Причем от любовника.
И, заметьте, от женатого любовника.
От мужика, у которого уже есть инфаркт и двое взрослых детей. Который живет за пару тысяч км от столицы.
Юля для него — всего лишь стародавняя московская подруга, у которой всегда можно перекантоваться пару дней.
Вроде бесплатной гостиницы для командированного.
— Но я сознательно решила стать матерью-одиночкой, — уверяет она. — Каждая вторая женщина, так и не встретив свою половинку, рано или поздно задумывается: а что если родить для себя? Это гораздо человечнее, чем подбирать бездомных кошек на помойке...
Не красавица, но вполне ничего. Невысокая, плотная, в практичном брючном костюме — такая за себя постоять может. Но под глазами у Юли уже примостились первые “гусиные лапки”, а на руке до сих пор нет обручального кольца.
Когда-то она мечтала выйти замуж и построить шикарную карьеру. Одновременно. Ей фартило: сразу после окончания института — должность в раскрученной юридической конторе, обалденные знакомства, перспективные командировки за рубеж. И все это — в неполных двадцать четыре года.
Чего еще желать?
Но однажды Юлю послали в Сибирь. В затерянный городок, главной достопримечательностью которого считался гигант индустрии — завод по переработке непонятно чего, ужасно засоряющий окружающую среду. По этому самому поводу с промышленным монстром судились все кому не лень.
Процессы были настолько громкими и запутанными, что разобраться с ними могли только юристы из Москвы. Корифеев, понятное дело, в глухомань не посылали. А Юле что: три дня в дороге — сплошная романтика!
— Я специально не брала билет на самолет: искала новые впечатления, вроде как героиня из приключенческой книжки. Мне нравилось копаться в бумагах, счетах, беседовать с народом. И даже спать в крошечном номере гостиницы без ванны. Это был единственный люкс в местном “отеле”...
Заместитель директора завода, курировавший москвичку, оказался сед и могуч. Намного старше ее, намного опытнее. “Прямо сибирский медведь”, — подумала Юля, увидев его в первый раз.
В сумерках — в этих краях солнце садилось рано — замдиректора поил девушку ужасным растворимым кофе в своем кабинете и травил бородатые анекдоты. До серьезного разговора о проблемах отечественной экономики их беседа так и не дошла.
Впрочем, с Борисом Михайловичем вообще невозможно было обсуждать какие-то проблемы. Казалось, что и без ее помощи любой вопрос он решит в пять минут — одним движением плеча.
— Нет, я не отдалась ему в первый вечер. И даже во второй. Я все-таки девушка порядочная, — усмехается Юля. — Все случилось гораздо позже, почти перед моим отъездом, в знатной сибирской баньке, в пару, в дыму — в общем, как в кино на производственную тему. Я была уверена, что это разовый роман. Хотя Борис Михайлович мне искренне понравился. Ничего особенного, но чем-то он за душу взял — уверенностью в своих мужским силах, что ли? В Москве этого давно уже нет...
Домашний телефон она оставила лишь для приличия. Не станет же он и в самом деле звонить — слишком дорого, да и бессмысленно в разных-то часовых поясах.
Но вскоре Юля услышала голос “сибирского медведя” в трубке. Борис Михайлович сказал, что приехал в столицу в командировку и хотел бы пригласить ее поужинать. На свидание он пришел с тремя бордовыми розами и банкой того самого растворимого кофе в подарок.
Розы завяли через неделю. Жуткий кофе она выбросила в мусорное ведро.
Но пригласила гостя на чай.
* * *
— Вся эта история длится почти семь лет. Кто я ему? Жена? Любовница? Дежурная “жилетка”?.. Борис прилетал приблизительно раз в два-три месяца, жил у меня неделю и снова исчезал. Меня поставил сразу перед фактом: семью ни за что не бросит. Он просто, по-домашнему рассказывал мне о своих болячках, о семье: сын в прошлом году закончил школу, дочка вышла замуж, жене прооперировали эндометриоз... — возмущается Юля.
— Вы могли за это время вполне устроить личную жизнь — указать любовнику на дверь, выйти замуж за другого! — недоумеваю я.
— В том-то и дело, что не могла. Не получалось. Как наваждение какое-то. Борис на пороге — и тут же все претенденты на руку и сердце исчезают с горизонта. Можно сказать, что он загубил и мою карьеру. Дальше рядового юриста я не продвинулась. Мне просто расхотелось работать: смысл жизни сосредоточился в одном человеке.
Встречи-прощания. Как обычно.
Юля с остервенением гладила его выходной пиджак. Сегодня у Бориса важная встреча, а завтра он опять улетает.
