Впрочем, не только Юрий Михайлович — наверное, все жители бывшего СССР, смотревшие тогда телетрансляции из Канады, прекрасно помнят и головокружительные проходы Харламова, и фирменные финты Мальцева, и неукротимую страсть, с которой сражался на пятачке Михайлов, и непроходимость Рагулина, и, конечно же, блестящую игру юного Третьяка, ставшего любимцем миллионов болельщиков.
Сегодня Суперсерии-72 — ровно 30 лет. Корреспондент “МК” покопался в своих богатейших архивах и вновь встретился с многими участниками исторических событий.
Все потихоньку становится историей... Вот и первой Суперсерии, каждый из восьми матчей которой я до сих пор помню до мелочей, сегодня стукнет аж 30 лет.
Да-да, именно 2 сентября 1972 года состоялся первый матч легендарного, не побоюсь громких слов, противостояния: хоккеисты сборной СССР скрестили клюшки с лучшими профессионалами североамериканской Национальной хоккейной лиги. Давайте же вспомним — как это было.
Вообще-то, если быть совсем точным, первая официальная встреча между сборной СССР и командой Канады произошла еще 7 марта 1954 года. В финале 21-го чемпионата мира наши победили клуб “Линдхерст Моторс”, представлявший Страну кленового листа, со счетом 7:2. Это была довольно крепкая команда, укомплектованная сильными профессионалами (вратарь Локхард, защитники Кэмпбелл, Робертсон, нападающие Голан, Кеннеди, Скотт). Тогда победу советской сборной посчитали случайной.
Команда из СССР первенствовала и через год, в 1956-м, на Олимпиаде в Кортина-Д’Ампеццо. Но и этот удар по самолюбию великой хоккейной державы не поколебал уверенности в том, что канадцы были, есть и будут первыми. Потому что у них есть НХЛ. “Я продолжаю утверждать, — заявил тренер Джек Маклеод, — что на будущих чемпионатах и олимпиадах вполне достаточно, чтобы Канаду представляли “Монреаль” или “Торонто”. Успех в таком случае будет обеспечен”. Ему вторил Клод Рюэль, тренер “Монреаля”: “Успехи русских в хоккее сильно преувеличены”.
Небольшое лирическое отступление.
В квартире незабвенного Всеволода Боброва хранится персональный приз от короля Швеции Густава VI — уникальные часы, маятник которых гоняют четыре хищника. Это приз лучшему нападающему Олимпиады 1956 года. Знаток хоккея, король, вручая приз, сказал: “Что-то я не видел таких нападающих даже в НХЛ”.
Победа на Олимпиаде, конечно же, изменила отношение к советскому хоккею, но не настолько, чтобы считать соперников хотя бы равными по классу. Аргумент? С кем играют русские? С командами, многих игроков которых не знают и в Канаде...
Но все больше и больше людей аналитически мыслящих утверждали обратное. Мне довелось стать свидетелем разговора двух членов Международной федерации хоккея — нашего Андрея Старовойтова и американского миллиардера Татта. Татт сказал: “Американцы — немного дети. Они верят в то, во что хотят верить, и стараются не замечать, что русский хоккей уже почти не уступает энхаэловскому. Но вскоре все переменится”.
Два человека были самыми активными приверженцами и организаторами этих серий — комментатор Озеров и тренер Тарасов. И если Озеров был безоговорочно “за” и отстаивал свою точку зрения даже перед ответственными работниками ЦК КПСС, то позиция Тарасова была чуть более осторожной. И его можно понять, он лучше всех знал силу команд НХЛ, лучших игроков этой лиги.
Небольшое лирическое отступление.
У Тарасова были две мечты. Первая — командой ЦСКА выиграть чемпионат мира. И вторая — провести в Москве и за океаном серии встреч сборных СССР и НХЛ. Осуществить эти мечты ему не удалось. На предложение послать ЦСКА в качестве сборной СССР на чемпионат мира последовал запрет из ЦК КПСС. А что касается встречи СССР—НХЛ, то к этому времени Тарасов уже не был тренером сборной. А кто больше его сделал для этого? Видно, не судьба...
