В этом году заметных рок-дебютов — не то что кот наплакал. Их просто нету. Исключение, пожалуй, одно — группа “ГДР”. Преуспев со стартовыми радиосинглами “Джонатан” и “Друг из Голландии”, вляпавшись в непонятную тусе на телеконкурсе “5 звезд”, обратив на себя взоры рекорд-монстров, на днях молодые люди выпускают дебютный альбом. Что — безусловный повод для беседы.
Когда-то, много лет назад, пел Саша Санчес (лидер “ГДР”) в хоре Даниловского монастыря. Очень любил это дело, хотя и выглядел при этом совсем не по-церковному: носил черную майку с надписью “Pantera” и металлистскую косуху. И вот как-то после службы подходит к нему очень приличный, представительный господин (продюсер Игорь Матвиенко, как выяснилось впоследствии) и говорит: “Вы, юноша, поете очень здорово. А я как раз набираю солистов в популярный мальчиковый бэнд”. В “Иванушки Интернешнл”. Санчес подумал было: надо дать с размаху в репу. Но не позволила природная интеллигентность. Ответил коротко: “Спасибо. Не ко мне”.
— Я тут узнала, что ты учился в консерватории.
— Было такое. Могу сказать, что, отучившись в консерватории три года, поступив туда с большим конкурсом, я подал заявление об уходе без всяких веских причин. То есть у меня не было ни задолженностей академических, ничего такого. Я учился на дирижерско-хоровом отделении и уже начал ездить с гастрольными коллективами. Но в тот момент подумал, что надо завязывать заниматься музыкой, надо подыскивать себе другое дело. Настолько меня достало музыкальное обучение, начавшееся с четырех лет. И только уйдя, подостынув, где-то через годик я понял, что все-таки хочу музыку делать.
— А что, было тяжелое детство? Тебя били линейкой по пальцам, если не на те клавиши жал?
— Да нет. Ты просто не имеешь вообще никакого другого выбора в жизни, если идешь заниматься классикой. И 90 процентов людей, с которыми ты общаешься, — музыканты классические. А я всегда хотел играть рок. И помню, когда только поступил в консерваторию, мне сказали: подстригись, длинные волосы — это плохо. А потом я столкнулся с человеком на консерваторской лестнице, который мне кивнул: “О, а я тебя видел на концерте “Металлики” вроде. Пойдем с нами на репетицию”.
Мы к этой группе, “ГДР”, шли, конечно, очень долго. Вот с Вованом (басистом) мы, например, знакомы 11 лет.
— А с Гришаном (клавишник-гитарист)? Вы с ним так похожи, что сначала думаешь — братья.
— Вчера, кстати, приехал его настоящий брат Тарас, который уже 10 лет живет в Нью-Йорке, он музыкант, гитарист. Но, честно говоря, действительно возникло ощущение, что мы с Гришаном больше похожи, чем он с Тарасом.
— А если брат живет-музицирует в Америке, чего ж ты еще не там?
— Вот это удивительно. У меня уже три брата в Нью-Йорке, у старшего — своя студия. Вообще у меня в Америке родственников больше, чем в Москве. Но мне пока нравится здесь.
— Давайте разберемся, кто что в “ГДР” делает. Санчес — креатив, вокал, лидер-гитара.
— Нет-нет. Одна девочка-музыковед, придя на наш концерт, удивилась: а почему у вас нет ни одного гитарного соло? Вроде в две гитары играете. А у нас такая концепция: ритм-секция создает основную фактуру, а гитара и клавиши — контрапунктные инструменты. И мы играем практически все на всем. Барабанщик Серега к нам вообще из тяжелой музыки, из хард-кора пришел. Очень техничный парень, играет сразу на двух бочках. Да и сами мы перепробовали кучу разной музыки. Начиналось все с поп-рока. Чем, собственно, и закончилось. А между был и фанк, и негритянский соул. Оттуда ушли в жуткий тяжеляк с разрушением мозга. Но звучало все очень здорово.
— А где вы это все играли?
— В основном на репетициях. А вообще мы с Вованом довольно долго играли в таких местах: “Мусхед” — канадский бар, “Американский гриль”. Кавера играли.
— То есть кабацкая деятельность?
