МК В ВОСКРЕСЕНЬЕ Он может изобразить летящую чайку ("чайки жирные летают, просто жуть!") и одновременно играть на гитаре, целых шестнадцать тактов. Может быть пластичным, как Марсель Марсо, и обворожительным, как Джек Николсон. Может в обнимку с гитарой скакать, приседать, прыгать, петь, улыбаться девчонкам, показывая язык (или кукиш?!). В конце концерта, когда музыкантов представляют публике, он неожиданно исполняет... Паганини. Он закрывает глаза, и его гитара превращается в скрипку. Он может все, кроме одного: хотя бы на секунду оторвать пальцы от струн, сбиться с ритма и подвести "звезду", которой аккомпанирует. Стирая пот с лица, с трудом удерживая охапку цветов, Олег Газманов кричит в микрофон: "Бас-гитара нашего "Эскадрона"! Любимец детей, кошек и женщин легкого поведения... — Валентин Лёзов!" Лёзов — сайдмен. В шоу-бизнесе так принято назвать тех, кто работает сзади. За "звездой". В тени "звезды". Секс-нерв Allegro risoluto (скоро, крепко и пылко) Он ширкнул меня своей колючей небритой щекой: "Если дядя с дядей нежен, СПИД, ребята, неизбежен..." И тут же — ссылка на "первоисточник": "Это Евгений Леонов сказал, я с ним работал, — ну, проходи!" Скромная, но уютная однокомнатная квартира в Москве. В интерьере доминируют: две бас-гитары, тренажер на двери, милая русоволосая девушка Катя с длинными ногами. На стене картина с двумя лисятами: "Это мы — я и Катька! Будешь чаю? Мы ведь артисты — супы-борщи не варим..." — Здравствуйте, Лёзов! Вы действительно так уж нравитесь женщинам? — Да, меня действительно любят. Костя Райкин как-то сказал: "Валёк (так Лёзова зовут близкие друзья и коллеги. — Р.С.) — ты сексуальный нерв "Эскадрона"!" Но обо мне, Серёня, почему-то мало пишут. Хотя после концертов девчонки валом валят: "Я только на вас хожу смотреть!" — клянусь, не выдумываю. Это не косынка, Серёня, — это бандана называется (в сценическом имидже Лёзова обязательна пестрая повязка на голове. — Р.С.). У меня их штук двадцать, этих бандан, хотя, наверное, сейчас осталось меньше: девки прибегут в гримерку и — цоп, нету! Гитара?.. Эта японская — она полегче, поудобнее. А та, американская, сделана по разработке басиста из "Red Hot Chili Peppers" — помнишь, они в Москву приезжали. Он — ну просто инопланетянин! Полностью энергетический чувак: на гитаре написано, что он вложил в нее свою силу. Ее берешь — ревет, как трактор... — При Кате (ей всего 19 лет. — Р.С.) можно задавать тебе деликатные вопросы? — Конечно, можно, она у меня человек л-ло-яль-ный на эту тему. А вообще-то она сейчас спать пойдет... — Сколько раз Лёзов был женат и вообще — сколько "зарубок на прикладе": помнишь, у снайперов каждый точный выстрел — зарубка?.. — Официально женат один раз... А так — даже не знаю как сказать. Женился-то я рано, в 21 год, но с женой прожили немного: то я в консерватории учился, то в армии служил. Это была моя ярославская любовь, из музыкального училища... А потом ситуация изменилась. Я все-таки не за то, чтобы рано жениться, — не знаю, как женщины считают. Надо на ноги стать, во вкусах определиться. Помню, отец мне говорил тогда: "Ну что ты женишься — может, через год тебе ноги ее не будут нравиться... Посмотри, походи..." — И тебе не понравились ее ноги? — Мне все не понравилось после родов. Я глазами люблю... И этого не скрываю. И как только все во мне охладело, я понял, что надо честно поступить и сказать человеку: я не хочу это тянуть. Мы будем страдать оба. Я так же и Ваньке, сыну своему, советую. Чувства важнее. — На обложке одного из дисков Газманова напротив фамилии Лёзов беспрецедентный текст: "мастер демографического взрыва". Опять шерше ля фам?.. — Я и не стесняюсь того, что женщинам интересно со мной. И дело тут не только в сексе, а и в комфорте с мужчиной. Это загадка какая-то... Я привожу женщину и начинаю ее зажигать: "А ты знаешь вот это, видела вот это? А вот это?.." Ин-те-рес-но должно быть с мужчиной! Конечно, "киксы" (у музыкантов так называют ошибочную ноту. — Р.