— Как его зовут?
— Пса-то? Крутой.
Серьезный мальчуган лет десяти сидит в переходе метро “Комсомольская”. На коленях — черный с белой отметиной на лбу щенок. Грязные пальцы теребят кулек с мелочью: “выручка” небольшая, от силы рублей десять.
— А ты сам откуда? — спрашиваю я, в общем уже зная ответ.
— Местные мы, — рядом возникает еще один пацан. — Вокзальные. А вы журналистка, да? Что-то давно вы не приходили. Хотите покажу, где мы спим?
...Почти полгода назад президент объявил войну с беспризорностью. Сначала “фронтовые сводки” шли регулярно: депутаты “поднимали вопрос”, правительство отчитывалось о проделанной работе, телеканалы подробно рассказывали, сколько клея требуется беспризорнику для кайфа. На некоторое время маленькие попрошайки исчезли с улиц, а власти удовлетворенно это отметили. Сегодня боевые действия ведет милиция. Но люди в погонах сражаются не с явлением, а с детьми.
Опасливо повторяя “вы милиции не скажете?”, Санька и Валерка ведут меня к своей “точке”. Мальчишки до смешного похожи: одного роста, возраста, в одинаковых обносках. Валерка разговаривает охотно, Санька больше молчит, оживляясь, только когда речь заходит о собаках.
— У нас их двое, — говорит он, показывая на щенка. — Второй такой же точно, кличка Толстый. Их кто-то выбросил, а мы нашли.
— Ага, — добавляет Валерка. — Они такие же, как мы. Никому не нужные.
Около моста — самый обычный киоск. Проем между торговой точкой и мостом забит досками. Валерка забирается на них и зовет:
— Мишка! Вставай! К нам пришли.
Рядом, в опоре моста, по которому ходят поезда, ниша. В ней сидят еще двое: парень лет четырнадцати и девочка помладше. Это Лешка и Юлька. Из “спальни” вылезает заспанный пацан. Вся компания в сборе.
На трех вокзалах эти ребята живут уже три года. Мишка и Валерка — интернатские, у Сани и Юли есть семья, но они не хотят туда возвращаться. Лешка на вопрос о родителях отвечает с горькой иронией: ну есть мать...
Ему хочется казаться лидером. Он то и дело задирает младших, матерится и пытается хамить. Но ему противостоит серьезное “лобби” в лице Саньки и Валерки. Когда тепло, они спят здесь, за киоском. В холодные ночи уходят в “горелку” — полусгоревший дом на Каланчевке. Иногда забираются в брошенные машины. Днем побираются на вокзалах и в переходах. Бомжи и взрослые попрошайки их не обижают, от обычного вокзального бизнеса — воровства и проституции — ребята держатся подальше. Нюхают клей.
— Зачем? — спрашиваю.
— Чтобы согреться. Ночью холодно очень.
В будние дни недалеко отсюда, в Бауманском саду, раздают бесплатные обеды. Своих кормильцев пацаны знают и любят.
— Тетя Марина кормит, еще Ханна, она из Германии, — перечисляет Санька.
— А еще Намрут, — добавляет Валерка. — Он черный негр.
После начала кампании по борьбе с беспризорностью их жизнь и вправду изменилась. Теперь они гораздо чаще катаются на милицейских машинах и сдают анализы. Круговорот детей в Москве борцам с беспризорностью удалось отладить до мелочей. Стражи порядка отвозят ребят в одну из детских больниц, там их обследуют, моют и отправляют в приют, откуда они бегут. Как только я спрашиваю о милицейских мероприятиях, галдеть начинают все сразу.
— Облавы постоянно!
— В Морозовской больнице, в 26-м отделении, охраннику, если что не понравится — ну как говоришь или как ведешь себя, — он заставляет отжиматься до изнеможения, — жалуется Саня. — Скажешь, чтоб отстал, — бьет сразу. А еще могут оставить без обеда.
— Менты шмонают с ног до головы, — добавляет Мишка. — Раздевают на холоде до трусов, в носки залазят.
— А если с клеем ловят, то надевают кулек прямо на голову, — подхватывает Валерка. — Вот, смотрите, — он наклоняет голову и показывает слипшийся на затылке ежик волос. — Я чуть не задохнулся, думал — помру.
Я глажу его по голове: действительно клей.
И — как итог разговора — политический протест вокзальных детей:
— Это Путин виноват! — кричат они мне. — Это он велел, чтобы беспризорников не было!
На прощание я отдаю Валерке пачку своих сигарет. Радостный, демонстрируя добычу остальным, он убегает, но уже через несколько секунд возвращается и, отдышавшись, говорит:
— Теть Свет, возьмите две сигареты на дорожку, а то у вас ведь ничего не осталось...
...На следующий день Валерка остался один. Остальных забрал милицейский патруль. Что стало с Крутым и Толстым, Валерка не знает.
