Героиня на героине

Проститутками у нас либо пользуются (несознательная и, конечно, самая безнравственная часть населения), либо с ними борются (лучшая часть общества во главе с властями). Третьего, как говорится, не дано.

Репортеру “МК”, однако, удалось найти единственное в России место, где путанам… помогают. Созданный в Тольятти drop-in-центр оказывает поддержку самому низшему сословию тружениц панели — уличным проституткам.

Правда, на само это слово — “проститутка” — у сотрудников и кураторов центра наложено табу. Вместо него употребляется аббревиатура РКС — работница коммерческого секса. Для героиновых наркоманов здесь используют еще одно сокращение: ПИН — потребитель инъекционных наркотиков. Почти все уличные РКС в Тольятти — ПИНы…

Почему в городе решились на такой необычный эксперимент — в специальном репортаже Сергея ФЕКЛЮНИНА.

ПОШ для ПИН

— Наша важнейшая задача — профилактика ВИЧ-инфекции, — рассказывает главный нарколог города Лариса Михайлова. — Но чтобы у человека была потребность в профилактике, у него должна быть заинтересованность в себе как в человеке. А у всех наших РКС очень низкая самооценка. Вот мы и стремимся ее повысить. Мы говорим девушке: “Да, ты работаешь на улице, но ты же продаешь услугу. И эта услуга пользуется спросом. Ты должна себя беречь”. Только повысив самооценку, можно пробудить у них интерес к своему здоровью. А если у нас будут здоровые РКС, то будут здоровы и те, кто покупает эти услуги.

Искать новые методы в Тольятти стали не от хорошей жизни. Ситуация с ВИЧ здесь близка к катастрофической: 1,7% населения — носители вируса. Этому есть вполне логичное объяснение. Уровень жизни в “автомобильной столице” всегда, даже в самые тяжелые времена, был выше, чем в среднем по стране. А где деньги — там и наркотики. И все сопутствующие им “прелести”.

Несколько лет назад на борьбу с заразой поднялись народные массы — родители наркоманов. Их общественная организация при поддержке мэрии и официальной наркологии в лице все той же Ларисы Михайловой приступила к реализации так называемой программы снижения вреда.

— Начали мы с создания пунктов обмена шприцев (ПОШ) и просветительской работы с ПИН, — вспоминает Лариса Альбертовна. — Подготовили аутрич-команду, началась уличная работа. Но со временем заметили, что из поля нашего зрения выпадают девушки, оказывающие секс-услуги. Шприцы они брать боялись, потому что на улице обыскивает милиция. Мы поняли, что для РКС нужно придумать что-то другое. Тогда и возникла идея drop-in-центра. Ее мы “подсмотрели” у наших коллег в Лондоне.

“Drop in” в вольном переводе означает “заходи-центр”. После небольшой вводной лекции Лариса Альбертовна наконец называет мне его адрес.

Заходи-центр

Район Тольятти, который в просторечии называют Новый город, похож на окраины Москвы. Такие же многоэтажки, такое же движение, так же много вдоль дорог рекламных щитов, торговых центров и автосалонов. Вот и нужный адрес. При входе — окошко для желающих обменять шприц, рядом дверь. За ней встречает Ирина Никитина, одна из активисток организации. Прямо с порога она проводит экскурсию:

— На ремонт и обустройство мы получили грант от англичан. Установили современную душевую кабину, купили хорошую стиральную машину с сушильным шкафом. Буквально за несколько минут можно постирать всю одежду, тут же высушить и погладить.

Из “хозблока” переходим в комнату отдыха: массивный кожаный диван, такие же кресла, стол, телевизор с DVD-проигрывателем.

— Здесь девочки могут отдохнуть. Если хотят посмотреть кино, они обычно сами приносят диски. Читают женские журналы, газеты… Книг не читают, врать не буду.

Когда-то Ирина была воспитателем в детском саду. Потом пришла в эту организацию. Начинала работать аутричем. Термином “оutreach” в Англии обозначают программу помощи нуждающимся. А здесь так называют людей, которые непосредственно на улице вступают в контакт с “группой риска”.

— Первое время девушки от нас шарахались, — вспоминает Ирина. — Подходишь, представляешься: мы — организация “Родители против наркотиков”. В ответ слышишь: “А мы — за! И бросать не собираемся”. Но постепенно контакт установился. Мы приносили им презервативы, шприцы, гигиенические салфетки, витамины. Когда появился этот центр, стали раздавать листовки с его адресом.

— Летом, бывает, в день приходят по 5—6 человек, — продолжает Никитина. — Обычно идут менять шприцы, заодно в жару могут принять душ. Стиральной машиной пользуются редко: почти все — местные, стирают дома. Однажды по объявлению пришел ПИН-мужчина, попросил помыться. Разрешили, конечно, — усмехается Ирина.

Если бы не тот случайный посетитель, можно было бы сказать, что мужская нога здесь еще не ступала...