С.) тоже бывают. В прошлом году мы были в Америке. Все путем, репетируем, ну а в перерыве около гримерки вижу девушку. А-ля Уитни Хьюстон — симпатичная такая, темнокожая. Я с присущей мне мужской коммуникабельностью сделал ей комплимент, разговорились, она даже показала мне фото своего бойфренда, рассказала, как они с ним встречаются, как готовятся к свадьбе, — и мы расстались друзьями: ну ничего не было, приобнял ее, и все. А когда концерт закончился, приехало, наверное, шесть полицейских машин. Нас построили, и эта дева указала на троих артистов (слава Богу, не на Газманова!), на нас надели наручники и увели! Двоих из полиции отпустили, а меня, "инициатора сближения русского и американского народа", — к судье. Я отсидел 20 (!) часов без сна в засранной комнатушке — вместе с сорока другими "зэками". Судья сказал, что не видит в моих действиях состава преступления, и "Are you free..." — "Вы свободны". Свободен-то свободен, но "удовольствие" обошлось мне в 800 долларов: 400 — адвокату, 400 — сбор в казну города. Да и группу чуть не подвел — пришлось догонять. Но все равно: любовь — это вещь! Вот если буду отмечать 25-летие своей творческой деятельности — позову всех своих женщин на концерт... — А мест в зале хватит? (Лёзов задумался.) — Думаю, что уберутся... "Всегда веселый и живой, на сцене словно заводной, играешь ты на бас-гитаре и с ней кружишься, словно в паре" — слова из записки, подписанной "твои вечные поклонницы Аня и Вера". Фанатки знают про него все: и то, что Лёзов любит кефир, йогурт, после концерта тащат ему конфеты, игрушки, молочные продукты. Одна подарила красный шарфик — Лёзов поклялся не снимать его никогда, привязал к гитаре. Увы, из гримерки шарф утащили... другие поклонницы. Блюз лёжа на полу Moderato (выразительно, не затягивать) Вообще-то Лёзов обманщик. Имидж эдакого отвязанного виртуоза гитарно-балетного дела — всего лишь одна из масок. На стене квартиры мозаика его фотопортретов: такое впечатление, что все это — разные люди. — Я работал в пяти коллективах. С Ларисой Долиной у Кролла, с Алексеем Козловым в "Арсенале", потом было "Рок-ателье" в "Ленкоме" — я многому научился у Марка Захарова, хотя вроде бы это было только музыкальное оформление спектаклей — их все знают: "Тиль Уленшпигель", "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты", "Юнона и Авось". Потом был "герой-любовник" — Володя Кузьмин и пять лет в "Динамике". И вот восемь лет с Олегом... да, уже восемь лет с Газмановым... Искусство для меня, Сереня, — это трудолюбие плюс фортуна. Я счастлив: ни разу не покаялся, что работал у этих людей. Понимаю. Здесь Лёзов как профессионал: о тех, с кем работал, говори либо хорошее, либо ничего. Притом что инструменталистам (гитаристам, барабанщикам, клавишникам etc.), людям "сессионным", то есть приглашаемым, живется не так, как их "звездам". Быть сзади, в свите и свете короля, — не сахар. У сайдменов — от английского sidе (сторона, в стороне) — восторги весьма редки. Тем они ценнее. — Порой кажется, что все это было лет триста назад. А иногда — что все это мне приснилось. Как писали музыку к фильму "Мы из джаза" — месяц работали на "Мосфильме", а отсняться я не успел: ушел в "Арсенал". Как — это еще при Москонцерте было — "разогревали" Макара ("Машину времени". — Р.