У войны не девичье лицо.
В 17 лет, когда сегодняшние юные москвички еще только готовятся к первым выпускным экзаменам и примеряют первое бальное платье, Аня Соколова уже убила своего первого немца. Она была профессиональной снайпершей в Великую Отечественную.
Короткая мальчишеская стрижка. Взгляд — оптический прицел.
Такая не промажет. “Когда в снайперскую школу поступила, думала, что сроду нажать на курок не смогу, — рассказывает Анна Алексеевна сегодня. — Но однажды я шла по украинскому селу и увидела маленькую мертвую девочку, посаженную фашистами на кол. После этого столько ненависти и зла из меня выплеснулось, что убивать уже было не страшно... Первый, второй, третий — потом счет у меня на десяток пошел. К тому же издалека, в оптическом прицеле немцы — будто и не люди, а движущиеся мишени”.
Одну свою “мишень” запомнила Анна Соколова навсегда.
Пленную немецкую снайпершу привели в советское расположение бойцы-разведчики. Они нашли ее в лесу. Девчонка хитро замаскировалась на дереве и без устали “мочила” наших. Она была ровесницей русской снайперши Ани. И даже стрижки у них были одинаковые, под мальчика, чтобы волосы в засаде не мешали и вшей легче вычесывать.
— Приказали мне солдаты ее убить, — вспоминает Анна Алексеевна. — Нет, я ее не пожалела... Ведь если бы я оказалась на ее месте — она бы меня тоже не пощадила.
Аня Соколова повела немку в овраг. По дороге девчонка все ухмылялась, и глаза у нее были своенравно прищурены. Она что-то лопотала на своем языке.
А потом грянул выстрел...
— Я и сейчас, когда вспоминаю всех, кого убила, — эта снайперша у меня в стороне стоит. Та немка была моей одиннадцатой жертвой, но ее я в общий счет не включаю. Ведь я ее расстреляла не из засады, а в упор.
Каждая снайперша в их школе выбирала себе снайперскую пару — лучшую подругу, с которой и надо было потом ходить на боевые задания. Одна наблюдает в бинокль. Другая в это время — “ведет” противника. Потом они меняются. Подбирали соседку по схожести характера. Доверять ей надо было как самой себе.
Погибнет одна. Вторая — если и выберется, то чудом.
— Моей боевой подругой стала Клава Орлова. У Клавы до меня была другая снайперская пара, но как-то на задании выглянуло солнышко, у той девочки кончик винтовки из траншеи блеснул, и немцы ее “сняли”. Клаве-то повезло — ее не заметили. Так и просидела она с мертвой напарницей в тайном укрытии до самого позднего вечера, а потом потихоньку поползла одна к нашим...
На выпуск Аня Соколова получила именную снайперскую винтовку, с которой и на фронте не расставалась. Ее и Клаву Орлову отправили на 4-й Украинский фронт, в дивизионную разведку.
Как рассказывает Анна Алексеевна, большинство девчат-снайперш на передовую попадали даже нецелованными.
Может, и не была бы Аня Соколова такой стойкой, если бы не напутствие родного деда, героя первой германской войны. “Потеряешь девичью честь — с фронта не возвращайся! Отдеру как сидорову козу”, — сурово пригрозил он ей.
— Последнего своего убитого немца я помню очень хорошо. Уже мир объявили, встретила я его 9 мая в Чехословакии, — вспоминает сегодня Анна Алексеевна. — Ехали мы в продуктовой машине, и по дороге мне в туалет захотелось. Ну, я винтовку с собой по старой памяти прихватила, хоть она вроде больше и не нужна, и в кусты. Слышу — ручей где-то журчит. Присмотрелась, а недалеко от меня чьи-то чужие глаза... У меня сразу мысль: бежать к своим или самой его попытаться ликвидировать? Улеглась я по-пластунски и выстрелила ему в голову, аккуратненько так... Вот так и пришел конец моей войне.
Неподалеку от родной деревни фронтовичку Анну Соколову встретил дед. Усадил, как королеву, в телегу, довез до ближайшего леска. А там распряг кобылу и, поигрывая кнутом, ласково так спрашивает у внучки: “Нецелованной вернулась али как?!”
Целый месяц после возвращения бывшая снайперша Анька, как лунатик, вскакивала в четыре часа утра и “отправлялась на задание” с передовой.
Приходила в себя уже в родном дворе, с первым криком петуха. Это был непрекращающийся кошмар. Ничего конкретного: какие-то серые тени, смазанные лица, далекие выстрелы, немецкая девочка-снайпер с насмешливой ухмылочкой. Они преследовали ее и не давали покоя. По деревне уже начали сплетничать, что девка у Соколовых порченая вернулась с фронта.
Через месяц Аня уехала работать в Москву, на ситцевую фабрику. Там ее кошмары постепенно прошли.
Свою боевую подругу Клаву Орлову Анна Алексеевна разыскала через тридцать лет. В поисках лучшей доли та тоже ушла из родного дома. Вышла на дорогу — и тормознула первый попавшийся грузовик. Уехала в Армению. Вышла там замуж. Работала почтальоном и даже спасла как-то на пожаре троих человек. Об этом подвиге написали в газетах. Случайно одна из них попала в руки постаревшей Анне Соколовой.
“Мы долго переписывались, ездили друг к другу в гости. Но Клава умерла уже, могилка ее на чужой стороне, мне теперь до нее не добраться, — вздыхает Анна Алексеевна. — Все люди, которых я любила, умерли! Умер муж, сын ушел совсем молодым, от рака, погиб недавно внук”.
Много лет подряд она встречала День Победы как праздник. Пионеры приглашали на классные часы в школу. Боевые подруги-снайперши приезжали со всех уголков страны, они стелили на полу матрасы и не спали всю ночь, распевая свою любимую “Нину-Ниночку”. А сонный муж весело грозил кулаком всему женскому батальону.
Теперь ничего этого нет. Подруги умерли. Поношенный пиджак с боевыми наградами качается на деревянных плечиках. На нем — орден Отечественной войны II степени, медали “За боевые заслуги”, “За взятие Праги”, “За победу над фашистской Германией”...
