Коррида в Москве, похоже, окончательно приказала долго жить.
В 2001 году Юрий Лужков отменил проведение в столице португальской корриды специальным постановлением. В декабре этого года подобные поединки скорее всего будут запрещены законодательно. В проекте документа “О содержании домашних животных в городе Москве” прописан запрет на проведение боев животных с участием человека. На днях Мосгордума поддержала этот вариант закона.
Лидия Артамонова, единственная женщина-тореадор в России, считает, что португальская коррида безобидна, как цирк. А все запреты появляются вовсе не из-за заботы о животных, а из-за любви к деньгам. Историю своей закулисной “корриды” она рассказала “МК”.
Про Лидию Артамонову начали говорить с восторгом, а закончили тем, что облили грязью. Мол, коррида не наша забава, а русская женщина-тореадор — это тот же вампир, только симпатичный. В результате шоу запретили, португальские быки тихо скончались... Потом все долго гадали, куда же она пропала: то ли вернулась во Францию, то ли поселилась в Испании, то ли все-таки тайно внедряет корриду в гуманное российское сознание, но уже в глубинке?
СПРАВКА "МК"
Лидия Артамонова родилась в Москве. Детство провела в Швейцарии и Франции. Школу закончила в Москве. Высшее образование получила на романо-германском отделении филфака МГУ, затем — на социоэкономическом факультете Парижского католического университета. За границей выступала под псевдонимом Лидия (Лика) Артамонт.
Дверь открыла хрупкая невысокая женщина с огромными голубыми глазами. Можно было подумать, что мы ошиблись адресом, но в холле висело вполне определенное высохшее бычье ухо.
— Трофей, — пояснила член португальского и испанского профессиональных синдикатов тореадоров и единственная в России женщина-тореадор.
— Лидия, чем вы занимались после того, как коррида сорвалась — сначала в Москве, а потом в Ярославле?
— У меня была детская школа верховой езды на Дмитровке, которую я сама содержала. Но в какой-то момент это стало совсем тяжело. Я обращалась к властям. Мне все говорили, что это очень хорошо и мужественно — заниматься деревенскими детьми, да еще и бесплатно, но никто ничем так и не помог. Школа закрылась. Но мы с Сашей (муж Лидии — чемпион Европы по конному троеборью Александр Евдокимов. — Е.М.) эту идею не оставили, и нас поддержал губернатор Тверской области Зеленин. Он сам очень любит лошадей и держит несколько голов. Мы набрали ребят, я передала под это дело своих корридных лошадей, Саша — спортивных. С того и начали.
— На каких условиях занимаются ваши воспитанники?
— Бесплатно. Наша школа насчитывает три отделения — Бежецк, Конаково и Тверь. Планируем начинать учить ребят из суворовского училища. Я считаю, что лучше учить мальчиков. Нет, среди девчонок тоже часто встречаются и железные характеры, и храбрость, и воля, и спортивный талант! Но девочки занимаются-занимаются, а потом замуж, дети — и вся верховая езда заканчивается.
— Вы сказали, что под детьми работают корридные лошади. А они помнят, что такое поединок?
— Конечно, помнят, потому что лошади не забывают ничего! Но корридная лошадь — это в первую очередь отлично выдрессированное животное. Такой конь идеально управляем. Я считаю, что корридная лошадь во много раз лучше, чем любая спортивная. Там древность крови невероятная! Есть же красивая версия о том, что эти лошади и быки пришли к нам из Атлантиды.
“Убийство быка абсолютно органично”
— Писали, что для корриды выводят специальных лошадей, нацеленных на убийство.
— Нет, это неправда. Тысячелетняя селекция направлена на создание лошади, заряженной на сражение, на защиту своей территории. Арена — это сфера влияния, которую делят между собой бык и всадник.
— Когда вы в последний раз были на арене?
— 6 лет назад.
— Скучаете по поединку?
— Уже привыкла. Сейчас мы с Сашей вроде как бросили вызов конному сообществу и хотим возродить старую школу верховой езды, а это посложнее корриды будет. Я на днях в очередной раз поскандалила в манеже. Человек бьет одну лошадь, вторую, третью… Причем у него нет не только морального права так себя вести, но и техники и интеллекта. Я смотрю на наших спортсменов, и волосы дыбом встают. Они очень гордятся тем, что участвовали в Олимпиаде и стали — вот счастье — пятидесятыми! Кроме того, мы с Сашей почти закончили книгу о традициях отечественного конного дела. Они же огромнейшие. Американская школа выездки, между прочим, была создана тремя русскими белыми офицерами!
