— Передвигаться по территории только организованными группами, — строго говорит начальник ЛИУ-6 Вячеслав Дочкин.
По манере держаться и разговаривать афоризмами он мучительно напоминает мне покойного генерала Лебедя.
— Там, где начинается режимный объект, кончается демократия, — резюмирует Дочкин. И, подумав, добавляет:
— Она вообще не начинается. Получите марлевые повязки.
Я прячу свою в сумку: тут уж как повезет, а эта тряпица от палочки Коха защитить точно не сможет. Сразу за воротами КПП на ветру качаются нежные ирисы. Не хватает только кумачовой растяжки “Добро пожаловать в Воронежскую туберкулезную зону”...
В поселок Кривоборье Воронежской области (удивительно красивое место возле излучины Дона) “МК” привело очередное письмо из зоны — крик о помощи 14 зэков, больных туберкулезом. Заключенные жаловались на “беспредел”, на то, что кормят их баландой, лечат аспирином, на “больничку” не отправляют.
Что ж, посмотрим.
— Ограничений для прессы нет ни в чем, но я очень люблю правду, — разъясняет нам Дочкин. — Мы со всеми журналистами расстаемся обычно добрыми друзьями.
Поскольку намеков никто не понимает, Дочкин решительно продолжает:
— В зоне сейчас капремонт. Нам бы красочки. Известочки. Цементику.
А предмет особых мечтаний полковника Дочкина — новая столовая. Вот она, строится рядом. Правда, “строится” — это громко сказано. Когда-то давно на метр вылезли кирпичные стены — на том стройка и закончилась: денег нет. Да и асфальт подлатать не мешало бы, и корпуса требуют внимания. Полковник — человек жесткий, но просит-то не для себя, для учреждения.
Во всей Воронежской области содержится порядка 11 тысяч осужденных. Из них чуть меньше 1000 — здесь, в тубзоне. По-научному — в лечебно-исправительном учреждении №6 поселка Кривоборье.
Туберкулез, который, между прочим, среди всех болезней занимает первое место в мире по количеству смертей, называют “казарменной инфекцией”. Его главные друзья — скученность, сырость, недостаточное питание, хронические болячки и курение. Конечно, основные “поставщики” туберкулезных больных — колонии и тюрьмы.
Женя Б-ов, которому чуть больше 20, туберкулезом заразился на “малолетке”. Он в числе подписантов. Но уверяет, что здесь хватает ему и таблеток, и витаминов. А как же жалоба? Женя прищуривается и спрашивает, откуда меня принесло. Узнав, что из Москвы, задумчиво тянет: “Наверное, зря вы приехали...”
Живут зэки в комнатах на 75 человек. В ЛИУ-6 при норме 760 обитателей содержится сейчас 957. Перелимит — самая нерешаемая проблема российских тюрем. Правда, о том, чтобы спать в 3 смены, как в следственных изоляторах, речи не идет: у каждого свое место и постель с белым бельем.
Вячеславу С-еву дали 7 лет за убийство соседки. Кашлять начал еще на воле. На условия вообще не жалуется. Старается успеть объяснить мне “самое главное”: его “подставили менты”. Просит непременно заняться его делом, потому что он “соседку Маринку не вешал”, а просто “кому-то перешел дорогу”.
После его ухода спрашиваю у полковника Дочкина: неужели и правда Слава ни за что мотает срок?
— Да вы что? — усмехается Дочкин. — Я его бумаги внимательно изучил. За дело сидит. Осужденный есть осужденный, каждый свою копну молотит. А вот был у меня мужчина пожилой, лет за 70. Посмотрел я его дело — два мешка семечек украл, стоили они 200 рублей. А он больной весь. За лошадками у нас смотрел, не мог без них. К вечеру валился с ног. Вы подумайте: первая судимость, дряхлый туберкулезный старик — и влупили 4 года. За семечки...
* * *
По сравнению с обычными тюремными условиями для зэков здесь просто санаторий ЦК КПСС: работать не нужно, питание усиленное, режим полегче, и врачи внимание оказывают. Лечат зэков 10 докторов. В медсанчасти установлено кое-какое необходимое оборудование. Флюорограф образца 1996 г. недавно починили, к вящей радости медиков — ведь больных необходимо просвечивать раз в два месяца. В соседнем кабинете — рентген. Есть своя клиническая лаборатория, а вот бактериологической нет — мокроту раз в неделю возят в Межобластную туберкулезную больницу с нарочным.
Свою сделать слишком накладно, да и квалифицированных кадров для этой дыры не найти. Зона отдалена от областного центра на 50 км (автобус ходит раз в двое суток), и желающих там работать немного. Сейчас не хватает двух врачей и лаборанта. А остальные медики трудятся вахтовым методом.