А между тем по обе стороны океана пусть в замедленном темпе, но решение о проведении серий продвигалось. Во главе переговоров с советской стороны был Александр Николаевич Яковлев , член ЦК КПСС, исполняющий обязанности заведующего отделом пропаганды, в который входил сектор спорта. Убрать аббревиатуру и.о. к должности Яковлева главному идеологу социализма Суслову не позволяло то, что фронтовик, имеющий полтора десятка боевых наград, Александр Николаевич закончил Колумбийский университет в США. Идеологией страны социализма не мог, по разумению Суслова, руководить человек, получивший образование в США.
Рассказывает Александр Яковлев, академик, президент фонда “Демократия”:
— Мои впечатления как бы распадаются на две части. Сектор спорта входил в отдел, который я возглавлял в ЦК. При решении этого вопроса (играть — не играть) высказывались разные точки зрения. Сложилась довольно любопытная картина. Наш отдел, Спорткомитет, журналисты, авторитетные тренеры были активными сторонниками встреч. Они приходили ко мне в ЦК, вместе и поодиночке, убеждали, доказывали. Но на самом верху были как противники, так и те, кто выступал за проведение серии. Все упиралось в двух людей: Суслова, который был категорически против и рассуждал примерно так: “Поражение подмочит репутацию социализма”, и Брежнева, который не хотел никаких конфликтов вообще, но до поры до времени помалкивал. Если бы он сказал “нет”, то серия, конечно, не состоялась бы. Но он молчал.
Дело в том, что это была не спортивная встреча, а серьезная политическая проблема. На самом верху требовали гарантий победы. И все-таки дело двигалось к цели. Позитивную роль как никогда вовремя сыграл планируемый визит председателя Совмина Косыгина в Канаду. Он и состоялся в 1972 году. Сам Косыгин к хоккейной проблеме отношения не имел, но одновременно два таких мероприятия были кстати. Была еще одна проблема. Из КГБ в ЦК постоянно шли письма, в которых указывались конкретные имена хоккеистов, склонных к материальным благам, а также то, что некоторых хоккеистов канадцы стремятся купить. И наш отдел послал наверх несколько соответствующих документов, где доказывалось, что престиж нашей страны не пострадает, а если выиграем — резко возрастет во всем мире. В составе делегации было много людей без погон. У меня сложилось такое впечатление: для того чтобы оправдать работу, свою зарплату, им даже хотелось, чтобы случился какой-нибудь казус. Особенно странными были их подозрения в отношении Харламова. Я видел здесь две причины: он стоил на хоккейном рынке дороже всех, да и мать у него была испанка. К тому же Харламов человек откровенный и говорил то, что думал. Салтыков-Щедрин так характеризовал таких людей: “Обнаглел народишко, говорит, что думает”. Для выезжающих за рубеж такое поведение было довольно опасным.
Случилось так, что меня освободили от работы в ЦК и направили послом в Канаду. Таким образом, я видел все встречи и в Москве, и за океаном. Буду откровенен: игры за океаном оставили намного большее впечатление, и вот почему. Нашей команде удалось сыграть там, на мой взгляд, значительно сильнее. И советский человек, и канадец к тому времени были до ногтей идеологизированы. И через хоккей каждый отстаивал свою идеологию. У меня в архиве до сих пор хранится статья. Вот вырезка: “Приезжают роботы, в основном агенты спецслужб. Но это не хоккеисты, а мальчики для битья. Какая разница — 10:0 или 15:0 мы выиграем, но то, что выиграем, сомнений не вызывает”. К чести самих хоккеистов и руководителей канадского спорта, подобных хвастливых бестактных заявлений с их стороны не было. Да и канадские зрители, скажу заранее, показали себя истинными и объективными знатоками. С одинаковым вдохновением они приветствовали своих хоккеистов и гостей. Помню такой эпизод, который постоянно транслировали по телевидению. Харламов на ходу обыграл двух защитников и забил великолепнейший гол...
Меня на игры приглашал премьер-министр Трюдо. Один из матчей закончился вничью, и, пожимая мне руку, он сказал: “Ваши ребята не только прекрасные хоккеисты, но и дипломаты. Сегодняшняя ничья — лучший результат”. И еще о политике. Мне как послу после этих встреч работалось в Канаде значительно легче. Много приходилось ездить по стране, и все встречи начинались обязательно разговором о хоккее. Вспоминали каждую забитую шайбу, Третьяка, Харламова, Якушева, Михайлова. Они стали популярны в Канаде не меньше, чем звезды НХЛ. Значительно легче стало нам работать и с представителями правительственных кругов, конгрессменами, бизнесменами. А вот некоторые ортодоксы в нашем МИДе были недовольны сложившейся ситуацией, потому что эти встречи затмили остроту “холодной войны”. И отношение к нашей стране существенно изменилось.