— Вы сказали, что у спортсмена нет морального права бить лошадь. А у вас было право убивать быков?
— Может быть, генетика виновата: во мне четверть кабардинской крови. Я люблю поединок, люблю охоту. И в то же время совершенно не переношу подлости. На корриде нельзя убивать так, как хочется и когда хочется. Нельзя бить быка в спину. Существует жесткий кодекс чести. И на арене главное не жизнь, а честь и благородство поведения. И потом мне кажется, что убийство быка абсолютно органично, потому что это животное дикое, которое родится ради боя и реализуется только через поединок.
— Как вы думаете, почему идея проведения корриды у нас в стране не прошла?
— Тут все проще, чем вы думаете. Думаю, что организаторы застраховали спектакль и сами же его и сорвали, получив по страховке 1 миллион 727 тысяч долларов. Я считаю, что суть вопроса в этом. Та коррида должна была быть бескровной, это шоу, даже, по сути дела, цирк.
— Возможно, коррида действительно не наша забава?
— Балет был в Россию привезен. Теннис, футбол… Продолжить? Знаете, я вовсе не смирилась с тем, что меня полили грязью, даже не разобравшись ни в чем. Я всегда считала, что есть Конституция, и все, что ей соответствует, может проводиться. А решать единолично за страну никто не имеет права.
— Меня всегда умиляли наши двойные стандарты: мы способны расстраиваться и ходить на демонстрации по поводу корриды — и в то же время лопаем мясо коров и свиней.
— Когда мне сорвали спектакль, я связывалась с “зелеными”: “Раз вы так хотели сохранить им жизнь, забирайте коров и быков, которых мы привезли для корриды”. Но они сказали, что тему “проехали”, их это больше не интересует. И потом ведь на содержание животных деньги нужны… В моем восприятии они останутся людьми, которые зарабатывали себе дешевую популярность, и не более того. На наших улицах огромное количество брошенных кошек и собак — такое поле для деятельности! Но это, увы, не приносит славы и упоминания в новостях.
— Как в конечном итоге закончилась жизнь ваших корридных быков?
— Писали, что они все в одночасье умерли от гиподинамии в Ярославле. Я считаю, их нарочно отсюда подальше отправили, чтобы журналисты не писали, что животных не кормят, не поят. И в то же время на всех углах кричали, что поединки отменили для того, чтобы спасти быкам жизнь. Но даже сено выбить было невозможно! Да что там говорить, мне предлагали за деньги перебить их по-тихому.
“После шести лет бык мало бегает и долго думает”
— Читала, что тореадор получает за корриду от 20 до 35 тысяч долларов.
— Бывает и больше. Это зависит и от уровня тореадора, и от уровня корриды.
— Тренируются сначала на коровах?
— На макете, на корове, потом на молодых бычках…
— Самый “сложный” бык в каком возрасте?
— На арену допускают быков только до шести лет. Потом он уже мало бегает и долго думает.
— Как часто одного и того же быка можно использовать в корриде?
— Бык выходит на арену раз в жизни. Животное, которое уже сражалось или хотя бы видело какую-то часть корриды, сразу бросается в глаза. Такой бык представляет нешуточную опасность для человека. Он слишком много знает. А быки слишком умны, чтобы не использовать свои знания.
— Глядя на вас, не поверишь, что такая хрупкая женщина могла на скотобойне отрабатывать смертельный удар…
— Когда начинаешь заниматься корридой, надо хорошо знать анатомию удара. Я не могу разделывать лошадей, у меня на этот счет психологический барьер, а коров или баранов — пожалуйста.
— Сколько за свою карьеру вы убили быков?
— Если считать с тренировками, наверное, около тысячи.