В соседней комнате от пола до потолка — коробки с лекарствами. Это что, теперь в тюрьмах изобилие?..
— Очень тяжело было в 1995—1996 гг., — отвечает Анатолий Погорелов, начальник медицинской службы ЛИУ-6. — Лекарств отчаянно не хватало. А сейчас мы обеспечены всем необходимым из расчета 4—5 препаратов первого ряда и 2 препарата второго ряда для каждого больного.
Все эти “ряды” — не блажь, поскольку туберкулез лечится только комплексно. Если начать лечение неполным набором препаратов или пить таблетки нерегулярно, развивается особый вид болезни — лекарственно устойчивый. Тогда вступают в бой уже другие медицинские средства — второго ряда. Стоимость курса лечения этой, запущенной формы болезни — от 1000 до 10000 долларов, и успех совсем не гарантирован. Естественно, пенитенциарная система не имеет возможности тратить столько средств на больных с запущенным туберкулезом, поэтому все программы в основном ориентированы на выявление впервые подхвативших заразу.
Для этого фтизиатры Воронежского УИН несколько раз в год выезжают в учреждения и выявляют вновь заболевших. Всех их направляют в Межобластную туберкулезную больницу (МТБ). А подлечившись, зэки едут не в свою “родную” колонию, а в ЛИУ-6. Если же у осужденного в ЛИУ-6 случается обострение или рецидив, его снова отправляют “на больничку”, в МТБ.
В этом году смертных случаев в тубзоне не было вообще, в прошлом году похоронили одного зэка.
* * *
Питание чахоточным больным положено более калорийное, чем всем остальным осужденным. Ежедневно по норме 7б здешним обитателям полагается: мяса — 150 г, молока — 500 г, рыбы — 100 г, масла растительного — 20 г; творога — 50 г. В этом же списке — яйца, хлеб, крупы, сладкий чай, компот. Не поленилась, посчитала, сколько съедает по документам один человек. Получились очень схожие с нормативом цифры. К тому же здесь готовят гречку и рис, чего обычно по причине дороговизны в тубзонах не бывает. Но если уж совсем строго придираться, в мае не было творога, а часть мяса выдавалась в виде тушенки. Только не знаю, преступление ли это — кормить зэков тушенкой...
В старенькой столовке бьет в нос целый букет запахов, среди которых лидирует ни с чем не сравнимый аромат вареной рыбы. Повар зачерпывает из котла дымящееся серое варево:
— На ужин сегодня уха и молоко...
Больные арестанты жалуются, что пичкают их молоком порошковым да соевым. Молоко и правда не коровье. Просто из-под буренок до Кривоборья довезти его не успевают — прокисает по дороге. Купили установку “Соевая корова” — и теперь перебоев нет, да и продукт получается полезный.
В холодильнике запасы — как у хорошей хозяйки: коробками масло, та же рыба, окорочка, кстати, не американские, а соседские, липецкие.
— И что, продуктов хватает?
— Ну как, — застенчиво улыбается повар, — раз яйца не завезли, так я их на мясо заменил. И вместо творога те же яйца выручают.
В хозяйстве еще своя пекарня, на столах каждый день — вкусный хлеб с рыжей корочкой.
— Мы стараемся не отступать от нормы 7б, — объясняет начальник УИН по Воронежской области Николай Белогорцев. — С финансированием в этом году у нас получше, и продуктами мы обеспечены на 100%. А особенных разносолов и быть не может. Освободятся — будут есть жареных канареек с форелью, а тут уж — извините.
Недовольные питанием зэки хотели прежде всего “побольше мяса”.
Николай Х-ов сидит в общей сложности 35 лет. В этот раз осталось всего 5 месяцев, и поэтому его устраивает все. Замечает, что раньше кормили намного хуже, но и теперь ему, например, очень хочется хорошей колбасы и творога. Интересуюсь, чего же все-таки хочется больше всего, мысленно пересчитывая содержимое своего кошелька.
Николай отвечает не раздумывая. Главное желание у него всего одно — прямо сейчас стать свободным.
* * *
В учреждении не только хворые. 1-й отряд — хозобслуга, а 13-й состоит из относительно здоровых мужиков и нужен для того, чтобы зона выжила. Идем посмотреть промзону.
— Блуждания прекратить! На перекур 5 минут. Возможен обмен мнениями, — без разрешения Дочкина, кажется, и солнышко над зоной не встает.
Раньше здесь было большое деревообрабатывающее производство, а теперь — маленький мебельный цех. Собирают стенки, кухни, дверные блоки, рамы. За счет полученной прибыли оплачиваются коммунальные услуги.
