свои или родительские деньги, ему рано или поздно придется зарабатывать себе на дозу. Самый легкий способ — создать свою “розничную сеть”. Именно так наркотики проникают в школы, вузы: их приносят не страшные дяди-бармалеи, а обычные дети.
12 мая Правительство РФ приняло Постановление о разовых дозах наркотических средств. Это постановление призвано отделить обычных потребителей от дилеров и вывести первых из-под прицела правоохранительных органов. Пусть милиция и наркополицейские сажают настоящих дельцов наркобизнеса, а наркоманов оставят на попечение врачей. Хорошая идея лежит в основе этого документа.
Чтобы было понятно, какой шаг в сторону либерализации сделало наше правосудие, поясню: многие из упомянутых мною выше 40 тысяч осужденных попали на зону за то, что в момент ареста у них в кармане была обнаружена доза наркотиков в размере 0,005 г героина. Теперь, имея при себе до 1 грамма героина, гражданин рискует лишь штрафом, в крайнем случае его посадят на 15 суток.
Здорово. Прогрессивно. Справедливо.
Но у демократии всегда есть две стороны: за право делать что хочешь ты сам несешь ответственность. Соблазнов попробовать наркоту теперь у подростков, когда прессинг со стороны милиции уменьшится, будет больше. А вот с чувством ответственности у ребят в таком возрасте — беда: у них ведь нет чувства страха, подсознательно они считают себя бессмертными. Поэтому все наши страшилки про ужасы наркомании — мимо их ушей.
Саша умирал очень тяжело. Гепатит С — профессиональная болезнь наркоманов. За несколько месяцев из симпатяги-парня он превратился в дряхлого старика. Желтый, потный, губы потрескались от постоянной рвоты...
Элла не отходила от него ни на минуту: подать тазик, умыть, капельницу поставить, покормить кашкой с ложечки, напоить. В конце Сашка так ослабел, что не мог даже чашку удержать.
— Мама, если бы я знал... Я бы никогда не стал принимать эту дрянь, — совсем по-детски повторял он. — Я хочу быть таким, как вы с папой. Хочу жениться, нарожать детей, буду с ними в походы ходить, как вы с нами...
До последней минуты он не верил, что умрет. Сейчас Элла винит себя за то, что не спасла сына. “Надо было не миндальничать с ним, а жестко действовать. Привязывать, приковывать к батарее, гнать с лестницы его дружков-наркоманов. Заявлять на них в милицию. Лучше бы он в тюрьму попал, зато жив остался бы!..”
Отчаянье матери, потерявшей сына, понятно. Тут любая соломинка дубом покажется. Но за репрессивный подход, когда речь заходит о наркомании, выступает не только моя знакомая. Это единственный известный нам способ воздействия на массы. И теперь, когда правительство отменило дубину в виде старой таблицы наркодоз, политический бомонд обуял ужас.
Вокруг Постановления от 12 мая разразился грандиозный скандал. Силовики, лишенные отныне возможности закрывать отчетность с помощью наркоманов, требуют его отмены и кроют на чем свет его авторов, обвиняя последних в лоббировании наркоторговли. Их поддерживают и депутаты. Дума почти единогласно проголосовала за обращение к премьеру, в котором от правительства требуют корректировки разрешенных наркодоз в сторону их уменьшения. Всех страшит будущее: не накроет ли наркомания Россию с головой?
На самом деле вариантов ответа на этот сакраментальный вопрос немного. Тоталитарный режим существовал без наркомании, но раз уж мы выбрали другой путь, то и этого нам не избежать. Определенная часть населения будет решать свои проблемы с помощью химических веществ. Одни будут пить водку, другие — колоть героин, третьи — есть поганки. Проблема в том, чтобы эта локальная беда не принимала массовые формы. Хотя похоже, с началом активных действий мы уже сильно опоздали.
По данным ВОЗ, если темпы наркотизации населения не снизятся, то Россия к 2050 году от наркомании и СПИДа потеряет треть (!) своего населения. Погибнет до 50 миллионов молодых людей. До часа “икс” осталось совсем немного. Но еще ничего не потеряно. Изобретать велосипед не нужно. Все уже давно придумано. Есть социальные технологии — западные и свои, отечественные, — с помощью которых можно успешно вести антинаркотическую пропаганду. У нас есть сильная наркологическая служба, которая может работать гораздо интенсивнее. Единственное, чего у нас нет, — это денег и воли работать засучив рукава. Одним все еще кажется проблема наркомании надуманной, другим сподручнее наказывать, а не убеждать...
И тут я как нормальный, рядовой обыватель тоже уповаю на Правительство РФ. Теперь, когда оно позаботилось о защите прав наркозависимых граждан, может быть, и о нас, здоровых, тоже вспомнят? У нас тоже есть права. Мы хотим, чтобы наши дети жили в мире без наркотиков.
Какие у нас шансы?..
P.S. Сегодня у всех на устах — скандал, связанный с предложением правительства по снижению размера наркотических доз, за который наступает уголовная ответственность. Нет хуже горя матери, потерявшей ребенка. Но потерпевший не может быть экспертом. Это правовая аксиома. А потому в ближайшее время мы дадим слово экспертам. К барьеру!
