Люди в сером

“Кто вы, мистер Путин?” — спрашивали президента четыре года назад. Сейчас, когда он уже отработал первый срок, гораздо интереснее узнать, что ВВП будет делать на втором. Еще больше закрутит гайки или, наоборот, “отстроив” политиков, займется реформами экономики? О возможном будущем президента нам рассказала руководитель Центра изучения элиты Института социологии РАН Ольга Крыштановская.

— Ольга Викторовна, впервые за последние несколько лет рейтинг Путина упал с 73% до 48%. С чем это связано?

— После мартовских выборов объем пропаганды достижений сократился. А вот реальные проблемы нарастают как снежный ком. Растут цены, коммунальные платежи. Разрушена процветающая компания ЮКОС. Кредитный рейтинг России вновь понижен. Инвестиционная привлекательность снижается. Отток капитала растет. В армии — бардак. Село все больше погружается в алкогольную пучину. Административная реформа вызвала небывалую неразбериху в органах власти. Разрушены демократические партии СПС и “Яблоко”. КПРФ в агонии. Случись сейчас выборы, люди не знали бы, за кого голосовать. Не партии потеряли свой электорат, а электорат потерял свои партии. Это называется “аномией общества” — когда люди больше не понимают, кто они и где находятся в социальном пространстве. Это опасная болезнь, и ее симптомы начали проявляться в снижении рейтинга президента. Невозможно ведь до бесконечности обвинять во всех бедах государства Чубайса с Гайдаром да олигархов. Надо будет и самому отвечать за разрушительные процессы.

— И все же, долгое время рейтинг президента рос, несмотря ни на что. В чем феномен его популярности?

— Главный талант Путина — это умение нравиться людям. Он как Золушка на балу — простой скромный парень из бедной семьи, и вдруг попал в Кремль! Людей умиляет его застенчивая манера говорить. Ему прощают его неуверенность в себе, потому что это трогательно, ведь он такой же, как мы! Он умеет мягко шутить, но жестко поступать. Он умный и хорошо говорит. Его КГБшное прошлое мифологизируется. В опросах, которые я проводила об отношении людей к Путину, одно из первых мест занимал такой аргумент: “Он — нормальный! За него не стыдно”. Бедный наш народ, не избалованный “нормальными” вождями! Еще одна из причин успеха Путина — он идеологически аморфный, не левый и не правый. Был бы он левым — не нравился бы правым, был бы правым — его ненавидели бы левые. А неопределенный президент имеет шанс понравиться всем. Кто мечтал о сильной руке, видит в нем реализованного Андропова. Кто хочет возрождения статуса России как мировой державы, рад его успехам на международном поприще. Для Запада Путин — демократ и рыночник. Для бедных — борец с олигархами. Для бюрократии — управленец, умеющий работать с людьми. Для чекистов — просто свой парень. Каждый видит в нем то, что хочет увидеть. Путин — это зеркало.

— А какой, по-вашему, настоящий ВВП?

— Чтобы понять человека, надо поменьше его слушать. А побольше смотреть, что он делает. Основной признак демократии — это не выборы, а принцип разделения властей. Если власть ограничена и общество может ее контролировать — меньше беспредела. При Ельцине появились ростки разделения властей — парламент стал относительно независимым, чем страшно мешал бюрократии. А теперь скажите: стал ли Путин развивать независимость парламента? Нет, напротив, было сделано все, чтобы встроить его в единую пирамиду власти. А независимый суд? А свобода слова? Об этом нет и речи! Так что Путина демократом вряд ли можно назвать. Но он не против частной собственности — собственно говоря, у него нет выбора.

Но предположим, что он разделяет мнение, что частная собственность священна. Или по крайней мере, что без нее экономику не поднять. Но при этом он хочет управлять бизнесом, как своими подчиненными. При Путине государство выросло и укрепилось, а его контроль над всеми сферами жизни повысился. Отсюда я делаю вывод: Путин понимает, что для России ближе китайский путь развития, а не западный. Этот путь можно назвать “рынок без демократии”. Или почти без демократии.

Возможен ли такой путь? На какое-то время — да. Но неизбежно конфликт между государством и бизнесом приведет к выбору: или демократизироваться, или прямой дорогой в экономическую стагнацию.

— Как, по-вашему, будет действовать Путин: даст понять бизнесу, что будет его строить и дальше, и дело бизнеса — лишь выполнять указания сверху? Или сделает бизнесменов — от которых зависят и удвоение ВВП, и экономический рост, и борьба с бедностью — своими партнерами?