Завели меня и в ПКТ — помещение камерного типа, по-простому карцер. За плохое поведение зэков сажают на 15 суток в ШИЗО или на несколько месяцев в ПКТ. Сейчас там 21 человек при наполняемости 115. Дочкин говорит, что отношения с “контингентом” в принципе лояльные, попадают сюда в основном за курение, карты, “нарушение локализации” или для самоизоляции.
Виктор П-ов — с тяжелой, запущенной формой туберкулеза и рядом сопутствующих заболеваний. Осужден за кражу к 5 годам лишения свободы. Болячка прицепилась к нему 19 лет назад. Возмущен здешними порядками до крайности, из-за строптивости не вылезает из ПКТ.
— Сколько ходок у вас? — спрашивает зам. главврача Воронежского областного тубдиспансера Нина Черникова.
— Я их не считаю, — с вызовом бросает мужчина.
— Посчитай, Михалыч, — не смущается Черникова, — я же свои таблетки считаю.
Выясняется, что у П-ва 2 претензии. Во-первых, он считает, что государство его должно лечить от всех болезней бесплатно. (На что Черникова объясняет, что государство деньги обязано выделять только на лечение антибактериальными препаратами от туберкулеза. Лекарства от всех остальных болезней: язв, гастритов, панкреатитов — нужно покупать или на пенсию по инвалидности, которая есть почти у всех, или добывать через родных.)
Претензия вторая: П-ов хочет отбывать заключение по месту жительства — в Тамбовской области. Но в Воронеже-то его задержали как раз из-за ухудшившегося здоровья!
* * *
Долго и безуспешно торгуюсь с сопровождающими, чтобы они разрешили поговорить мне с “контингентом” наедине.
В комнату заходит богатырского вида человечище. Эдакий Илья Муромец. Детское открытое лицо. Ручищи. Добрые глаза и застенчивая улыбка. Ну что плохого он может мне сделать?..
Виктор В-ко, 40 лет. Уроженец города Лиски Воронежской области.
— За что здесь?
Вздыхает:
— Убийство…
— А кого убили-то?
— Да сожительницу.
Я малодушно гляжу в угол, где притулились два врача, готовые прийти мне на помощь в случае “нештатной ситуации”.
— За что убили?
— Щас уже не помню, — скрипит зубами Илья Муромец. — Я тогда только из тюрьмы вышел.
— Небось не ждала она вас?
Нехотя соглашается:
— Не ждала…
До тюрьмы Виктор крутил баранку. В 1995-м освободился после первой ходки (5 лет за драку), но не продержался на свободе и трех месяцев. Солнечным летним днем повстречал он в поселке свою Галу. Отошли в сторонку. Только в глаза хотел посмотреть — и все.
Беседа сразу не заладилась, и с обиды Витя турнул Галу кулаком. Когда женщина упала замертво, испугался. Даже сам не понял, почему бросил труп в озеро и подался в бега.
Его взяли через 3 дня. Он во всем признался. Надеялся, что лет десять дадут. Прокурор “запросил вышак”, в итоге приговорили к 15 годам лишения свободы. А тут еще и туберкулез, который подхватил во время первой ходки. Теперь болезнь приутихла, и ему только два раза в год требуется поддерживающее лечение.
— А кормежка здешняя вас устраивает?
— Масло сливочное дают, яйца каждый день, картошка свежая. А что мяса, может, не хватает... По 150 г надо в день каждому. Это, выходит, 3 коровы в день. Ну где же их взять? Тюрьма она и есть тюрьма. Осудили. Отбываем.
— Родные-то не забывают?
— Да где уж, — он горько махнул рукой. — Разок и приезжали всего. В роду-то у нас никто в тюрьме не сидел. А когда 15 лет дали, кому ты нужен такой, да еще с туберкулезом?..
Виктор не привык бездельничать и разбил в зоне огородик:
— Вот, цветы выращиваю. Гвоздика там, ромашки и еще не знаю какие. Красиво! Когда люди расписываются, им нужно.
— А сами почему не распишетесь с какой-нибудь женщиной?
— Сейчас чего нервы мотать, — темнеет лицом собеседник. — Вот выйду — сразу невесту найду. Характер-то у меня нормальный.
— Кстати, а первая судимость из-за чего?
— Да подрался.
— А драка-то из-за чего?
— Ну, из-за чего драка может быть? Дак из-за девок…
Я выхожу за “запретку”. А Виктор из-за всех своих “девок” выйдет отсюда только в 2010 г.
* * *
На следующий день едем в Межобластную туберкулезную больницу.
Медицинских центров такого уровня в России всего 4. Сюда поступают осужденные со всего Центрального Черноземья и 7 других областей. Больница на 525 коек. Сейчас переполнена. Через нее проходит 1,5 тысячи чахоточных в год.
