В молодости он ездил стройотрядовцем в Коми. Сейчас — построил Константиновский дворец. Однажды он потратил заработанные 600 рублей, не придумав, куда их применить. Нынче ему приходится управлять недвижимостью, стоящей миллионы долларов. Его собственная мама просила, чтобы из-за хулиганства сына не принимали в комсомол. Теперь в солидности нашего героя никто не сомневается, а многие перед ним и вовсе трепещут. И все-таки ни одна актуальная тема не вызывает у управляющего делами президента Владимира Кожина такого энтузиазма, как его юность в СССР.
— У вашего шефа, Владимира Путина, первой машиной был “Запорожец”. А у вас?
— Служебная, наверное, — когда я работал в райкоме комсомола — черная “Волга”. Первый раз ощущения были очень сложные: чувство, что ты большой и важный начальник, и просто приятное ощущение, что едешь в машине вроде по делу, но есть и возможность глазеть по сторонам. А когда уже наступили другие времена, в конце 80-х, у меня появились первые “Жигули”. Девятка.
— Запчасти где доставали?
— Как и все — и в таксопарках, и на толкучках. Чинил сам. Старался, чтобы меньше ломалось.
— Это как — меньше ездили?
— Ну, в общем, да — зимой поменьше. Питерский климат не для машин...
— Идеал благосостояния советских граждан: квартира, машина, дача, югославская стенка и дубленка. Насколько семья ваших родителей этому соответствовала?
— Не соответствовала. Хотя, по моим ощущениям, мы жили нормально, как средняя советская семья. Родители у меня были строителями. В год, когда я родился, они уехали из Троицка на другую крупную стройку — тогда возводилась Новочеркасская ГРЭС знаменитая. К сожалению, отец очень рано погиб на этой стройке — несчастный случай. Мне было 4 года. Если бы этого не случилось, семья, наверное, жила бы лучше.
Начиная со времен коллективизации семейство наше было расколото, на севере страны многие жили, под Санкт-Петербургом, потом высылка в Сибирь — почему, собственно, оказались в тех краях. Часть там осталась, часть переехала в Ростов, Новочеркасск.
— Вы помните знаменитые новочеркасские события — когда после повышения цен на продовольствие люди вышли на улицы и были расстреляны?
— Расстрел демонстрации, колонны танков — я это ассоциативно помню, помню разговоры родителей об этом полушепотом на кухне. Сейчас понимаешь, что это был за мир. А так присутствовала школа, замечательные учителя, спорт, который, наверное, от очень многого спас. Я, кстати, был председателем совета физкультуры школы. Серьезно увлекся баскетболом, волейболом, играл за все сборные, за которые возможно.
— Вы дальновидно решили учиться в Питере. Почему, кстати, именно в Питере?
— Выбор был — физтех в Москве, точнее, в Подмосковье и электротехнический институт в Питере. Но все-таки Ленинград был ближе — и духовно-родственно, и всячески. Поэтому выбор пал на ЛЭТИ.
— Каким был абитуриент Владимир Кожин?
— На поступление я надел костюм, который шился на выпускной бал. А прическа… Те годы, знаете, что было за время — повальное увлечение “Битлз”, “Юрайя Хип”, “Дип Пепл” — самые любимые и обожаемые группы. Отсюда, естественно, попытка подражать: у всех длинные волосы, борьба с этим учителей, конфликты в школе. Удаление с уроков. Я тоже носил длинные волосы, но, поскольку они были не просто длинные, а еще и кучерявые, получалась такая шапка на голове.
— На что была похожа жизнь в питерской общаге?
— Бурной она была. В нашем общежитии, которое входило в известный студенческий городок на Новоизмайловском проспекте в Питере, были представлены все ведущие вузы города. Прямо напротив нас жили девчата из пединститута. У нас в основном мужской контингент. Догадываетесь, какие отношения были.
Учиться было очень тяжело, ввиду того что каждый день у кого-то день рождения — это как минимум этаж гуляет. Но я не помню ни одного случая не просто серьезного преступления, а даже серьезного воровства. Было десять этажей, где каждая комната нараспашку. Мы заходили друг к другу не только не стучась, а, что называется, открывая дверь ногой. А студенты достаточно прилично после стройотрядов зарабатывали, везде стояла техника, все завалено магнитофонами, кассетами. И при этом был абсолютный интернационал.
