Вышла в свет книга, по которой можно изучать историю загадочной русской души детям от 8 до 80. Она начала свой путь в 1914 году. Имя этой книги — “Чукоккала”, и ее отец родной — Корней Иванович Чуковский.
В свое время цензура искромсала эту книгу. Ей уже век. Теперь она издана в третий раз — именно так, как хотел Чуковский. “Чукоккала” — это одновременно сборник анекдотов, книжка со смешными картинками, учебник по русской культуре, драматический роман, музей в кармане и галерея портретов феноменальнейших людей XX века.
Изданием “Чукоккалы”, книги, в которую вся душа XX века вложена, занимается Елена Цезаревна, внучка Корнея Чуковского, бывшая Люша — ее так называл дедушка.
1914 год. Страна еще не взорвалась. Еще парит Серебряный век. Корней Иванович говорит: “У меня в гостях бывало так много талантов, что я решил это запечатлеть в какой-нибудь тетрадке, в каком-нибудь альбоме. Маленькая тетрадка стала разрастаться и выросла в настоящую тетрадищу, в большой альбом, который мы называли “Чукоккала”. Название книги выросло из фамилии писателя и местечка Куоккала в Финляндии, где Чуковский долгое время жил.
В той “тетрадище” Куприн писал стихи, художник Юрий Анненков рисовал полноцветные карикатуры, а Репин, обмакнув окурок в чернила, — портреты, Блок сочинил на Чуковского уморительную пародию в виде пьески. Эммануил Казакевич сочинил про Шолохова и про олухов. Поэт Городецкий пишет Чуковскому: “Корнеть, корнеть, всегда корнеть судьба несчастного Корнея!” И снова Маяковский:
Скрыть сего нельзя уже:
Я мово Корнея
Третий год люблю (в душе)
Аль того ранее.
Навсегда остался в “Чукоккале” чернильный след Хармса, Гумилева, Пришвина, Зощенко… Последние авторы 60-х годов — Солженицын, Вознесенский, Евтушенко, Маршак.
У альбома была трудная судьба. Разрозненные листочки с бесценными автографами больше всего пострадали во время Великой Отечественной войны — от алчности переделкинского сторожа. Когда Чуковский уезжал в эвакуацию, он закопал альманах в саду, а сторож, решив, что там червонцы, устроил “раскопки”...
Корней Иванович готовил “Чукоккалу” к печати, но при жизни так и не увидел ее изданной. Изданию 79-го года посвящена целая выставка в Доме русского зарубежья — точнее, тому, какие страницы “Чукоккалы” не увидели читатели.
В эту версию Чуковский не включил стихи “подлой эмигрантки” Зинаиды Гиппиус, юношеские опусы Набокова, две записи Блока, многие свои буриме и рисунки. По мере прохождения тех или иных цензурных инстанций книга потеряла все упоминания Солженицына, Ходасевича, Гумилева, “обстрижен” Мандельштам, “изжеван” Горький, вычеркнут этот автограф Ахматовой:
Чем хуже этот век предшествовавших? Разве
Тем, что в чаду печалей и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог?
Истреблен в той версии и весь Замятин. Который оставил на страницах рукописного альманаха такую, например, забавную запись:
Барышня (немцу). Вам придется подождать. Вот стул.
Немец. Стул? Да вы знаете — кто я?
Барышня. Ну… ну вот вам — два стула…
И только теперь книга, вобравшая в себя смех, шум и ярость ХХ века, оказалась на воле.