— Обычная больница, — пожимают плечами врачи, — только в других “лежат”, а у нас “сидят”.
И действительно: такие же “запретка” по периметру и сторожевая вышка, везде решетки и камеры вместо палат. Только побольше людей в белых халатах.
Можно ли вообще вылечиться от чахотки? Воронежские медики говорят, что им удается поднять на ноги 84% больных. Главврач Олег Тимошенко показывает мне свои владения. На улице стоит прицеп, в нем — молоко в огромных бидонах. Рядом — огромная куча угля: в больнице до сих пор нет центрального отопления. Несколько маленьких корпусов. Четыре лаборатории.
Под микроскопом — мазок мокроты, окрашенный в легкомысленный зелененький цвет. На его фоне хорошо видны светящиеся серебристые нити — та самая палочка Коха. Иногда ее достаточно “забить” лекарствами. А если злополучный очаг плохо рассасывается, больному предлагают операцию.
Часто лечение тормозят сами зэки — делают все, чтобы не возвращаться в колонию или, после выздоровления, в обычную зону: там придется работать, питание на порядок хуже — и никаких поблажек. Некоторые откусывают шляпку от гвоздя и ботинком забивают гвоздь в легкое. Однажды из пациента пришлось извлекать грохочущие внутри костяшки домино: мужик проглотил полный набор для игры...
— Противотуберкулезных препаратов мне еще на полтора года хватит, — говорит Тимошенко. — А вот с медикаментами и расходными материалами не так хорошо.
— В прошлом году мы купили на 17 млн. рублей препаратов для туббольных области, — вступает в разговор Олег Рыбальченко, начальник медслужбы УИН по Воронежской области. — Как это делается? С помощью тендерных торгов выбирается фирма, у которой оптимальные цены и ассортимент. Второй путь — гуманитарная помощь.
— С вышедшими сроками годности? — скептически спрашиваю я.
— Да нет же, — терпеливо объясняет Олег Петрович. — Например, три месяца назад нам предложили огромную партию препарата, срок годности которого истекал через месяц. Коммерсанты уговаривали взять — ведь бесплатно же. А у них — налоговые льготы. Я бы взял с удовольствием, но ведь мне этот препарат нужно поставить на баланс. А потом придет прокуратура, увидит просроченное лекарство и живо заинтересуется, какие у меня отношения с той фирмой...
* * *
Понятно, что все увидеть за один приезд невозможно. Да и не может быть все идеально. Но бесспорно и то, что здесь, под Воронежем, у туберкулеза шансов действительно меньше, чем в других зонах. В Воронежской области уже третий год нет роста заболевших чахоткой в местах лишения свободы и общее количества заболевших значительно ниже, чем среди подследственных и осужденных по стране.
Но по всей России смертность от туберкулеза в учреждениях пенитенциарной системы растет с каждым годом и сейчас превышает среднюю по стране в 12 раз.
Сегодня в России количество заключенных, больных активным туберкулезом, составляет 90 тыс. человек. В УИС хоть что-то пытаются делать, закупают оборудование, борются за финансы. Но что можно сделать при концептуально неправильном подходе к проблеме?
Мы знаем страшную статистику: 23-кратное превышение заболеваемости туберкулезом в УИС против среднероссийских показателей. Это означает, что большинство россиян подхватывает палочку Коха именно в следственном изоляторе. Затем они получают свой срок и отправляются в зону — хорошо если специализированную, туберкулезную. Где их начинают лечить.
В УИН часто говорят, что они лечат лучше, чем на воле, но забывают добавить, что и заражают-то они в 23 раза больше, чем на свободе! Так, может, попытаться посмотреть в корень проблемы? А на изоляторы всегда нет денег...
Нет у нас и принудительного лечения от туберкулеза, а значит, заражают мирных граждан бывшие зэки, которые, подхватив хворь за решеткой, не успели вылечиться от нее. Ведь по окончании отсидки администрация не имеет права оставить зэка даже на долечивание — срок-то у него вышел.
Ежегодно на свободу выходит до 30 тыс. больных туберкулезом!
Конечно, власти стараются с помощью милиции затащить бывшего зэка в диспансер и уговорить его долечиться. Некоторые соглашаются. А другие, выделяющие смертоносные бациллы, бесследно растворяются на просторах бывшего СССР. В Москве таких больных — бывших заключенных — до 60%. Учитывая, что один больной с активной формой туберкулеза может заразить до 10 человек (чихнул пару раз в автобусе — и готово), можно представить, какую бомбу замедленного действия мы уже получили.
Фтизиатры на все лады твердят о грядущей эпидемии туберкулеза в стране, а кто их слышит? Россия потихоньку заражается туберкулезом и чахнет. И никто не думает останавливать эту мясорубку.
