Президент Путин еще вчера утром был в Канаде, на саммите “большой восьмерки”, а уже вечером его ждали в Ставрополе. Весь город перекрыли товарищи в форме, в аэропорту срочно красили забор и траву.
— Да он уже прилетел в какое-то село, — судачили в городе.
— Ничего не скажем, но ждем! — обнадеживали в пресс-службе губернатора.
Здесь его действительно очень ждут.
Ждут пострадавшие, чтобы наконец из первых рук узнать о своей дальнейшей судьбе.
Ждут местные руководители. Ждут и очень боятся его приезда, потому что им есть что скрывать.
По всему Ставропольскому краю роют могилы. В огромные ямы скидывают сотни полуразложившихся трупов и сразу же засыпают их белым порошком. Мертвецов подвозят на фурах, и женщины, завидев эту скорбную процессию, кричат в голос: “На кого ж ты покинул нас, кормилец?”
Они хоронят не мужей и не детей. Слава богу!.. Братские могилы — всего лишь скотомогильники. Но гибель Машки, единственной буренки, или Борьки с Сенькой, упитанных хряков, означает голод...
— Да, конечно, нас не оставят в беде, Москва поможет. Да только мы гуманитарку не увидим — местное начальство развезет продукты по собственным магазинам и сдерет с нас три шкуры, — говорят жители станицы Барсуковской, больше всех на Ставрополье пострадавшей от наводнения. — Привезите нам Шойгу или Путина — мы только им верим! Можете?..
“Барсуки” дешевле отстроить заново, чем восстановить — к такому выводу склоняются многие эксперты. Так в свое время из руин подняли дагестанское село Комсомольское, стертое с лица земли после бомбежек. Но ведь тогда “воскрешать” пришлось лишь одно село, а сейчас по всему югу России смыты тысячи домов. Люди, в один миг лишившиеся всего, не верят в чудо. Несмотря на принятые решения и самые высокие правительственные гарантии.
Мертвая станица
В Барсуковскую потихоньку возвращаются станичники. Те, кому есть куда возвращаться. Большинство же лишь подходят к осевшим на землю крышам и впадают в ступор. Саманные дома, слепленные из дешевой глины, смыло в первую очередь. Кирпичные пока целы, но их — раз, два и обчелся.
Женщины в каких-то обносках из доставшейся гуманитарки часами стоят по колено в воде — собирают грязь тряпками. Некоторые даже ковры откапывают — их моют потом в мутной речке и сушат на берегу. Но чаще спасать просто нечего, и полы отдирают скорее по привычке — вроде стены не рухнули, как же не убраться? От жуткой грязищи и у девчонок, и у старух раздуло ноги.
— Как у утопленницы. Того и гляди — ткнешь пальцем, а оттуда жижа польется, — задрав подол, демонстрирует их Ольга Кульчицкая. Она вся в синяках — хлынувшая вода заперла ее в доме, и женщина с трудом выбралась через форточку. — Пошла к медикам, а они сами ничего не знают, посоветовали чабрец заваривать — вдруг поможет. В хате до сих пор воды по пояс, и кругом дохлые черви валяются. Огромные, как змеи. Да и в дом заходить страшно: вчера при мне бабуля-соседка пошла “на разведку”, а хата завалилась прямо на нее. Уже мертвую достали.
Старики переживают случившееся тяжелее всех. Спустя неделю после потопа увеличилось количество “тронувшихся” — они словно поняли, что поднять хозяйство заново не успеют, и “предпочли” сойти с ума.
— Соседка моя убиралась в доме и вдруг начала орать дурным голосом: “Воры! Воры! Держи!”, а в округе вообще ни души. Ее на “скорой” в больницу увезли, — говорит Галина Самойленко. — Мы и сами на грани помешательства. Думать об этом не могу. Как вспомню: вода почти всю комнату затопила, а я дома одна, с четырьмя внуками малыми. Закинула их на чердак, сама едва успела залезть, а внизу поток машины переворачивает. Потом смотрю: Витька мой, сын, на тракторе к дому добирается. А сверху — куча малышей. Часть он из садика забрал, других по дороге нашел. У нас на крыше 22 ребятенка было, вертолет МЧС всех подобрал. А трактор его прямо на глазах утоп.