— Ну кабак — это когда с клавишкой на перевес. А у нас иногда на сцене по восемь человек стояло, с трубами, с саксофонами. Музыкант должен заниматься музыкой. И дело было не в заработке, он все равно пропивался молниеносно. Всегда хотелось выступать. Ну и “Мурку”-то за сто рублей мы никогда не играли. В этих заведениях фирмачей было процентов 80, бармены говорили по-английски. И мы играли приличные программы.
— Ну хорошо. Вот вас называют, значит, русский “Muse” и еще разные пробританские ярлыки навешивают.
— Для нас “Muse”, конечно, особая группа. Вот, кстати, тебе подарок — live-сэт “Muse” на фестивале “Reading” этим летом. Очень честный концерт. Но еще большее значение имеет группа “Sigur Ros”. Это просто Бах нашего времени, я считаю. Вот как раз Тарас, брат Гришана, рассказывал, как в Нью-Йорке “Sigur Ros” разогревали Бьорк и просто убрали ее по всем позициям.
— Ну и что, с намечающейся “museобразностью” вашей, как думаете — очень вы будете нужны в нашем шоу-бизнесе? Вот как вас на конкурс “Пять звезд” со всем этим занесло?
— Нам там первый раз в жизни пришлось под минус выступать. В итоге мы сами себя убедили, что это нам нужно, чтобы засветиться, продвинуть саму группу. В первый день этих “Пяти звезд” мы спели кавер на песню из “Семнадцати мгновений весны”. Потом журналисты приставали к Кобзону, члену жюри: сильно мы испортили его известную песню или нет? А мы еще сделали там видеоинсталляцию: на экране появлялись музыканты, умершие за последние 40 лет. Дженис Джоплин, Джим Мориссон, Высоцкий, Кобейн и — Таривердиев. Ну и нам сказали — это удар ниже пояса. Слишком серьезно подошли, со слишком трагической ноткой. Короче говоря, если б мы и хотели там что-то выиграть — это было без вариантов. После этого первого дня “пятизвездного” группа чуть не развалилась, мы чуть все друг с другом не передрались. Это было самое полемичное наше выступление. Одни говорили: блин, зачем вы это сделали, это полная лажа. Другие — правильно, надо. В общем, у нас до следующего утра было полное разобщение.
— А вообще вы часто ругаетесь?
— Да нет, наверное. У нас все больше по любви. Хотя бывают моменты непонимания. Когда ты что-то делаешь и понимаешь, для чего тебе это и зачем, — все в кайф. А когда не понимаешь — наступает такая апатия, нервозность. Но до терминологии: ты, козел, я щас тебя замочу — мы не доходим.
— Вы, я смотрю, довольно интеллигентные люди?
— Ну да.
— Все москвичи?
Гришан: — Кроме меня. Я родился в Мурманске, учился на Северном Кавказе, потом в Питер переехал. Я так понимаю, для “ГДР” этот факт лучше скрыть, группа-то называется еще московской “Нирваной”. Ну если вот наши продюсеры скинутся мне на московскую прописку, я не буду против.
— Кто ж вам придумал такое заковыристое название — “ГДР”? Продюсеры, что ли?
— Наш друг Женя.
— Женя-Джонатан?
— Не-а, Джонатан — это Вован. Эту песню мы написали ему на день рождения. Вован-Джонатан — созвучные имена. А песня личностная. Собрались два музыканта и вспоминают: а помнишь, как круто было? А было ли так, или память подводит, и было совсем по-другому. Как будто люди так много лет хотели чего-то, что им уже стало казаться, что оно было.
— Ну если много пить — то конечно. Как насчет выпить-то обстоят дела в коллективе?
— Были по этому поводу взаимонепонимания. На “Нашествии”, например, мы сорвали пресс-конференцию. Мы там расслабились после выступления, а нас дернули к журналистам. Ну и мы начали всякий бред нести. Тем более журналисты там были какие-то странные. Они в основном молчали. Чем провоцировали на импровизацию. Потом было очень совестно. В общем, бухание на нас пагубно сказывается. А вообще, побывав за долгие годы на сцене в разных состояниях, поняли, что трезвое — самое комфортное.
— Так почему “ГДР”-то?
— Потому что вначале у нас группа называлась “Пакистан”.
— Вот это отличное название, без шуток!
— Наш друг сказал: хотите называться страной, вот отличная аббревиатура — “ГДР”.
— Ну и чего: пришлось по этому поводу имидж придумывать соответствующий? Наряжаться в цвета хаки, бейсболки с немецкой символикой покупать?