— Вы входили в совет общежития. Чем занимались?
— Безусловно, есть какие-то общечеловеческие нормы, которые мы пытались соблюдать, — не устраивать пьянок, особенно бытовых, примитивных. А в основном работа направлялась на очень простые вещи. Например, чтобы постельное белье регулярно менялось, а не как в анекдоте: сегодня смена белья в общежитии — четвертая комната меняется с пятой!
Жили мы по три человека в комнате, готовили сами — в основном жареная картошка с колбасой и макароны по-флотски. Но время от времени кому-то присылалось что-то особенное из дома — особенно ребятам с юга... Забавных случаев море, один со свадьбой связан был.
— Не с вашей, случайно?
— Нет, ребята из нашей группы поженились. Тогда в Ленинграде только-только открылся Дом свадебных торжеств на Мориса Тореза, туда было очень сложно попасть. Я же уезжал в первый свой рейс в студенческом отряде проводников. То есть после застолья нужно было снять костюм, галстук, переодеться в стройотрядовскую форму и приехать на Московский вокзал на поезд. Это была занимательная история, как все это происходило и в каком виде я приехал на вокзал! Костюм на стройотрядовскую форму я менял уже в вагоне, меня провожала почти вся свадьба, и на перроне Московского вокзала было непонятно, кто тут жених, кто гость. Все, что недоели-недопили, тащили с собой. По-моему, поезд с опозданием отошел в результате.
— Как вы попали в кресло редактора студенческой газеты?
— Тогда назначения происходили просто — предложили эту работу на бюро комсомола. Заметки были о нашей жизни. Про фестиваль, помню, писали — “Весна в ЛЭТИ”. Был концерт “Машины времени”, группы широко еще не известной, но любимой в институтских кругах. В ЛЭТИ накопилось столько желающих попасть на него, что высадили окна и чуть ли не двери в актовый зал. Ну, естественно, мы это описывали. Никаких тебе выборов-перевыборов, черного пиара, прочей мерзости.
— Судя по всему, ваша хозяйственная жилка проявилась в стройотрядах. Где-нибудь остались построенные вами тогда объекты?
— Уверен в этом, потому что это были серьезные стройки. Скажем, Ухтинская ГЭС. Город Ухта, Коми АССР. Провели там почти три месяца. Участвовали в строительстве крупной тепловой станции, в том числе работали и на сооружении градирен. Знаете, какие на Кольцевой стоят — они выглядят как трубы, но очень-очень толстые — воду охлаждают. Наверняка в Ленинградской области есть постройки. Где увидите выложенное кирпичами название отряда — “Сириус” — там, значит, мы руку приложили. Стройотряд — это, наверное, самое золотое время жизни студента в те времена. Это была возможность заработать, и существенно. Я в первом стройотряде, еще мальчишкой был, после первого курса при повышенной стипендии в 45 рублей заработал 600. Вообще не знал, как верно распорядиться этими деньгами.
— Как в итоге распорядились?
— Да вот так и распорядился. В сентябре получил, в октябре они закончились. Мама меня потом долго корила.
А вообще труд был очень тяжелый. После каждого рабочего дня казалось, что вот сейчас приедешь, помоешься, доползешь до кровати, и все… А приезжаешь, помылся — и всю ночь на дискотеке. В диско-клубе, который каждый отряд оформлял так, что нынешние ночные клубы отдыхают — целые конкурсы были по дизайну. Помещение от потолка до пола расписывали — под замок, еще подо что-то. Бары делали с коктейлями — на основе воды, ввиду “сухого закона”, и гуляли до четырех утра.
— Попутешествовали много?