Вода на улицах почти схлынула. Только на местном кладбище завалены памятники, плавают кресты, и к могилам невозможно подобраться. Впрочем, хоронить здесь больше никого не будут — кто ж хоронит в болоте? Всех покойников увезли в Ставропольский морг на опознание. По официальным данным, в Барсуковской, где было около пяти тысяч жителей, погибли 17 человек, 20 числятся пропавшими без вести.
— Моя знакомая приезжала мать опознавать и видела, что в нашем списке 95 фамилий было, — утверждает родственница Галины, Наталья Самойленко. И она загибает пальцы, перечисляя погибших, которых знала сама. Получается полсотни. — Каждый день кто-нибудь всплывает...
В ста метрах от погоста — симпатичная церковь с колокольней. Колокол давно молчит. Молчал он, и когда начался потоп. Местный приход не пользуется популярностью с тех пор, как отсюда выжили отца Тихона.
— Батюшка у нас был хороший, к нему из соседних станиц приезжали. Да не мог он видеть, как наше начальство все подряд разворовывает, — продолжает Наталья. — Говорил об этом вслух, за что и поплатился.
История одного предательства
О местном начальстве стоит сказать отдельно. Ибо люди эти в высшем смысле достойные и смелые. Они первыми узнали о том, что станицу через час смоет, и сделали правильный выбор: Иван Иваныч Котов, например, успел на двух “КамАЗах” вывезти свое добро и спасти от стихии любимую “пятерку” “БМВ”. Всем же прибегавшим в сельсовет с вопросом “что делать?” он демонстрировал железную выдержку: “Потопа не будет. Не надо паники!” Он даже не позвонил своему водителю Сереге, у которого был “мобильник”, чтобы он забрал из дома маленькую дочку.
— Через 15 минут вода уже переливалась через окно. Жена ничего не соображает: бегает по комнате и складывает “губнушки”, — рассказывает Сергей. — Увел обеих, а потом побежал к бабушке. Ей 89 лет, она уже давно парализованная, с родителями живет. Ее на крышу подняли и уже оттуда сняли и в больницу увезли. А Иван Иваныч… — Серега из последних сил сдерживается, чтобы не назвать его “по матушке”. — Ладно меня не предупредил... А вон Маринка Белова — она продавщицей в котовском магазине работает — не успела мать спасти. Она так и утонула вместе с диваном, потому что больная была и не смогла даже подняться.
У других “героев” тоже есть имена: Иван Иваныч Братков, Владимир Борисович Тынчеров. Последний ходил по домам и переворачивал кастрюли с едой. “Говорил, что в целях безопасности”, — не скрывают ненависти жители станицы. Так что вопрос “почему не предупредили людей, если о наводнении было известно заранее?”, который здесь задают все, от министра МЧС Сергея Шойгу до самих пострадавших, отпадает сам собой. Действительно, при чем здесь малыши в детсаду и пациенты в больнице? Свое добро гибнет!
Атаман и его помощники, чьи симпатичные кирпичные трехэтажные особнячки стоят как новенькие, входят теперь в совет по распределению поступающей гуманитарной помощи. Склад, а вернее, бывший совхозный гараж, охраняют военные. Расположен он неподалеку от палаточного лагеря, где живет сейчас большинство барсуковцев.
В армейских палатках не хватает одеял. Женщины и дети лежат практически на земле, подстелив лишь кофту. Накрываются тоже какими-то тряпками. “Да ладно, пока жара стояла, было нормально, — говорит Лена и зябко кутается в вафельное полотенце. На улице заметно похолодало, целый день моросит противный дождик. — В такую погоду нужно дома сидеть с книжкой в руках. Или телевизор смотреть”. Теперь это для нее непозволительная роскошь.
На улице, возле походной солдатской кухни толчется народ. Кашеварят срочники-вэвэшники, они не повара, и это сразу заметно — по запаху подгоревшей каши.
— Мы можем приходить за едой, но сколько народу у нас осталось в домах — уже по нескольку дней без воды и пищи. Старики, конечно, лежачие… Разве можно их бросать? — возмущается Людмила Литвак. — Я сама — беженка со стажем. Две войны в Грозном пережила. Нам тоже раздавали помощь. Знала всех своих соседей — 22 человека нас осталось — и брала продукты на всех. Почему сейчас не сделать то же самое? Люди давят друг друга в очереди за водой, дерутся из-за пищи… И кому это только в голову пришло?!