— Слушай, отпусти меня, а? — неожиданно жалобно попросила она. — Мне уже тридцать, мне надоело быть одной, мне ребенка хочется...
— Я тебя не держу. Помоги завязать галстук, — Борис отвернулся. — А насчет ребенка... Я, конечно, мог бы тебе в этом посодействовать, но я слишком порядочный человек и мне было бы тяжело осознавать, что где-то вдалеке воспитывается моя кровь, — меня совесть замучает. Но раз тебе так скучно, ты можешь пойти на искусственное оплодотворение от спермы донора — расходы я возмещу.
Бред. Полный идиотизм. И все-таки она согласилась. Даже написала заявление в какой-то частный медицинский центр, выращивающий “детей в пробирке”.
— Я чувствовала себя Франкенштейном, — объясняет Юля. — Мой маленький будет сделан от чужого дяди, которого я ни разу не увижу. И все исключительно для того, чтобы у Бориса Михайловича не возникло чувства вины.
* * *
Обманывать нехорошо. Это Юля знала с детских лет. И все-таки решилась на явную авантюру: “залететь” от Бориса против его воли.
А потом, когда будет уже поздно что-либо менять, “обрадовать” будущего отца неожиданной новостью.
— Я так мечтала об этом малыше — предохраняться перестала. Когда же все наконец произошло, мне стало очень-очень грустно и одиноко. Поймите, я вовсе не хотела этим привязать к себе любовника. Наоборот, мне было бы проще, уйди он навсегда. Или нет? Кажется, я совсем запуталась...
Борис улетел, а у Юли вскоре начался токсикоз, появились и другие признаки “интересного положения”...
Борис не объявлялся. Несколько месяцев она крепилась, затем не выдержала и позвонила ему домой.
“Папа в больнице. У него инфаркт. Доктора говорят, что еще месяца два как минимум проваляется. А кто это говорит? Что-то случилось?..”
— Я бросила трубку. Что я могла объяснить его дочке? То, что у меня пятый месяц уже заканчивается? Или бросить все и полететь к нему, чтобы окончательно добить сообщением о будущем отцовстве?
Лежать в роддоме было тоскливо и скучно. Юля знала, что дома ее никто не ждет. Заботливые и понимающие сослуживцы приносили яблоки, а за спиной перешептывались: “Не нашла себе мужа вовремя — пусть хоть ребенок останется. Молодец Юлька, верно все рассчитала!” Тошно...
— Да ничего я не рассчитывала и не прикидывала. Я просто не знала, что за ужас меня ждет впереди. Оставить Дашку было не с кем, так что возвратиться сразу на работу я не смогла. Правда, и выгнать меня по закону тоже не имели права. А толку? На пособие для матерей-одиночек в нашей стране — полторы сотни рублей в месяц — не проживешь.
Нет, она не ждала больше Бориса — “умерла так умерла”. Наоборот, как-то даже посвободнее дышать вдруг стало. Юля сделала ремонт в своей однушке, консультировала хороших знакомых на дому по юридическим вопросам — за разумную плату, чтобы с голоду не умереть. Даже заводила какие-то краткосрочные романы.
— В общем, через год примерно я уже не считала себя несчастной. Опять же Дашка подросла, родной человечек. Вместе нам веселее. Одиночество для женщины — это когда рядом совсем никого. А когда дочка ночью концерт устраивает из-за кишечных колик или просто плачет “под настроение”, то страдать по прошедшей любви уже некогда.
* * *
“Я могу заботиться о своем ребенке сама!”
“Мне никто не нужен!”
“Лучше непорочное зачатие, чем придурок в доме, который почему-то официально считается мужем и отцом”.
Вот лишь некоторые из железных доводов, которые приводят матери-одиночки своим замотанным бытом и семьей подругам.
Раньше рожать без штампа в паспорте соглашались немногие и по одной-единственной причине: чтобы удержать ускользающего любовника и заставить его наконец жениться. Льготы таким героиням были положены немалые: и соцпособия, и дополнительный отпуск, и стопроцентный больничный по уходу за ребенком до его 15-летия. Если рождался мальчик, то его мать ставили в очередь на улучшение жилищных условий — чтобы у ребенка разного с родителем пола была отдельная комната.
Сегодня большинство привилегий развеялось по ветру. И в самом деле: разве проживешь на 150 рублей льготной доплаты в месяц? Но большинству женщин, решивших завести малыша самостоятельно, такие подачки от государства не нужны.
На кого же они надеются? Вряд ли на своих партнеров по зачатию.