— Для Путина успехи в экономике очень важны. Чуть ли не на первом месте. Он хочет войти в историю как президент, который вывел страну из революционного периода Горбачева—Ельцина, навел порядок, дал людям стабильность и экономический рост. Поэтому он не может не сотрудничать с теми, кто этот рост обязан обеспечить. Другое дело — насколько ему это удается?

В его действиях прослеживается одна систематическая ошибка: он пытается диктовать бизнесу вместо того, чтобы создавать условия для его роста. Путин и раньше, и сейчас в своих выступлениях употребляет конструкцию “бизнес должен…” Но бизнесу нельзя приказывать! Он в неволе не размножается. Развивается только в условиях свободы и защиты прав собственности. Если этого нет — деловые люди уводят капиталы из страны или переводят в “чемоданную” форму. Чтобы можно было в любой момент подхватить такой чемоданчик с бриллиантами в руки и уехать. Заводы ведь с собой не увезешь…

Представьте, чтобы в Америке президент сказал своей бизнес-элите, что они должны удвоить ВВП. Это нонсенс! Это партхозактиву можно такие приказы давать. Для бизнеса есть один закон — прибыль. И бизнесмены, рискуя своими деньгами, ищут, где можно получить больше прибыли. У кого получается, тот становится богатым, у кого нет — разоряется. Вот и все! А насчет “социальной ответственности” бизнеса (мол, “делиться надо”) — для этого существует государство. Оно берет с прибыли налоги и перераспределяет их, помогая тем группам населения, которые сами заработать не могут. А все угрозы и выкручивания бизнесу рук добром не кончатся. Бизнес просто перестанет развиваться. Это путь не к сияющим вершинам ВВП, а к темным безднам стагнации. Цель хороша, да средства негодные.

— По какому-то странному совпадению именно в тот день, когда Путин встречался с олигархами в Кремле, прошли сообщения об обысках в компании Виктора Вексельберга “Ренова” (которые на самом-то деле были несколькими днями раньше). А в ЮКОС пришли судебные исполнители. Может, кто-то сознательно хочет нарушить какие-то хрупкие договоренности?

— Задача у нынешних правителей была такой: “опустить” бизнесменов, которые “зарвались” и “стали шантажировать власть”. Так это формулировали в Кремле. Поэтому бизнес последние годы то и дело “опускали”, демонстрируя, кто в доме хозяин. Это происходит и сейчас. Разговор олигархов с президентом? Хорошо, президент улыбается и шутит, но обыски в “Ренове” идут (значит, правила игры не станут мягче). Все идет очень жестко. Судебно-прокурорская машина идет, как каток, и давит всех, кто высовывается. И никто эту машину не останавливал и не собирается останавливать.

Сегодня главное для бизнеса — не высовываться. Опасно! Но экономика — это не марш на плацу. Здесь стройные ряды не помогут. Для бизнеса нужны нестандартные решения и финансовые гении. Если гениев катком в асфальт укатывать, то стройные ряды будут, а прорыва в экономике — нет.

— По какому сценарию, на ваш взгляд, будут развиваться события вокруг ЮКОСа? И что будет с Ходорковским?

— По-моему, наиболее вероятный сценарий таков: Ходорковского посадят на “средний” срок — лет на пять-шесть. Простить нельзя: позор для власти — столько держали в тюрьме и ничего не собрали. Но слишком жестко наказать тоже неправильно: уныние будет в бизнесе, да и Запад… Ясно одно: ЮКОС перейдет к другим собственникам (с обязательным присутствием государства). Тогда и станет понятно, ради кого все это затевалось. И кто они — новые путинские олигархи...

— Остановить разгром компании может только Путин?

— Да. Можно сказать, что в России восстановлена модель самодержавия, так как независимые центры власти уничтожены. Власть восстановила иерархическую пирамиду, как это было при царе, как это было в советское время. Наверху — один человек, под ним — “Политбюро” (его 20—25 ближайших соратников), потом “этажи” номенклатуры. Так что не будет большим преувеличением сказать, что все важные вопросы решаются с ведома президента. Кому дать крупную собственность, а у кого отобрать — это важный вопрос, и решаться он должен на самом верху. Для России это привычная модель.