“Крупы или макароны — 150 г, хлеб 800 г, картошка 150 г, масло 15 г, консервы (тушенка) — 1 банка”, — читаю внушительный перечень пайка на каждого человека. И хотя в лагере три раза в день кормится 3600 человек, голодные обмороки не редкость.
— Люди на нас обязаны обижаться. Мы на них — нет, — говорит Сергей Гридин из Министерства экономического развития и торговли Ставропольского края, отвечающий сейчас за склад. — И сколько бы им ни давали, им будет казаться, что их обманывают… Наших запасов дней на десять хватит. Мука, так же, как и питьевая вода, остаются пока в резерве. Вот наладят газ и электричество, начнем раздавать их людям, а пока им все равно готовить негде.
Пока разговариваю в лагере с людьми, мне передают беленькую записочку. “Дочка, если б не эти ребята, мы бы погибли. Не знаем, как их поблагодарить. Может, через газету?” — просительно заглядывает в глаза старушка. Читаю: “Сухачева Лидия Алексеевна и Авдеенко Анна Алексеевна просили передать благодарность солдатам и командиру бригады ставропольского ОМОНа Пыхтину за спасение”.
“Нас било током”
Леша, Саша, Андрей. Куча других парней, так и не назвавших свои имена. Московские спасатели и ставропольские. Омоновцы и пограничники. Они кидались в бурлящий поток и с риском для жизни вытаскивали кричащих людей. 39-летний майор ФСБ Олег Головченко и 23-летний МЧСовец Глеб Коротыгин сами погибли, но спасли десятки тонущих земляков.
Взбесившийся Подкумок — в обычное время мелкая горная речушка, где вода выше, чем по колено, практически никогда не поднимается — хлынул в Ессентуки ночью. Многие жители просыпались только тогда, когда черная грязь уже заливала постели. Две женщины умерли во сне: вода попала в розетки и вызвала короткое замыкание.
На станции Белый Уголь поток сбивал с ног и людей, и машины. За подмогой тут же кинулись к пограничникам, у которых была тяжелая техника. “Уралы”, “КамАЗы”, БТРы почти двое суток работали на затопленных узких улочках.
— Мы до сих пор не можем поверить, что наши ребята никого случайно не задавили, — удивляются сами погранцы. — На броне были совсем еще зеленые пацаны, только из учебки пришли. Они снимали людей с крыш, с деревьев. Некоторых по нескольку раз: только вывезут в безопасное место, а они обратно бегут, барахло спасать. Одна бабка зацепилась за дом и больше часа не хотела никуда уходить. Насильно стащили ее, а через минуту хибара рухнула.
Серега Фурсов только два месяца назад пришел в погранотряд. Он вытаскивал семью из падающего дома на Кисловодской улице. Уже ссадил стариков, молодую женщину с ребенком и передал ребятам на броню, когда на него рухнуло окно. Стеклом перерезало вены на обеих руках. Парня тут же госпитализировали и, несмотря на дикую потерю крови, все же успели спасти.
— Он у нас всегда такой “шевелистый” был, — сидя у кровати, говорят его родители, приехавшие навестить сына в Ессентуки. Они сами из Краснодарского края, но их дом, к счастью, выстоял. — Скромный он у нас, в футбол любит играть. После армии хочет стать учителем физкультуры.
Серега еще слаб и не настроен на общение — лишь смущенно отворачивается. А может, он просто не в силах забыть ту женщину, которую хотел, но не успел спасти: она уже вылезла из окна, но ее тут же затянуло в черную пучину.
Пока не вырубили электричество, пограничники сами выкручивали пробки, но все равно доставалось и им. Хотя эти ребята и не такое видели. Пограничный отряд особого назначения, дислоцируемый в Железноводске и Ессентуках, — резерв директора ФПС. По команде в любой момент они срываются и вылетают в любую необорудованную точку страны. Последнее задание — Панкисское ущелье, на границе с Чечней и Грузией. До этого — Каспий, борьба с браконьерами и, как пишут в отчетах, охрана биоресурсов...