Постепенно выяснилось, что больше востребованы не бытовые услуги центра, а медицинские и консультативные. Здесь девушкам дают бесплатные направления на прием к врачу. Не только к наркологу, но и к стоматологу, гинекологу, психологу... Могут, если надо, направить к юристу.

Самой же большой популярностью пользуется… наркологический стационар. Кто-то ложится и правда в надежде “завязать”, но многие — в целях вполне меркантильных: после чистки организма ежедневная доза на некоторое время снижается. А героин — “удовольствие” не из дешевых.

Кстати, шприцы ПИН, сотрудничающие с drop-in-центром, брать теперь не боятся. Всем девушкам выдали карточки участников проекта. В них пометка: “Проект согласован с УВД г. Тольятти”. Поэтому рядовые милиционеры на улице не лютуют. Лишь бы при себе не было наркотиков.

…Нашу беседу прерывает стук в дверь. Первая и единственная в этот день посетительница. РКС Лена стала жертвой, так сказать, несчастного случая на производстве: ее окатила проехавшая слишком близко машина. Длинный бежевый плащ оказался заляпан грязью. Редкий случай, когда пригодилась стиральная машина.

Сама Лена — тоже редкий случай. Чуть ли не единственная из уличных РКС, кто никогда не употреблял наркотики. Пока она возится в ванной, Ирина рассказывает историю этой своей подопечной:

— Родом из Иванова, там у нее родители и шестилетний сын. Здесь работает на улице больше пяти лет. Говорит, что в Тольятти ее привезли друзья — пьяную, без копейки денег. С тех пор дома ни разу не была. Живет с сожителем и его родителями. Все трое “родственничков” пьют и не работают, она их фактически содержит. Летом родила, но сожитель устроил из-за ребенка скандал. Бросила девочку в роддоме…

Мой адрес — не дом

Вечером вместе с Ириной выезжаем аутричить. За рулем “семерки”, купленной, кстати, тоже на грант от англичан, еще одна активистка — Люба.

Сначала два раза прочесываем Московский проспект — местный суррогат квартала “красных фонарей”. Но ни одного характерного силуэта у обочины не видно.

 
— Дэпээсники разъездились, — Люба кивает на милицейскую машину. — Может, рейд у них какой, девочки попрятались.

Едем на другой всем известный адрес — улица Победы в Старом городе. Здесь по одной стороне тянется забор какого-то предприятия, а по другой — профтехучилище и сразу несколько общаг. На углу Ирина замечает знакомую фигуру: “Ладочка!”

Особенность уличной проституции в Тольятти в том, что у девушек нет “крыши” — ни мамочек, ни сутенеров. Работают сами на себя. Женщина под сорок, называющая себя Ладой, охотно соглашается поговорить “за жизнь”:

— Иногда попадаются психи — могут избить, куда-нибудь увезти, не заплатить, — жалуется она без особых эмоций. — А то милиция обирает. Участковые, дэпээсники… Одному дай сотню на сигареты, другой после смены хочет пива попить, а денег нет. Бывает, только вышла, нет ни копейки — так будут ждать, пока заработаешь.

Но, несмотря на все тяготы и лишения, бросать работу она не собирается. Дескать, все равно лучше, чем на заводе:

— Хочется ведь что-то себе красивое купить — кофточку, сапожки...

— И много можете себе позволить?

— Норковые шубы не можем. Но тысяч тридцать в месяц выходит. На парикмахерскую, маникюр-педикюр хватает…

Но главное — хватает на героин. По нынешним ценам в день надо от тысячи до двух-трех тысяч рублей, в зависимости от стажа. Расценки на секс-услуги тоже известны: оральный секс — 700, обычный, или, как его тут называют, “комплекс”, — 1500. В ближайшей общаге платишь 100 рублей вахтерше — пускает в комнату и час не беспокоит. Если мест нет, можно по-быстрому в машине или с комфортом в бане — 250 рублей за тот же час.

Пока беседуем с Ладой, подходят другие девушки. Первым делом обращаются к своим старым знакомым — Ирине и Любе: “Что сегодня привезли? Презервативы есть?” Те мотают головой: вон, мол, журналиста из Москвы привезли.

В плену у “гречки”

Девчонки вечером под кайфом, поэтому общительные. Среди всех выделяется фигуристая блондинка с огромными голубыми глазами. Если бы не излишки черной туши — ни дать ни взять девушка с обложки. Зовут Юля. Она тоже с удовольствием поговорит, только не при всех. Уединяемся в машине.

— Травлюсь с девятого класса. Уже, — подсчитывает, — 13 лет. Почти столько же работаю здесь, на Победе.

— Неужели от героина такой кайф, чтобы ради него корячиться тут и в снег, и в дождь?..

— А я травлюсь сейчас не для кайфа. Утром просыпаешься — все болит, блюешь. Доза нужна, чтобы прийти в себя. Чтобы вот так нормально разговаривать, чтобы руки-ноги не выворачивало…

 Юля слегка наклоняется и еще сильнее распахивает глаза, что должно, видимо, обозначать повышенную доверительность:

— У меня был мужчина, бизнесмен — тачка, квартира, жена, ребенок… Дарил мне кольца с бриллиантами. Полтора года мы с ним жили, жена не догадывалась. Иногда я втайне от него и сюда ходила поработать.