Возвращаясь в далекие 50-е годы, когда я учился в США, вспоминаю, как однажды в магазине меня попросили снять шляпу, чтобы убедиться, что у советского человека рогов нет. По программе в конце обучения мы проживали по нескольку дней в семьях: рабочего, фермера, священника. Так вот, жена священника, видя, как я играю с ее малолетними детьми, на полном серьезе спросила: “Вы любите детей?” — “А как же? У меня двое своих в Москве”. — “Но ведь у вас общие жены, общие дети”, — удивилась хозяйка. Вечером, созвав гостей, она буквально заставила меня несколько часов рассказывать о жизни в Советском Союзе.
В СМИ перестали печатать статьи о нашей агрессии и вооружении, потому что такие материалы в тот период были против атмосферы, которую создала наша хоккейная сборная игрой в Канаде. Как известно, в Канаде две болезни — хоккей и шпиономания. И если хоккей внес свежую, чистую струю во взаимоотношения людей, то шпиономанию тогда отбросить не удалось. Потому что как раз в то время из нашего посольства убежал шифровальщик Гузенко и унес 200 секретных документов. Но и это событие отошло на второй план.
Наша сборная во главе с Бобровым совершила прорыв в отношениях не только между двумя странами. Хоккей показал, что можно жить мирно, уважительно, соревнуясь, побеждая и проигрывая.
Рассказывает Андрей Васильевич Старовойтов:
— На следующий день, когда я получил состав сборной Канады, меня сперва охватил озноб, а затем бросило в жар. Самые яркие звезды из лучших клубов НХЛ, а не ВХА (как было договорено заранее), составляли сборную Канады. Но договор подписан. В Москве специалисты, знающие силу команд НХЛ и ее звезд, тоже пришли в шок. Я связался с Бобровым, старшим тренером сборной, и зачитал ему список сборной Канады. Реакция Боброва была для меня неожиданной, но затем я осознал, что она в стиле великого хоккеиста и тренера. Он сказал: “Ничего страшного, Андрей. Проиграем — так самым сильным в мире, а уж если выиграем, то значение победы будет неоценимым. Не волнуйся, где наша не пропадала?!” — отшутился Всеволод Михайлович. Его спокойный тон и уверенность как-то внушили и мне чувство оптимизма.
судья международной категории:
— В августе 1972 года, когда вопрос о встрече сборных СССР и НХЛ был практически решен, канадцы организовали в Монреале семинар судей, которым предстояло обслуживать игры сборных. От СССР на семинаре присутствовали я и Резников. Руководили семинаром председатель судейского комитета Френ Удвари и лучший арбитр НХЛ Скотти Моррисон. Естественно, обсуждали предстоящие игры, а главное — спорили о результате.
Все канадцы без тени сомнения утверждали: все 8 игр выиграет НХЛ. Лишь относительно счета были небольшие разногласия. И вот я предложил Моррисону пари на 100 долларов: “Наши обязательно выиграют минимум две встречи”. Скотти снисходительно улыбнулся и съязвил: “Можешь, Виктор, деньги отдать мне сейчас”. Первый матч — 7:3 в нашу пользу. Канада в шоке, люди убиты горем. Поражение сборной стало личным поражением каждого. Гордость страны — хоккей — и такой итог! Утром у дверей ресторана меня поджидал Моррисон. Учтиво поздоровавшись, он молча протянул мне 100 баксов. Купюра до сих пор в моем архиве среди самых ценных реликвий. Не трачу...
Евгений Паладьев,
заслуженный мастер спорта:
— В день первой игры утром состоялась раскатка. Натягиваю коньки, затягиваю шнурки, и — ужас — пять люберсов (это куда просовываются шнурки) с корнем вылетают и рвут ботинок на части. Что делать? Подзываю переводчика Агги Кукуловича и показываю ему изуродованный ботинок. С минуту он с нескрываемой улыбкой рассматривает ботинок, затем, ни к кому не обращаясь, говорит: “Как же вы можете обыграть наших, имея такое гнилое снаряжение?” Взбешенный, я буквально выстрелил в ответ: “Молча”. Минут через тридцать он вернулся и вручил мне ну просто ювелирно отремонтированный конек. А через несколько дней Агги преподнес мне подарок: небольшую красивую коробку. В ней я обнаружил маленькие сувенирные коньки, несколько пар шнурков и штук двадцать люберсов. Подарок со смыслом...
