Второй Осетинский фронт генерала Баранкевича

— Ко мне обратились представители партий и общественных движений Южной Осетии. Они попросили меня вести это мероприятие. Сказали: между нами есть разногласия. А ваша кандидатура всех устраивает.  

— А в чем задача этого форума?

— Это сигнал SOS. Россия спасла Южную Осетию от грузинской агрессии. Теперь ее опять надо спасать: от гуманитарной катастрофы, от беспредела, который там творится.  

— Неужели дела так плохи?

— А как вы думаете? После ухода из Минрегионразвития я молчал почти год. Но сейчас дело дошло до того, что идет вторая зима, а практически ничего не сделано. Люди без жилья, в тяжелейших условиях. Единственное, что там сделано, — построен Московский микрорайон. Но его Москва строит на свои деньги. Заслуги руководства Южной Осетии в этом нет никакой. Правительство республики должно восстанавливать то жилье, которое было разрушено в ходе войны. За год с лишним из этого разрушенного фонда не сдано в эксплуатацию ни одной квартиры. Только подремонтировали фасады зданий и сделали крыши, которые потекли зимой. Всю систему жизнеобеспечения: электричество, водопровод, газ — сделало российское МЧС. Нынешнее правительство не способно организовать восстановление республики.  

— Вы так близко принимаете к сердцу проблемы Южной Осетии? Ведь вы не осетин. Вы российский офицер, которого руководство республики пригласило, чтобы создать боеспособную армию.  

— Я считаю Осетию своей второй родиной. Почти 5 лет я там провел, все происходило у меня на глазах. После войны я буквально не мог пройти по Цхинвалу, люди тащили к себе домой, все хотели угостить, поговорить, сказать спасибо. Я очень ценю такое отношение людей ко мне. И мне больно видеть, в каком положении они сейчас оказались.  

— А почему вы в таком случае покинули республику? С поста секретаря Совета безопасности Южной Осетии вы ушли сами или вас вынудили?

— Я ушел сам. Причина — разногласия с президентом и его окружением.  

— Когда они начались?

— Они начались еще до войны. За все то время, что я был секретарем Совбеза, меня не пригласили ни на одно совещание, где собирались силовики. Я полностью игнорировался. Мои предложения никогда президентом не утверждались. Между тем работа по подготовке к отражению агрессии шла из рук вон плохо. Даже не был подготовлен план обороны Цхинвала. Мне пришлось его делать второпях, буквально за день до нападения. Я видел, что война вот-вот начнется. Предлагал объявить мобилизацию, хотя бы в пределах Цхинвала, чтобы людей вооружить, поставить им задачу. Но президент это отверг. Он также был против эвакуации женщин и детей непосредственно перед началом боевых действий, говорил, что этим мы спровоцируем грузин. На эвакуации настоял глава правительства Юрий Морозов. Если бы людей не вывезли, потери были бы огромные.  

— Даже мне, человеку невоенному, очевидно, что республика оказалась плохо подготовлена к войне. Почему, например, не были оборудованы бомбоубежища для населения? Почему не было запасного командного пункта?

— Об этом надо спросить у верховного главнокомандующего. Когда я был на посту министра обороны, готовился запасной командный пункт под редакцией. С моим уходом эта работа была прекращена. В результате у нас был всего один командный пункт — под парламентом. В Джаве тоже ничего не было организовано. Все наше тяжелое вооружение было выведено в район Джавы. За этим строго следили наблюдатели ОБСЕ, которые работали только на Грузию и вели разведку. Не случайно в первые же минуты войны грузинские снаряды уничтожили узел связи в штабе миротворцев, который обеспечивал закрытый канал связи с Москвой. Кто знал координаты? Грузинские миротворцы — раз, наблюдатели ОБСЕ — два. В это же время снаряды упали прямо на казармы осетинских миротворцев на территории штаба. Вы же очевидец этого.  

— А миротворцы вступили в бой?

— Никто не вступал там в бой. Как они могли вступить в бой со стрелковым оружием, когда по городу наносились артиллерийские и ракетные удары? В Верхнем городке БМП миротворцев вышла навстречу грузинским танкам с поднятой вверх пушкой, чтобы их остановить. Танки расстреляли БМП. Там остался один раненый миротворец, грузины подъехали и добили его.  

— Когда и при каких обстоятельствах президент покинул Цхинвал?

— В ночь с 7 на 8 августа мы все находились в бункере под парламентом. Около 2 часов ночи президент встает, говорит: “Так, прокурор со мной, замминистра обороны со мной”, — взял часть ребят из госохраны и убыл в Джаву. Ничего не объясняя. Как потом оказалось, он поехал мост охранять, на который никто не нападал. Вслед за президентом в Джаву уехало высшее и среднее звено Минобороны: командиры батальонов, начальник артиллерии и прочие. То есть люди, которые непосредственно должны были организовать боевое сопротивление. Вы свидетель того, что случилось. Город отстояли простые парни, брошенные своим руководством. 8 августа к 11 часам грузинские войска дошли до центра города. После того как были подбиты три танка возле штаба, мы собрали всех ребят, которые там оставались, разбились на отряды и пошли зачищать город. К 17 часам 8 августа Цхинвал был нами очищен, только на южной окраине еще остались грузинские подразделения. В 17 часов я с ребятами и с министром обороны вошел в комплекс правительственных зданий. Мы сделали пару звонков по мобильнику, и по зданию тут же полетели снаряды. Может, телефон засекли. Пришлось уйти оттуда.  