На протяжении большей части нашей истории так и было. Короткие периоды укрепления класса собственников всегда вызывали демократизацию политической жизни. И ослабление государства. Чем слабее государство, тем сильнее бизнес влияет на политику. Политический класс ощущал неуверенность и начинал бороться за восстановление своей власти. И в конце концов собственность у предпринимателей отбиралась под разными предлогами, их самих репрессировали, а бюрократия восстанавливала свой контроль. В XX веке Россия дважды переживала такое: сначала нэп, а еще — горбачевско-ельцинские реформы. Каждый раз, когда бизнесмены становились влиятельной силой, все заканчивалось волной авторитаризма.

— Банковский кризис — это тоже передел собственности. В пользу тех же госбанков — Внешторгбанка и Сбербанка, к которым могут уйти вкладчики Альфа-банка и других?

— Думаю, здесь есть элементы передела. Но передел можно проводить тихо и незаметно для клиентов банка. Собственники поменялись, а люди ничего и не заметили — так это делается на Западе. У нас же ЦБ ведет себя, как слон в посудной лавке. По-моему, все это свидетельствует о непрофессионализме наших финансовых руководителей. А передел собственности сейчас, конечно, идет. Миллионеры завидуют миллиардерам. Они пришли к власти и сами хотят контролировать большой бизнес. В политике мы же понимаем, что с приходом нового президента меняется и команда. А в экономике почему должно быть иначе? Старых олигархов прогонят — появятся новые. Лояльные и суперлояльные.

— А вы считаете, при подборе кадров Путин руководствуется исключительно личной преданностью?

— Любая власть при подборе кадров учитывает два критерия: компетентность и преданность. Если брать на должности только людей компетентных — это идеальная бюрократия. Если только преданных — это патримониальное государство восточных деспотий. Обычно существует смесь людей того и другого типа. Конечно, бывает, что в одном человеке уживаются оба этих качества. Но редко. Умный профессионал не может быть бесконечно предан персоне, потому что он предан делу. Путин, как бы он ни хотел окружить себя своими верными друзьями, не может не думать об эффективности. Работать-то кто-то должен! Поэтому сейчас существует пропорция: примерно на 10 преданных — один профессионал.

— А преданные — это всегда питерцы и чекисты?

— Не всегда, но часто. Наш президент — человек большого скачка. Он совершил невероятную карьеру и оказался в кадровом вакууме. У него просто не было возможности постепенно обрастать своими людьми на всех уровнях власти. Сначала он работал в чужой команде. Но, будучи человеком деликатным и дипломатичным, делал замены тонко. Не было резких отставок и кадровой мясорубки времен Горбачева и Ельцина, которые породили мощное противодействие самой элиты. За первые два года правления Путин поменял 24% элиты, но без громоподобных скандалов, тихо и незаметно. Отставники, как правило, хорошо устраивались. Ельцин породил целую армию обиженных чиновников. Путин же часто оставлял на посту даже проштрафившихся, и они оставались благодарны ему, более того — преданны. Это тоже талант — создавать себе сторонников. Это одно из основных качеств лидера.

— А все-таки: кто для Путина — свои?

— Естественно, те, с кем он когда-то работал, кого он знает и кому доверяет. Но как разведчик Путин занимался не только подтягиванием своих, но и перевербовкой. Ведь ельцинские назначенцы Волошин и Касьянов служили ему верой и правдой четыре года. Сурков и многие другие служат до сих пор.

— А что надо, чтобы понравиться Путину?

— Думаю, здесь много составляющих. Но есть такой “антропологический подход” к власти. Людям вообще нравятся те, кто похож на них либо на их родителей. Вот Ельцин, будучи человеком ярким, высоким и громким, приближал себе подобных. Поэтому на высоких государственных постах в его время оказались Немцов, Сосковец, Аксененко, Коржаков и др. Ельцин был публичной фигурой, и при нем было много публичных политиков. Путин же совершенно другой. Поэтому высокие красавцы постепенно стали вытесняться невысокими молчунами с коллективистской психологией. Публичные проявления стали восприниматься как вызов: мол, работает “на себя”. Сама публичная политика при Путине как-то съежилась. Пришло время бюрократии. Он ее понимает, опирается на нее. Она отвечает ему взаимностью. Аппаратные люди-невидимки — вот герои сегодняшней российской политики.

— А это как-то сказалось на административной реформе?