— Говорят, быкам специально подпиливают рога перед выступлением, чтобы они не могли правильно оценивать расстояние, их увечат…
— Это все “зеленые”. Мне, например, рассказывали, что быкам перед корридой мажут вазелином глаза. Бык стоит в станке, когда ему сверху на рога надевают защитные протекторы. И самая распространенная травма людей, которые надевают эти приспособления, — перелом запястья! Как можно подойти к быку и намазать ему глаза вазелином? Еще говорили, что мы бьем их мешком с песком по голове. А вы знаете, что корридный бык может подкинуть на рогах до 5800 килограммов? Они гораздо сильнее, чем обычный скот! Так с каким мешком вы к нему подойдете и что этот мешок будет для него значить? Кроме того, “зеленые” не учитывают, что бык — это хлеб заводчика. И хозяева с ума сходят за своих животных. На корриде присутствуют и представители прессы, и оценщики, которые оценивают не только тореадора, но и быка. Эти баллы обуславливают цену, за которую заводчик потом будет продавать своих животных. Если на турнир не едет хозяин, едет его зоотехник. И уж поверьте, он ни за что не допустит, чтобы с этим быком что-то делали. Это их престиж и их деньги!
— У вас были серьезные травмы?
— Однажды ногу пропороли рогом, ребра ломала. Но это ничего страшного. Любой тореадор к таким поворотам готов.
— А вашим лошадям доставалось?
— Нет. В корриде в принципе не используются молодые лошади. То есть раньше 9 лет ее на арену никто не выпустит. На подготовку корридного коня уходит несколько лет. “Зеленые” тогда долго искали шрамы на моих лошадях. Однажды до смешного дошло. Я им говорю: “Что вы так смотрите, это тавро, а не шрам!” А они: “Какая жестокость! Как это так — их таврят каленым железом?” Тавро не мы придумали, не нам и менять. По сей день это, между прочим, лучшее средство от угона. У коня же на лбу не написано, как его зовут, и назвать свой домашний адрес в случае кражи он не сможет. Сейчас, кстати, таврят гуманно — под местной анестезией.
А если серьезно, в Испании есть статистика, согласно которой корридная лошадь получает такое же количество травм, как лошадь, которая занимается привычным троеборьем.
— Неужели ни разу у вас на арене не возникало нормального человеческого страха?
— Нет. На самом деле тореадоры — люди очень разумные. С шашкой наголо выскочить на быка — это не про нас. В корриде очень важен расчет, знание поведения животных и подготовка. Конечно, риск остается, и может случиться все что угодно. Но человек ведь и без корриды может заболеть, попасть под машину и так далее.
— Как вы и ваши корридные бойцы адаптировались в России?
— Нормально. Мне теперь тут даже нравится. Когда я смотрю, что сейчас происходит в Европе, думаю, что жить и воспитывать там детей невозможно. Хотя все закономерно. Когда мы жили в Париже, мы были вынуждены обучать мою дочь Франсуазу в католических школах, потому что только в религиозных школах не было тех, кто сейчас жег Францию. Она у меня там же, в Париже, ходила в обычный городской детский сад, и однажды родители написали петицию с просьбой ввести для детей изучение ислама, потому что их в группах большинство. Моя мама тогда схватилась за голову и сказала, что мы свою девочку оттуда забираем. Это мое субъективное мнение, но те эмигранты, которых я видела во Франции, — это даже не арабы, а помойка арабского мира. Они у себя на родине не смогли никем работать плюс их развратила европейская демократия. В России, конечно, много трудностей, но мне тут спокойнее. А лошади мои так и остались артистами. Им нравится, когда есть музыка, публика… Сейчас, правда, размах не тот, но выступления спортивные бывают, и они радуются. Лошади ведь даже болезнью звездной болеют! Выходят и ждут, когда ими начнут восхищаться. Выделываются перед другими лошадьми, особенно противоположного пола: сами начинают делать пиафе, ходить испанским шагом.
Во дворике дома Артамоновой расположился ее бывалый корридный боец Ипполито. И он лучшее живое подтверждение всему тому, что говорила женщина-тореадор. Ипполит Матвеич, как его зовут по-домашнему, так обрадовался Лиде, что разве что на уши не встал — скакал, вертелся, звал. Конники не дадут соврать, но большая часть наших спортивных лошадей в 26 лет — это трупы, причем уже зарытые и забытые. А этот недавно пытался самовольно прогуляться до клубных кобыл и был очень огорчен, когда его отвели обратно домой. Думается, Лиде он еще пригодится, когда она крикнет свое “торре!” теперешней школе верховой езды и нашему хроническому безденежью.