С.). Народ не среднего ума — не обижая "Машину" — приходил послушать Ларису Долину, послушать нас. Ту часовую джазовую программу — от спиричуэлза под стук собственных кастаньет до Глории Гейнер. Кролл очень хорошо относился к нам, к ритм-секции — даже пьесу для нас написал, мы ее играли. Чума! А Леша Козлов? Он ну просто гигант! В "Арсенале" было столько гэгов (гэги — сценические ходы, эпизоды, которые создают на сцене спектакль. — Р.С.)! Мы могли играть во фраках и в бабочках классный серьезный джаз. А могли — все в немыслимых нарядах, париках — выскочить прямо из зала: я с баяном, кто-то с домрой, с балалайками, Леша с саксофоном... А гэг в чем: наш музыкант, скрипач Сима Ширман, — один на сцене. Играет ну такую занудную тему, "скрипозо" такое скрипучее, что народ начинает ерзать, роптать. И тут мы, спасители! Влетаем, сметаем Симу — вот в чем ход! — он упирается. И начинается такое! "Манго-Манго" по сравнению с Козловым просто дурака валяют. Театральное видение песен — а не просто "Юбочка из плюша!" У Козлова было и фламенко, и дудки, и "Христос — суперзвезда", и балаган, и брейк-данс — море придумок. Мы, например, играли блюз... лежа на полу! Такой тревожно-непонятный свет на сцене. И вдруг из правой кулисы... выходит четырехметровый исполин в балахоне — в нем двое, один на другом стояли. Все в шоке!.. На самом деле еще он играл у Игоря Талькова, но недолго. Лёзову тогда было трудно: уйдя от Кузьмина, он год зарабатывал извозом, брал учеников ("учил басу"), продавал старые шмотки. Тальков позвал вовремя — это так важно. "С ним тогда Джуна в концерте выходила, — рассказывает Лёзов, — то ли роман у него с ней был, то ли нет... Он классный человек, Игорь, — когда я уже ушел к Олегу, он говорил: имей в виду, это место за тобой..." Лёзов обнял Талькова за 15 минут до того страшного выстрела в Ленинграде... "Шкварку" дают не каждому Andante (спокойно и серьезно) — Как ты вообще пришел в музыку? — Отец "напряг" меня. Он играл на баяне, очень хорошо играл. Хотя я не из элитной семьи. Родился в Ярославле, на Волге. 15 лет баяну учился — в музыкалке, в училище, в Горьковской консерватории. Бас-гитара была как хобби, потом уже стала профессией. — Отец жив? — Да... К счастью, жив; его тоже зовут Валентин, как меня. Иваныч. Отец у меня... в доме престарелых в Ярославле — ты ж понимаешь: разъезды, масса всего... В семье я один — если бы были брат или сестра, было бы как-то легче. Мама умерла в 57 лет — инсульт. Мчался из Москвы в Ярославль со скоростью 180 в час — гаишники меня останавливали, но когда видели мои жуткие глаза — отпускали... Была суббота, а они (в морге. — Р.С.) тело не выдают, когда уговорил — пришлось на плечах нести... мертвую мать, положить ее под лестницу — история была страшная... Когда Газманов поет "Маму", Лёзов делается какой-то не такой, это правда. Он опускает голову вниз. И резко, в такт музыке, вдруг вздымает гриф гитары вверх: "Мама! Я без тебя всегда скучаю, мама! Хожу и поезда встречаю, мама!" Позже, на мой вопрос, не больно ли, отдаваясь со сцены тысячам, понимать, что НЕ УСПЕЛ отдать себя самым близким людям, он грустно скажет: "Да... Своим я недодал, ты прав". — У меня рабоче-крестьянское происхождение. Мои работали на камвольном комбинате "Красный Перекоп": батя — мастером по машинам, мама много сменила профессий, чтобы к пенсии лишнюю пятерку заработать. Выжимало советское государство, чего там говорить. Район наш, Красноперекопский, был бандитским. Мы жили в бараке, дрались с пацанами... Но я не каюсь, что детство было такое. Но надо быть голодным для таланта: в музыкалке я учился на пятерки. А платить-то родителям