— Да, я тогда впервые увидел, например, что такое тайга. И на себе испытал — рубишь просеку, а спина напарника напротив черная от комаров. От них не спасало ничего. Например, выдавалась такая пол-литровая бутылка специального средства, надо было мазать. Но толку от “притираний” мало было, поэтому берешь и просто выливаешь все на себя. На полчаса спасает, потом опять едят тебя кровососы. В общем, и мужская работа, и зажигательный досуг. Я тогда пел и на гитаре играл — студенческие песни и бардов: Никитин, Кукин, Клячкин, Окуджава, Визбор. Свои песни писал. У каждого отряда был свой гимн, который пели по поводу и без повода, — если поднатужиться, можно вспомнить что-то из нашего, про то, как “Сириус над нами сияет”.
— А была у вас известная своей негуманностью процедура — посвящение в бойцы стройотряда?
— Была. Целое действо, которое “старики” придумали. Приводили в лес, устраивалась полоса препятствий для новичка — такая, что можно было захлебнуться в луже, сорваться с сучка. В конце глинтвейн давали — на основе касторки, смеси валерьянки с перцем и минеральной воды.
— Во время работы в Петроградском РК ВЛКСМ выговоры от старших товарищей получать приходилось?
— Многократно было так, что первый секретарь, например, объявляет благодарность и премирует поездкой на Мальту, а через день все отменяют и объявляют выговор.
— Почему?
— Были многие вопросы, которые я в силу юношеского максимализма пытался доказывать, а иногда это шло “вразрез с линией партии”. Собственно, поэтому и жизнь потом повернулась: в определенный момент я должен был идти куда-то дальше из райкома, и уже решался вопрос о переходе в горком комсомола. Но именно тогда мы с группой товарищей решили принципиально выступить на отчетно-выборной конференции — чтобы не допустить выбора человека, как нам казалось, недостойного, ярого карьериста. Его должны были сделать первым секретарем. А все уже было везде согласовано. И тут прямо “антипартийная группа”…
Так что могли вообще из партии попросить. Но в итоге пришлось поменять сферу деятельности…
— Вы верили, что в СССР будет построен коммунизм?
— Да знаете, тогда как-то об этом не задумывался. В принципе в том времени было и отрицательное, и много положительного.
— После комсомола новое рабочее место — НПО “Азимут” — пришлось по душе?
— Поначалу мне там было тяжело, не нравилось — это очень закрытое оборонное предприятие, и закрытость эта угнетала, на комсомольской работе все-таки было намного свободнее. Но потом я втянулся, и сейчас приятно видеть, что то, к чему ты имел отношение, работает.
— Какие эмоции вы испытали, когда поехали на стажировку в Германию?
— Впечатлений была масса, хотя до этого и был уже за границей. Представьте себе: СССР, 1991 год, конец перестройки — пустота на прилавках, на улицах митинги, разгул демократии. А в академии “Баден-Вюртемберг” под Штутгартом — чинность, спокойствие, сытость, умные разговоры об экономических методах свободного рынка, “деловые игры”. И мысли: а почему у нас не так? А ведь можно и в нашей стране сделать все по-другому. Ведь мы не хуже немцев умеем работать и мыслить! И когда предложили продолжить стажировку, заняться серьезными экономическими исследованиями, то решительно отказался. Спросите почему? Жил бы обеспеченно, и в семье был бы достаток… Но как это ни звучит пафосно, причина была такая — “есть у нас еще дома дела”, как в популярной песне военных времен поется.
— Кстати о семье. Знакомство с супругой в Питере случилось?
— Да, когда я еще работал в комсомоле. А познакомились мы по фотографии. Когда я готовился к мероприятию в одном из училищ, мне принесли фотографии участников. Среди них оказалось и ее фото. Вот я и решил сравнить с оригиналом.
— Какие питерские достопримечательности выбирали для встреч?
— Петропавловская крепость, все, что на Петроградской стороне. К крепости у меня вообще особое отношение — меня туда тянуло. Когда готовился к экзаменам и в голову что-то не шло, я ходил туда вечером. Тогда она открыта была, пустынно, свободно бродить можно было.
— Как известно, над предложением Путина работать с ним в Москве вы раздумывали две минуты. Можете назвать свой самый смелый и неординарный поступок в юности?
— Он тоже связан со сменой работы — я его уже назвал. А еще однажды в седьмом классе так набедокурил, что мама пришла и попросила меня в комсомол не принимать. Но это уже совсем другая история.