— Нет, это нам потом уже надарили. Да и вообще, Германия тут ни при чем. ГДР можно расшифровать как угодно. Вот Слава Петкун сказал: “Мы в свое время расшифровывали: гондон — дешевая резина”.
— Неплохо!
— Ну да, мы выступали вот в Саратове, шепнули на ухо ведущему: и он на весь стадион объявил: группа “Гондон — дешевая резина”. Очень запоминается. Название нормальное. Главное, никто не переспрашивает по два раза: как-как вас зовут?
— Ну чувство юмора отличное. Честно скажу, когда первый раз пресс-релиз про вас прочитала — слегка затошнило. Какая-то чушь там была про вопиющую брутальность-гетеросексуальность.
— Да это все Бачинский со Стиллавиным придумали. Мы сами прифигели. Герои девятибалльного рока, дети братьев Кличко (Санчес с Гришаном, правда, на Кличко этих довольно похожи. — К.Д.).
— На самом деле очень интеллигентные вы товарищи. И название дебютного альбома “IQ” — намек на умную музыку внутри?
— Это название одной из песен. А в песне рифма “IQ — fuck you, допью — адью”. Горе от ума, короче. Человек стремится познать мир, и чем больше он понимает — тем ведь больше он страдает. Бердяев еще пишет о том, что многие интеллигенты поэтому так агрессивны. Такая у них фрустрация: в пьяном виде нахамить. Ему кажется — он очень мягкий человек, позволяющий собой манипулировать. И в какой-то момент он срывается.
— А с вами такое происходит?
— Происходило. Представляешь, столько лет заниматься музыкой — и быть в нищете. Я вот когда в хоровых ансамблях работал, в серьезных академических коллективах, за границу ездил — все равно копейки получал.
— А ты дирижировал, что ли?
— Я пел, акапельно. У меня в трудовой книжке две записи: “солист Вологодской областной филармонии” и “солист Московского союза музыкантов”. Я, кстати, когда начали заниматься “ГДР”, а денег не было, обманул банк. Взял там кредит, прикрываясь Московским союзом музыкантов, хотя там уже не работал.
— Кредит на что?
— На все: репетиции оплачивать, инструменты покупать.
— А вы разве не знаете, как сейчас группы собираются? Сначала находится какой-нибудь инвестор…
— У нас возникали люди, говорившие: готовы помогать. Но дальше слов дело не шло.
— Ну а сейчас, думаете, материальное положение сильно изменится? Насколько велик будет спрос на такую музыку?
— Вот Гришин брат Тарас вчера сказал: Штаты и Россия в принципе похожи. Богатые мегаполисы, национальные проблемы. Тарас играет экспериментальную музыку. И вот в Нью-Йорке кто-то ее понимает, кто-то нет. Но когда они выезжают в провинцию — видят, что люди реально голодные, они готовы воспринимать все без ярлыков. Они просто придут на концерт: им либо понравится, либо не понравится. У нас — то же самое, мне кажется.
— А как же тенденция, про которую уже диссертации защищены: с рок-музыкой произошел полный трендец, люди перестают ходить на концерты, пластинки не продаются?
— Вот вчерашний фестиваль “Территория”, на котором выступало много независимых артистов, делался при поддержке Правительства Российской Федерации. Значит, рок начинают двигать. Рок-фестивали начали делать под эгидой президентских культурных программ. Значит, сверху собираются развивать это направление. Просто делай что должен, и будь что будет. Надо делать свое дело, стараться писать песни нормальные, закладывать в них какой-то эксперимент. А люди — не дураки. Должны подтянуться. А заработок? Ну если даже Брайан Молко (“Placebo”) говорит в каком-то интервью: “Я не знаю, что делать. Диски перестают продаваться, кризис носителей, все через Интернет. Значит, нам придется поднимать цены на концертные билеты, чтоб хоть как-то жить на это”. В общем, мы живем в глобальную эпоху сложных перемен. С другой стороны, смешно сказал где-то барабанщик “Rolling Stones”: “Моя жена (которой тоже уже за 70) в последнее время часто смотрит MTV. И говорит мне: знаешь, появилось много молодых парней, которые отлично играют. Ты можешь потерять работу!”
А это тоже тенденция.
Количество качественных музыкантов.
Растет. На погибель бездарям.
