Вчера Московский окружной военный суд вынес приговор Дмитрию Холодову.
Дима погиб 17 октября при взрыве в редакции нашей газеты, и поэтому в зале суда присутствовать не мог.
Он был первым журналистом, убитым за то, что писал правду.
Мы не знали, что можно убить дважды.
Сначала — человека, потом — правду о нем.
Как выяснил суд за полтора года, никто не знает, существовал ли вообще “дипломат”, который взорвался в руках у Холодова. Диме, оказывается, никто не угрожал. Зачем он поехал на Казанский вокзал за два часа до смерти — неизвестно. И что же взорвалось в руках у Холодова — тоже не ясно.
Зато ясно: десятки свидетелей, которые говорили о причастности подсудимых к убийству Холодова, рассказывали подробности подготовки убийства, видели в руках у Димы “дипломат”, рассказывали о слежке за ним — “ошиблись”.
Им привиделось, перепутали, забыли. Такую интерпретацию показаний — даже самых последовательных и не изменявшихся на протяжении многих лет — дал суд.
Суду ясно: экспертизы, которые точно установили тип взрывного устройства, путь взрывчатки, ведущий в 45-й полк ВДВ, — не имеют значения.
Обо всех экспертизах, проведенных по делу, судья Сердюков сказал три слова. Он “забыл” упомянуть, что выводы экспертов полностью совпадают с показаниями свидетелей.
Наконец, судья Сердюков решился пренебречь классическим общесудебным принципом и показания, которые давались “по свежим следам”, практически отверг — посчитав, что чем больше прошло времени, тем ярче воспоминания.
И выбрал те из них, которые противоречили материалам дела, зато прекрасно ложились в оправдательную версию.
Принцип оценки: все, что вело к доказательству вины подсудимых, было однозначно признано “не вызывающим доверия”.
И получилось: все, что говорили со стороны подсудимых, и когда бы ни говорили — все это правда. Все, что говорили свидетели обвинения, — вряд ли заслуживает внимания суда.
Как сказал судья Сердюков, эти мелочи “не колеблют решение суда”.
Наша власть своих никогда не сдает. Лозунг “своих не сдавать” — суть их принципа “государственности”. Несмотря на то что эти “свои” — крадут и убивают.
И кто-то с такой властью живет, терпит, приспосабливается, а кто-то — не может.
Холодов — не приспособился.
Поэтому он лежит на кладбище.
Дело Ковалева, дело Буданова... Важно, чтобы судья правильно понимал, кто “свои”.
Судья Сердюков это очень хорошо понимает. И поэтому он начал процесс полковником, а приговор оглашал — уже генералом.
“Что вы теперь собираетесь делать? — спрашивали вчера коллеги-журналисты. — Устраивать акции протеста?”
Вчера мы подали кассационную жалобу на приговор Московского окружного военного суда по делу Холодова.
Ее будет рассматривать следующая инстанция.
В завтрашнем номере “МК” выйдет статья с подробным анализом вердикта, вынесенного судьей Сердюковым.
А ровно через неделю, в среду, — спецвыпуск нашей газеты, в котором мы расскажем все, что знаем о деле Холодова. В этом выпуске мы скажем все, о чем до сих пор были вынуждены молчать.