— …А потом он узнал и бросил тебя.

— Нет, я сама ушла.

— Почему?

— Полюбила другого… Он сейчас сидит за кражу мобильника.

В отличие от той же Лады, которая когда-то в юности успела поработать на химзаводе, ее более молодые коллеги на панель пришли прямо со школьной скамьи. Начало у всех как под копирку: в веселой компании предложили уколоться. Попробовала. Прикольно. А особенность женского организма такова, что буквально со второго раза может наступить физическая зависимость. Дальше понятно — либо воровать, либо торговать телом. Больше денег на дозу взять неоткуда.

…Дверь машины открывается, и на соседнее сиденье плюхается еще одна РКС — Надя.

— Привет, товарищи наркоманы, — приветствует ее Юля. — Ой, извини, я забыла, что ты у нас теперь алкоголик.

В руках у Нади бутылка крепкого пива. Полтора месяца назад она вышла из наркодиспансера и с тех пор не колется. Говорит: все, завязала. Правда, перешла на пиво: 4—5 бутылок “девятки” в день. Уточняю:

— Зачем?

— Чтобы не думать о наркотиках. Приходишь сюда — девчонки начинают доставать: давай вмажемся, да пойдем, да чего ты.

— Но если ты завязала, почему не уходишь отсюда?

— Я уже мало работаю. Выйдешь, 700 рублей заработаешь — и домой, на два дня хватит. А если дальше стоять, могут менты приехать и все забрать.

— Ну а нормальную работу найти?

— Продавщицей за 5 тысяч? — Надя криво ухмыляется. — Когда здесь можно 30 заработать. А больше никуда не возьмут — у меня ни прописки, ни паспорта.

Паспорт забрал следователь, когда два года назад она проходила свидетелем по делу. Но чаще паспорта у ПИНов забирают милиционеры, чтобы вывели на барыг, у которых покупают героин. ПИНы предпочитают жить без паспортов.

— Да у кого тут паспорта есть, — подтверждает Надя, словно прочитав мои мысли.

— Ну а в drop-in-центр приходилось обращаться? — сворачиваю беседу собственно к теме визита.

— В ПОШ? Много раз была, — возвращается в разговор Юля. — Главное, что к ним всегда можно прийти и они тебя выслушают. Поговорят с тобой как с человеком, а не как с шалавой. Очень душевные женщины. Ну и презервативы, шприцы дают бесплатно.

— Неужели такая большая ценность для людей, зарабатывающих по 30 тысяч?.. В аптеке ведь можно купить.

— Это как посмотреть, — возражает Юля и снова округляет глаза. — Сколько раз было: на “гречку” и на такси, чтобы доехать до стрелки, кое-как насобираем, а на “телегу” нет ни копейки. Приходится у таксиста клянчить мелочь.

“Гречка” — это героин, а “телега” — шприц.

— Ой, мне пора! — вдруг вскрикивает Юля, выскакивает из машины и бежит к затормозившей впереди “Шеви-Ниве”. Видимо, кто-то из постоянных клиентов. Такие заранее звонят по телефону.

Хата не с краю

…В машину возвращаются Люба и Ирина. Замерзли. Хоть и оттепель, но долго на улице не постоишь. Ирина записывает для Нади номер своего мобильника, чтобы вместе попытаться восстановить ей паспорт, и та уходит — свои 700 рублей она сегодня еще не заработала.

— Вон тоже наша девочка, в белой шапочке, — Ирина показывает за стекло. — Родная мать ее и на героин посадила, и сюда привела. Когда мы только начинали работать, они стояли здесь втроем — Диана, ее мама и младший братик, лет 10 ему тогда было. Мальчик ждал, когда мама что-нибудь заработает. Потом она давала ему деньги на чипсы, и он убегал. В прошлом году мать умерла: она кололась в пах, потому что на руках вен уже не было, и у нее начался абсцесс. Диана уже тоже в пах колется…

— Тяжелую работенку вы себе придумали.

— Да, судьбы печальные, несколько человек за это время умерли от СПИДа. Но тяжело на самом деле другое: когда тетушки начинают нас проклинать: “Вы поощряете наркоманию и проституцию!”

— И что вы им отвечаете?

— Такие люди уверены, что их это никогда не коснется. Напрасно. Наркодельцы — тонкие психологи, умеют обрабатывать подростков. В их сети попадают и дети из самых интеллигентных семей. А мужья этих тетушек могут запросто оказаться клиентами наших девчонок. По пьяни, по глупости, за компанию — мало ли как бывает… Даже в странах куда более благополучных, чем наша, наркоманию и проституцию победить не могут. Но там понимают: надо хотя бы свести вред от них к минимуму. Мы этим и занимаемся. Ну, а если удается кого-то вытащить… У нас, кстати, в организации работают несколько бывших ПИНов.