— А что делал все это время министр обороны? 

— Лунев был рядом со мной. Он лично объезжал и собирал всех оставшихся в городе офицеров Минобороны на командный пункт, который мы заново организовали. В ночь с 9 на 10 августа он лично завел в город чеченские батальоны, вооруженные противотанковыми средствами. У нас противотанковые средства уже были на исходе. Они зашли в город со стороны Квернета. При этом Лунев перевернулся на машине, получил травму головы, был весь в крови, но выполнил свой долг. Вы знаете, как передовой отряд генерала Хрулева попал в засаду. Если бы президент Кокойты, который находился в Джаве, лично выдвинулся с этим отрядом и показал дорогу через Квернет, которая была все эти дни свободна, то той трагедии, когда погиб майор Ветчинов и многие другие ребята, не произошло бы. Президент и его окружение точно знали, что дорога через Квернет чистая, потому что они сами выехали из Цхинвала именно по этой дороге. Когда российские войска утром 10 августа заходили в Цхинвал через Квернет, боестолкновений практически не было.  

— Есть люди, которые утверждают, что российская артиллерия и авиация тоже внесли свой вклад в разрушение Цхинвала... 

— Тот, кто это говорит, — провокатор. Город к вечеру 8 августа был чист от грузинских войск. Ни один российский снаряд на него не упал. Мы прекрасно видели и слышали, откуда летели снаряды. Никому и в голову тогда не могло прийти, что можно такое выдумать. Российская артиллерия наносила удары только по неоднократно проверенным целям. Координаты целей определялись по данным разведки. Просто так никто не мог открыть огонь.  

— Как складывались ваши отношения с руководством республики после войны?

— После войны президент ненадолго заехал в Цхинвал и уехал в Москву. В Южной Осетии воцарилось безвластие. Управления нормального не было. Приходила гуманитарная помощь, ее некому было разгружать. Я вынужден был обратиться к казакам, которые приехали из Минвод. Они в течение трех недель разгружали эту помощь. Потом приехал президент. Я поднял вопрос о том, чтобы заплатить этим казакам. Для этого были средства. Однако и.о. премьера Борис Чочиев заявил: “Я их сюда не звал и платить им ничего не буду”. Здесь у меня уже лопнуло терпение, я написал рапорт об отставке. Мне было стыдно перед этими казаками. Меня просили остаться, но я все для себя решил. С теми, кто бросил республику в тяжелый час, кто не хочет ничего делать, я работать не буду. Почему кто-то целыми днями работает в пыли, в грязи, а кто-то в галстуках и накрахмаленных рубашках интервью раздает, а в 17 часов уходит домой пить вино.  

— Как распределялась гуманитарная помощь?

— По ее распределению президент создавал одну комиссию за другой, но все они не работали. Народ был в ярости. Когда мне сказали, что готовится штурм складов с гуманитарной помощью, я вынужден был пойти туда и организовать работу по раздаче людям продовольствия. Работал с утра до ночи, спал часа по три. Пришлось собрать депутатов, они составили списки по избирательным округам. Машины приезжали и получали продовольствие на округ. А там уже раздавали. Только мы наладили эту работу, я был вынужден уйти. После моего ухода вся работа развалилась.  

— А почему вы потом ушли из Минрегионразвития? Ходили слухи, что вас и там достало руководство Южной Осетии.  

— В Минрегионразвития меня пригласил Дмитрий Козак, я у него месяц с небольшим проработал помощником. Основное направление у меня было Южная Осетия и Абхазия. Козак планировал назначить меня замминистра. Документы уже были посланы в аппарат правительства. При этом я автоматически становился председателем межведомственной комиссии по восстановлению Южной Осетии. Когда Кокойты об этом узнал, он приехал в Москву и поднял большой шум. Меня пригласил новый министр Виктор Басаргин и сказал: “Пока нежелательно назначать вас на должность зама. Кокойты — президент независимого государства, мы должны считаться с его мнением. Если хотите, оставайтесь моим помощником и замом председателя МВК”. Но я сказал, что не хочу быть свадебным генералом в комиссии, которая ничего не делает. И написал заявление об уходе.  

— А что это за заговор с целью смещения президента Кокойты, в котором вы якобы участвовали?

— Это была полная нелепость. Когда я работал в Минрегионе, я пригласил к себе Юрия Морозова, чтобы с ним посоветоваться. С той же целью пригласил и Альберта Джуссоева, который строил газопровод в Южную Осетию. В это время в министерство прибыл Кокойты, увидел их там. После этого пошли слухи, что мы готовим заговор, чуть ли не десант собираемся высадить и начать наступление на Цхинвал. Да никто не хотел никого тогда смещать. Но сейчас я уже говорю: хватит. Южной Осетией сейчас руководят люди, которые не умеют или не хотят работать. Пора принимать какие-то решения.