Это раньше нечаянные “отцы” боялись огласки и гнева парторганизации, а теперь они все чаще заявляют: “Хочешь дитя — пожалуйста, но денег от меня не жди”. Будущие матери стали гораздо более расчетливы. Многие решаются на подобное материнство не из-за материальных благ и не только потому, что боятся эха в пустой квартире.
...В их доме никогда не пахло куревом и грязными мужскими носками. Сколько Инна себя помнила. По телевизору никакого футбола — сплошное кино про любовь под оханье мамы, бабушки и двух бабушкиных сестер. “На нашей семье — венец безбрачия”, — заявила ее мама, расставшись с папой на седьмом месяце беременности.
Здесь рожали детей, но только для себя. И только девочек. Согласно семейной традиции, Инна тоже осталась в девках. Окончила институт, корпела над диссертацией, а потом решила бросить надоевший до оскомины НИИ и открыть свою фирму.
Дело неожиданно пошло, и вскоре Инна стала владелицей хоть и небольшой, но прибыльной фирмы. Осталась только одна проблема — личная жизнь. Нет, синим чулком Инна не была. Напротив, у нее всегда хватало поклонников. Но она никогда не верила в серьезность их чувств. Особенно когда появился свой капитал.
— Насмотрелась на своих разведенных подруг, как они делят имущество с бывшими мужьями, выколачивают грошовые алименты! Сама так не хочу, — объяснила она мне свое нежелание выходить официально замуж.
Инна уже год живет в гражданском браке. Недавно родила сына.
Кстати, ее родственницы испытали шок только от последнего факта: по мнению бабушек-тетушек, она произвела на свет чуть ли не инопланетного монстра — мужчин в их семье еще не бывало.
— Неужели не хочешь, чтобы у сына была полная семья? Мама и папа — все как положено, — спрашиваю ее.
— А вдруг муж потом разведется со мной и решит делить мою фирму? Лучше не рисковать! — убеждена Инна.
Больше всего здесь жалко именно новорожденного мальчугана. Кто из него вырастет в “бабьем царстве”? К сожалению, решительные матери-одиночки чаще всего воспитывают слабых сыновей.
Впрочем, и девочке тоже нужны оба родителя. Женщина, которая не была в детстве в крепких отцовских объятиях, вряд ли сможет легко построить любовные отношения с мужчиной.
— Мне иногда кажется, что парни в этой жизни вообще ни к чему, — говорит 22-летняя Марина, журналистка по профессии. — Мама родила меня в 38 лет, не замужем. Отец, правда, появлялся у нас дома пару раз и помогал. Но я звала его “дядей Сережей”. У него, как я знаю, другая семья. Я не видела его уже много лет. В принципе он мне со своими чувствами совершенно не нужен. Но иногда нет-нет да и кольнет обида: пусть прочитает в газете мою статью и поймет, что я и без его любви чего-то стою...
Умная женщина, как считают психологи, всегда сумеет привязать мужчину к своей юбке. Всем чем угодно, но только не беременным пузом. Наоборот, чем больше она будет давить на любовника и требовать покупки обручального кольца — “а иначе головой в Москву-реку”, — тем вероятнее, что он сбежит раньше, чем услышит первый крик своего младенца.
* * *
Борис появился, когда Юля его уже не ждала.
Дашке исполнилось полтора года. Открылась входная дверь. Отец ее дочери, почти забытый, снова вошел в их квартиру.
Похудевший, седой, в разлапистой ушанке и легком кожаном пальто — типичный прикид, выдающий в Москве сибирского провинциала.
— У тебя сейчас есть кто?
— Нет.
—Тогда я, как всегда, на недельку-другую...
“Борис не спрашивал о ребенке. Дашка его вообще мало заинтересовала. Для себя он, наверное, решил, что я родила ее от первого встречного или из “пробирки”, — говорит Юля. — Не думаю, что Борис прореагировал бы так же, когда бы узнал, что Дарья — его родная дочь”.
Снова был секс. Вернее, слабое его подобие: “Извини, я после инфаркта!”
Затем Борис занудно, по-стариковски рассказывал о своей болезни, домашних и рабочих проблемах. А в конце предложил отправить Дашу к бабушке — пусть ребенок поживет там, пока он здесь...
И Юля вдруг почувствовала, что крепкий канат, связывавший ее с этим человеком, порвался.
— И все благодаря Дашке. Бездарно я потратила свою молодость... Рассказывать ему правду о дочери не собираюсь. Я хочу жить без него. Раньше я не делала этого, чтобы у него второй инфаркт не случился. А сейчас я просто хочу стать свободной.