— Конечно! Всех понизили: вице-премьеры стали называться министрами, министры — замами или даже начальниками департаментов. Первым быть опасно, первые — выскочки. Сейчас время вторых и третьих. Это принцип не только аппарата, но и чекистов. Кто важнее: командир или комиссар при командире? Отчасти поэтому так много чекистов пришло именно на вторые роли.

— С этим связано то, что и губернаторов понизили?

— Да, раньше губернаторы были вторым этажом власти, а теперь между ними и президентом появились полпреды. Эта прослойка в значительной степени наполнена военными людьми. Кроме того, произошла перевербовка региональных силовиков: теперь они не подчиняются губернаторам, как это де-факто было при Ельцине. Так из политических фигур, которые образовывали фронду и даже шантажировали власть (особенно сильные лидеры регионов-доноров), губернаторы были низведены до уровня “хозяйственников”, с которыми иногда советуется президент.

— Но ведь губернаторы не ропщут!

— Да, страх и желание “строиться” выше. Наоборот, чем сильнее центральная власть, тем больше у нее сторонников. По большому счету элита понимает, что президент действует в ее интересах. Поэтому он — их президент. Путин создал себе серьезную базу поддержки в среде чиновников и силовиков. Это огромная сила. Она определяет теперь, кто победит на выборах, кто останется с деньгами. Она определяет вектор общественного развития.

— Это и есть главное достижение первого срока?

— Для Путина — да. Для нас, жителей страны, не уверена, что это достижение. Управляемость государства увеличилась. Элита стала гораздо более сплоченной. Эта сплоченность — сродни “клубу взаимопомощи”. Люди Путина, расставленные на все этажи и во все ветви власти, образуют особое братство. Здесь царит дух солидарности и готовности идти на все ради президента. Они испытывают эйфорию власти. Но чем более сплочена элита внутри себя, тем более она отгорожена от народа. Создается впечатление, что они так заняты дележкой портфелей, выказыванием непрестанной лояльности, что просто забыли о существовании народа.

— Ваш прогноз на второй президентский срок?

— Для Путина сейчас главный приоритет — это экономика. Если он выведет Россию в число быстро развивающихся стран, наградой будет мировое признание. Даже при откате от демократии.

— Вы считаете возможной национализацию?

— Как заявленную программу правительства — конечно, нет. А реально, местами, — да. У каких-то “плохих олигархов” могут и дальше экспроприировать собственность под разными соусами: банкротство, уголовное дело, бесконечные проверки с угрозой репрессий... Государственный сектор экономики может существенно вырасти: или за счет ГУПов, или потому, что государство вернет себе крупные пакеты акций стратегических предприятий. Но главное все же — это переприватизация в пользу лояльных олигархов. Вместо новых русских придут “новейшие русские”. Я думаю, у нас будет современное авторитарное государство, вписанное в глобальный процесс. Элементы управляемой демократии останутся. Это и многопартийная система, и альтернативные выборы. Если парламенты всех уровней будут формироваться по партийным спискам, то контролировать выборы станет совсем просто.

— Политтехнологи останутся без работы?

— Да. Все эти вопросы будет решать “управление агитации и пропаганды” Администрации Президента. Следующий шаг в этой логике — возврат к парламентской республике. Помните, как в советское время, когда парламент (Верховный Совет СССР) выбирал “президента”? С этой идеей давно выступает новгородский губернатор Прусак: президента должен выбирать “партхозактив”, он должен быть подотчетен ему. Но за это президент получит право назначать и снимать с постов всех руководителей регионов. Полного повтора советской модели, конечно, не будет — времена не те. Но партийная система изменится. Сильная пропрезидентская партия — в центре и две слабые — по краям. Якобы критикующие центр справа и слева.

— И как это отразится на выборах 2008 года?

— Это окончательно обуздает стихию выборов. Когда мы говорим об “административном ресурсе”, понимаем, что только ходим на выборы, а выбирает — элита. Если избирательная система изменится, то это будет узаконено. Президента-2008 будет выбирать элита.

При этом по-прежнему одним из наиболее вероятных сценариев остается такой: Путин становится премьер-министром, а президент, избираемый парламентом, становится слабой фигурой. Помните Подгорного при Брежневе? Примерно так. Надо найти только такого “слабого президента” — абсолютно лояльного, не амбициозного, послушного и... серого. Никакие лидеры типа Рогозина тут не подходят. Слишком яркий, слишком непредсказуемый человек. Но выбор есть: на высших постах государства уже сейчас присутствуют люди с необходимым набором качеств.