приходилось аж по 12 рублей — для рабочей семьи это были большие деньги. Поступил в музыкальное училище — помню, сдавал русский и балла не добирал. Не попаду, думаю, — пойду в кулинарный техникум: он прямо напротив училища был. Привиделось, что буду поваром в ресторане. Это же нормальная профессия для мужика, верно?.. — Ты никогда не курил? — Курил! В 7 лет начал курить, в первом классе. Я весь негатив, Серёнь, узнал в этом возрасте. Барак, где мы жили, был конкретный, сталинский: коридор на 42 квартиры. На всех один туалет — очередь приходилось занимать. В пять лет я увидел первый презерватив — из-за неосторожности родителей. В комнате все спали головами друг к другу. Меня мама родила рано, в 19 лет. Естественно, родителям хотелось заниматься сексом. И я ждал этих моментов, секса этого, — а они ждали, пока я засну. Это такая трагедия: условия, в которых мы жили, были даже не человеческие, а какие-то скотские. Ты знаешь, как психика нарушена! Ба-бах — рядом открывается дверь, и в коридоре — драка! Мама лезла разнимать, а там — с ножами!.. С утра до вечера мат, мужики пьют, "козла" забивают, — все это я видел... Тогда в Ярославле мальцы под водительством Лёзова собрались у памятника героям революции, и тот заставил поклясться — "Как в "Молодой гвардии"! — что все бросят курить. На-все-гда. В подтверждение съели землю. И Лёзов после этого ни разу не взял в руки сигарету. — Я рано стал самостоятельным: первые деньги заработал в 14 лет — сыграл на свадьбе. Недавно встретил в Ярославле ту пару, которым играл. Таня и Сережа. Они переходили дорогу, я остановил машину — я же в Ярославль наведываюсь к маме на могилу и к отцу. Они становились, обалдели: видят человека с серьгой в ухе, экзальтированный такой, странный... Думали, наверное, — деньги будет отбирать. Я им — пароль: "Помню, где была ваша свадьба — в "пятерке", так район назывался, там трамвай ходил номер 5. Мы играли вдвоем, помните, по очереди — чтобы плечи не натирать: свадьбу играть тяжело". Они прослезились: у них же внуки давно. Прощаясь, сказал: вот видите, какая у меня счастливая рука!.. — А на похоронах играл? — Играл, как же! В армии. Закончив консерваторию в Горьком, в 25 лет пошел служить. Когда попал в армию, вижу: аппаратуры нет, бас-гитара не нужна. И я взял "шкварку", валторну, и "пу-пу-пу" — начал играть. Хоронили военных, ветеранов. Что хорошо — все-таки выходил из части, и нас гражданские хотя бы кормили. Потому что наша каша солдатская — особенно для тех, у кого гастрит, — я тебе скажу... Кстати, судьба моя могла бы быть и повеселей. В Горьком, где мы учились в "консе", при Доме офицеров был ВИА. Там бы служить — одно здоровье! До пяти — музыка, потом переодеваешься в гражданку и иди куда хочешь. Так вот: нас вызвали — а мы были хорошие инструменталисты, — и полковник Терехов дверь почему-то запирает. И, как бы между прочим: "Хотите в ансамбле служить — надо денег дать..." Конкретно. Я — как сейчас помню — спросил: "А сколько?" Мы же были нищие после консерватории. Я уехал из Ярославля в 19 лет и больше ни копейки у родителей не брал — наоборот, старался помочь. В общем, к Терехову мы не попали, а получили повестки... в сержантскую школу, в Рузу, под Москву. После ноктюрнов, Шопен-мазурок (мало того: я в Дзержинске уже преподавателем поработал, меня по имени-отчеству звали) — "На кухню, марш!" Я как согнулся в полдевятого вечера, так и разогнулся в шесть утра. Посуду мыл. У нас в Рузе два человека не выдержали, повесились... Кони и всадники Crescendo (переход от тихого звучания к громкому) — А как вы встретились с Газмановым? — Такая жизнь: сначала он ко мне пришел, а потом — я к нему. Я работал бас-гитаристом в "Арсенале", а он — звукорежиссером в "Синей птице". Это было в 1981 году. Он все концерты "Арсенала" смотрел. Сидели, говорили — он пел свои песни... Как тетерев на току — готов был играть без умолку. У Олега очень сильная поэзия. Вам, журналистам, интересно, какие трусы носит Газманов и каким одеколоном пользуется, а ты послушай его стихи... Возьми "Машину времени" — при всем к ним уважении-неуважении, это вопрос личный, их стихи без музыки не тянут: "Вот новый поворот, что он нам несет, пропасть или взлет?". А у Олега: "Я не думал, что память опять возвратит мне любовь и потоком бессонниц она попадет в мою кровь..." Это же к Маяковскому, к Рождественскому куда-то, верно?.. — Недавно я смотрел одну телепрограмму с вашего концерта, и кто-то рядом бросил: "Ну что ты опять все это смотришь? Поищи чего-нибудь еще..." Я-то остался на канале, но вопрос есть: не устал "Эскадрон", тебе не надоело в нем служить? — Нет — и я хочу, чтобы это продлилось. И не только из-за заработка. У Олега я не на работу хожу, а на сце-ну! Я иду куражиться, профессионально куражиться! У Газманова мощь в музыке, ритм — он дает мне раскрыться. Хотя Олег сложный человек. Да и я Близнец — один час хочу человека видеть, потом не хочу. Но ведь он прав: с нами надо построже, мы же чуть что — сразу садимся на шею. А народ Газманова любит — от 5-летних до 85-летних. Однажды за кулисы пришла бывшая путана, прикинь, лет под шестьдесят, тертая, морщинистая: "Ребята, песня о путане — ну просто ломовая. "...Его в Афган, меня в валютный бар" — это же про меня". Подарила Олегу букет цветов, трехлитровую бутылку шампанского. Вот она, сила искусства!.. — А если все-таки позовут, ну, скажем... в "Пинк Флойд" — уйдешь от Газманова? — Не знаю... Дело даже не в зарплате: я не к каждому пойду. Не могу работать как сайдмены у Киркорова, скажем, или даже у Пугачевой. Зритель-то их и знать не знает! А за границей — там тем более. Тяжело стоять в очереди за хлебом в другой стране: ты посмотри на "Парк Горького", сколько они бьются... Витя Рыбин с Сенчуковой и Агутиным купили землю в Испании — ну и заделали интересный проект, я там тоже на басу записался, а Ольцман — он у нас как Пако де Люсиа — на гитаре. Мы сыграли десять песен Лени Агутина, но на испанском языке: Павел Грушко сделал перевод. Но — не все просто. Местный шоу-рынок забит. Кстати, помню, в Америке — сижу у одной красавицы, секретаря какой-то фирмы, а у нее на столе море аудиокассет: присылают их, чтобы прослушали, отобрали и прочее. Так она на них даже не смотрит — скидывает в урну: "Гарбич, гарбич!" — дерьмо, мол, и все! Кому мы там нужны?.. — Олегу нравятся твои "импровизы", он тебе не врезает за них? — Он ведь меня часто не видит — я сзади. А когда увидит — бывает, скажет: "Я там о серьезном пою, а ты чего вытворяешь?" Но это редко — я что, безумный? Я стараюсь лить воду на его мельницу, помогать ему. Я на него ни разу не обижался, хотя иногда казалось, что он несправедлив. Он мой работодатель, в конце концов. Мы его зовем НАШ... Хотя ты знаешь: я — как жена красивая... С ней непросто, но не хочешь — бери дурнушку и живи с ней. Тест на выживание Staccato (отрывисто) — В здоровом теле — здоровый дух. Тебе 46 лет — и такой живчик? — Надо работать, Серёнь. Есть гречневую кашку — в ней железа много, салатики овощные, кефирчик. Я каждый день бегаю, качаюсь. Параметры такие: рост 178, вес 72. Пятнадцать раз подтягиваюсь — ты сможешь?.. — На выборах за кого голосовал? — В декабре — за Лужкова. И за "Отечество". А на президентские не пошел. А что, надо было?.. — Ты считаешь себя культурным