А вот что случилось со мной во время игры в Торонто. Пит Маховлич в считанные секунды дважды на огромной скорости меня обыграл. Я подсел, пытаясь поймать его в корпус. Но эта махина перепрыгивает через меня, выходит на Третьяка и забрасывает шайбу. На следующий день многие газеты вышли с фотографией нашего противостояния, а подписи были такие: “Лучший эпизод матча — Маховлич и Паладьев”, “Такой великолепный фрагмент хоккея могли совершить только два выдающихся мастера”.
Владимир Петров,
заслуженный мастер спорта:
— После первой игры в Монреале мы выстроились в центре поля, чтобы цепочкой на ходу пожать соперникам руки. Это стало традицией. Но после финального свистка на льду остались всего 5—6 канадцев, а остальные ринулись в раздевалку. Через день спрашиваю Эспозито, почему его товарищи поступили так бестактно, не по-спортивному. И услышал в ответ: “Ты залез ко мне в карман, забрал большие деньги, а я еще должен тебя поздравлять?” Не знаю, шутил Фил или это закон их жизни?
Последний матч в Ванкувере наша сборная провела отменно, но и канадцы играли превосходно. Мы победили — 5:3. Финальный свисток. 20-тысячный дворец взорвался от свистка, крика, топота. В зале творилось что-то ужасное. Зрители негодуют и не покидают дворец. Тогда к микрофону подъезжает Эспозито и произносит следующий монолог: “В чем мы виноваты? Мы сделали все что могли. Играли даже лучше, чем в остальных матчах. Ну что поделаешь, если русские в этот день были сильнее нас, они играли лучше, и вы все это видели”. Люди медленно стали расходиться...
Владислав Третьяк,
заслуженный мастер спорта:
— В период подготовки к играм в Канаде в Москву прибыли два наблюдателя из НХЛ. Они посещали все наши тренировки, фиксировали каждый шаг, каждый бросок, каждую передачу, каждое удаление. 23 августа — день моей свадьбы. А накануне сборная проводила товарищеский матч с командой Москвы. Мне 20 лет. Предстоящие игры и свадьба выбили меня из колеи. Волнуюсь. В общем, в той игре, честно говоря, я больше думал о свадьбе и пропустил с десяток шайб. Бобров понял мое состояние и не высказал даже слова упрека. Но вот наблюдатели сделали категорический вывод и уверили в этом тренеров канадцев: “Самая слабая линия сборной СССР — вратари. Да и как может быть иначе, если основному — Третьяку — всего 20 лет”. В НХЛ лучшие вратари, как правило, опыт, высокое мастерство обретают не ранее 24—26 лет... Вот так: нет худа без добра. 10 пропущенных шайб сослужили нам добрую службу.
А в Монреале состоялась встреча, которую я не забуду всю жизнь. Я уже начал натягивать снаряжение, когда в раздевалку вошел Жак Плант. Охраняли раздевалки так, что муха не пролетит, но это же Плант — национальная гордость Канады, человек, ставший при жизни легендой. Он представился, душевно поздоровался, затем взял меня под руку, подвел к доске и преподал урок вратарского мастерства: подробнейшим образом рассказал и начертил на доске действия в атаке Маховлича, Эспозито, Курнуайе, Хендерсона, Парка. Показал пути их движения, рассказал, как бросают, кто с какой руки и позиции. И несколько раз подчеркнул, что после броска минимум два хоккеиста, не снижая скорости, сметая все на своем пути, идут на добивание. В эти моменты моя собранность должна быть предельной.
Прошло 30 лет, очень часто вспоминаю эту встречу и задаю себе вопрос: “Почему? Что заставило Планта подучить соперника? Раскрыть секреты партнеров, сыграть против своих?” У меня два ответа. Первый: он был уверен, что 20-летнему цыпленку асы НХЛ набросают сколько захотят. Ему хотелось как-то облегчить мою участь. И второй: уверен, существует вратарское братство. Только вратари знают, как тяжело 60 минут чистого времени ловить и отбивать руками и телом булыжники, летящие со скоростью пули, как болят ушибы на теле бессонными ночами. И я верю в то, что Планта подвигло на этот поступок именно вратарское братство.