Спасатели-“чеченцы”
— А вы знаете, пока не прибыли спасатели и не развернули палатки, нас ведь чеченцы кормили: резали скотину, отдавали одежду, утешали как могли, — рассказывали мне несколько человек в Барсуковской. — Вот ведь как бывает: свои на барахло променяли, а чужие поддержали.
Те самые “чеченцы”, выхаживавшие жителей Барсуков, — Ибодат Абдулмеджидова, ее муж Абдулмеджид и их сыновья: Ибрагим, Мурат и Акам, — оказались дагестанцами. Их дом стоит вдали от дороги, поэтому поток прошел мимо. Это они, как только немного схлынула вода, поехали в станицу и забрали людей к себе. Человек пятнадцать до сих пор ночуют у них.
— Пусть живут сколько надо, — говорит Ибодат. — Мы только три года назад сюда приехали, все сначала начинали. Знаем, что это такое. Что сами едим, тем и других накормим: всем хватит.
— Ой, и холодная же вода была! — закрывает лицо руками 83-летняя Татьяна Тарасовна Шаповалова. Из имущества у нее остались только часы “50 лет Победы”, ей выдали их к празднику как ветерану войны. — Трое суток просидела под шифером, дверь не открывалась. А два дня назад дом мой совсем завалился… Я ведь сама из Дагестана, из Кизил-Юрта. То ваххабиты доставали, то чеченцы. Потом аварцы пришли: по-русски они не говорили, только записки с угрозами посылали: или сами уйдете, или… Как мужа схоронила, так и решила в Россию податься. И вот теперь всего лишилась, даже похоронить будет не в чем.
Зинаида Николаевна Белоногова — сердечница, тоже вместе с мужем живет в доме у Абдулмеджидовых.
— Пошла за едой, а там машина стоит — торгует! Нашла атамана: “Что ж, говорю, ты, сволочь, делаешь? У нас же ни копейки не осталось!” А он: “На вас не угодишь! Зато выбор какой — погляди!” Хорошо, что хоть МЧСник хороший был: написал записку на склад, чтобы нам еды выдали. Так ведь все равно в три раза меньше, чем нужно, дали.
Сразу после наводнения Зинаиду Николаевну забрали в больницу, но она оттуда ушла — не бросишь же мужа-инфарктника.
— Да и стыдно мне стало, слов нет, — продолжает она. — Врач меня осматривает, а у меня белья нет и единственный халат весь драный. Кто ж знал, что на старости лет до такого нищенства доживем…
Стихии бушевали на Ставрополье и раньше. В прошлом году целый месяц лили дожди, и ничего — реки никого не затопили. И если специалисты насчет других регионов России не сомневаются, что в произошедшем виновата стихия, то насчет Ставропольского края, больше всех пострадавшего от наводнения, мнение другое. “Это техногенная катастрофа!” — в один голос утверждают эксперты.
До Кубанского водохранилища, где и произошел сброс воды, больше 70 километров. Оно находится в Карачаево-Черкесии и до сих пор фактически отрезано от остального мира. Сбросы воды производились там и прежде: когда планово, когда в авральном режиме. Но об этом знали все — население извещалось заранее. Теперь же, как утверждают местные руководители, они тоже якобы проинформировали население: предупредили о надвигающемся потопе по местному радио. Я пишу “якобы”, потому что местное радио практически никто не слушает, да и передавало ли оно эту информацию, остается большим вопросом.
— По телевизору рекламировали памперсы и соки, и никому не пришло в голову хотя бы на секунду прервать трансляцию, чтобы предотвратить гибель стольких людей! — возмущаются жители Ставрополья.
Специалисты же убеждены: на Кубанском водохранилище неправильно открыли шлюзы. Из-за этого и случилось столько несчастий. Правда, эксперты не дают официальных оценок до тех пор, пока правительственная комиссия не разберется во всем до конца.
До сих пор неясно, как дальше будут на случай беды оповещать людей и куда их, собственно, переселят из палаток.
“Сегодня ночью возможен потоп”, — чуть ли не каждый день оптимистично сообщают местные СМИ. Словно в подтверждение мрачных прогнозов, каждый день с небольшими перерывами идет мелкий противный дождик. Картошка на рынке стоит уже дороже, чем в Москве, а народ в ожидании “второго потопа” уже режет оставшуюся скотину.