человеком? Удается сходить в музей, в театр, в кино и вообще... — Мы по театрам с Катькой больше. "Сатирикон" очень любим, дружим с Костей Райкиным, с его женой, я там все спектакли пересмотрел не по разу. Поставлено с легкостью, фееричностью! А пошли на "Коварство и любовь" в Малый — вроде клево, ан нет той энергетики... — А в жизни тебе твоя энергетика не мешает? Ты вздорный, неудобный — какой? — Завожусь быстро, порой голос повышать начинаю, люди обижаются, но я не со зла: это от мамы — она эмоциональной была. А отцовское — если не мудрость, то уж точно привычка взвесить, прикинуть. Даже если наломаю дров, в какой-то момент я все равно включаю мозг. Боюсь крайностей — потому что если я пойду и начну... По большому счету не могу сделать человеку плохо. Сентиментален, Серёнь, сомнениям подвержен... — О друзьях... У столь коммуникабельного артиста их немерено? — Нет, сын мне замещает всех друзей. Брата, отца — всех. Ванька — парень крепкий, боксом занимался, если что, может и заступиться. Меня, например, зовет "дядька". Он здесь, в Москве, музыкальное училище на Ордынке заканчивает, джазовое отделение, барабанщик. Живет в общаге. На 25-летии "Арсенала" мы уже сыграли вместе с сыном. Кстати, в сольниках Газманова он тоже работал. От музыки я его отговаривал: "Посмотри на меня, жизнь какая — вся в разъездах, к 40 годам только квартиру купил..." Ведь на самом-то деле мы, инструменталисты, никогда хорошо не жили — так, как того заслуживаем. Музыкант моего уровня на Западе — ему знаешь сколько платят? Ого-го! Или тот же Газманов или Долина — они же стоят других, гораздо больших денег. Скажем, сколько стоит Майкл Джексон. — Любимый композитор Валентина Лёзова? — Бах... Вивальди... Паганини. Классика. Но дома — как ни странно — я редко классику слушаю. Мне нужна фанковая музыка, для меня ритм главное. Может, я примитивнее, чем остальные?.. Есть музинструменты, которые на нижние чакры влияют — на секс, скажем. Бас и барабаны — они как раз на нижние чакры действуют, имей в виду. — На улице ты такой же удалой, как на сцене? Скажи честно: в милицию забирали? — Ты не поверишь: один раз, и то по глупости. Приехал по делам вечером, поставил машину — "копейка" тогда была, — как говорится, зашел-вышел, дел на пять минут. Пытаюсь открыть машину — никак! Смотрю — двое подходят, за спиной бутылка: "Парень, не хочешь шампанского?!" — и бутылкой в меня. Я увернулся от удара, но они скрутили и сдали в милицию. Шок, выговорить ничего не мог — пока не объяснили, что я открывал... чужую машину: у ребят ну точно такая же "копейка" рядом стояла... — Кто-то есть в России, на кого ты смотришь и думаешь: "Этот лучше меня"? — Такого плана, такой энергии... я на самом деле не видел. Более того — некоторые стараются быть похожими на меня, "косят под Лёзова". Мне одна мамаша рассказывала: "Не знаю, что и делать! Мой ребенок берет гитару, надевает бандану: "Буду, как басист Газманова!" Все забросил — только гитара!.." А я считаю, что это здорово! Я что — учу его курить в подъезде? Музыка — это классно: если ты с музыкой — значит, будет меньше зла... Сoda (Тоже итальянское слово, буквально — хвост, а на самом деле — конец музыкального произведения) Завтра концерт, а у Лёзова болит горло и температура 39°. Но он выйдет на сцену — другого не может быть. И вновь — вместе со "звездой" и во имя "звезды" — будет творить чудеса, виртуозничать и чудачиться, изображать чайку и играть Паганини. Чтобы захлебнуться в море аплодисментов. Ради этого он живет. У бас-гитары — четыре струны. Но, как мне кажется, у Лёзова есть и пятая. Самая звучная, самая мощная. Та, которую не надо подстраивать.
