ЛЮДОЕД
Серёга Пухов, муж моей сестры, которого в нашей охотничьей компании
запросто звали Пушок, принёс в дом маленького, визгливого поросёнка. Через
полгода или чуть больше свинёнок превратился в здорового свина и пришло
время его колоть.
- Горе-то какое! - решил поплакаться мне Серёга, когда я пришёл к нему
в гости. - Поросёнка резать надо. А как его резать? Я же его с пелёнок знаю.
Он же, как член семьи! У меня рука на него не поднимется.
- Так я могу его заколбасить, - предложил я. - Чего голову-то ломать?
Завтра суббота, приду с утра, часиков в восемь. К обеду опалим и разделаем.
В восемь утра как штык я стучался в дверь. Заспанный Пушок открыл и
повёл меня на кухню.
- Чего тут курить? - решил я поторопить события и стал выбирать в
ящике стола нож. - Чего время-то терять? Сейчас быстренько всё сделаю, а
потом и перекурим.
- Не торопись, - попросил Серёга, виновато пряча глаза. - Я специалиста
с работы пригласил. Он сказал, что в восемь придёт.
В дверь постучали. Пушок впустил парня примерно своего возраста.
- Здорово, ребята! - весело произнёс специалист. - Чего такие кислые?
С водкой проблемы? - напугался он.
- Да нет, водку купили. - Серёга полез в холодильник. - Вот!
- Так наливай! Чего же ты с этим делом тянешь? - специалист ещё больше
оживился. - Давай граммов по сто пятьдесят марцизнем - и за работу.
Пока Пушок разливал по стаканам водку и колдовал над закуской,
специалист, которого звали Лёшкой, вынул из авоськи резиновые перчатки,
прорезиненный фартук и шкатулку красного дерева.
- Знаешь, мне, пожалуй, "по рубчик" налей, - показал на свой стакан
Лёха и открыл коробку.
В недрах шкатулки, на зелёном сукне, в специальном углублении лежал,
ослепительно сияя безукоризненной полировкой, кинжал.
- Ух, ты! - вырвалось у меня, и я потянулся к ножу.
- Руками не трогать! - оттесняя меня, предупредил Лёшка. - Это вам не
игрушки, а инструмент! Свинорез. В чужие руки не даю: порчу навести могут.
Мне уже два свинокола испоганили. Смотреть - смотрите, а в руки - ни-ни!
Мы с Серёгой переглянулись и покачали головами: "И вправду спец!"
Сели за стол.
- А ты чего не пьёшь? - подозрительно спросил Лёха, отодвигая от меня
шкатулку подальше. - У тебя, часом, не дурной глаз? - он на всякий случай
закрыл коробку и убрал её на холодильник. - От непьющих всегда неизвестно
чего можно ждать, - объяснил Серёге специалист. - Знаешь, какие они
ненормальные?
- Да это он так, - начал оправдываться за меня Пушок, - дуркует уже
второй год. А так-то он пьющий: дай бог каждому!
Лёшка скептически посмотрел на меня, и я понял, что сильно ему не
понравился. Он взял водку, налил в стакан, выпил, а последними каплями оросил
свинорез и спрятал его от меня за пазуху.
- Ну, перекурим и начнём! Жара, не жара, а косить надо! - констатировал
специалист.
- Ребята, я - пас! - ещё раз предупредил Серёга. - Режьте без меня!
- Угощайся, - я открыл пачку. - "Столичные".
- Нет, спасибо, - специалист полез в грудной карман, - я провинциальных
покурю, животноводческих, - и, вынимая "Мальборо", порезал руку. В ход опять
пошла водка, остатками которой был продезинфицирован палец.
Минут за сорок лёгкого перекура Лёха объяснил нам всю гнилость и
несостоятельность Серёгиной позиции, а также посвятил нас в два десятка
способов умерщвления беконосодержащих животин. Когда закончилась вторая
бутылка водки, я и Лёша пошли во двор. Подошли к сараю, где жил, как член
Серёгиной семьи, боров Борька.
- Нужно рекогносцировку провести, - определил специалист, посмотрев
на сарай, и полез по сугробам за строение. Тыльная сторона сарая служила
звеном забора, отделяющим наш огород от соседей, и через минуту я увидел
Лёху, бредущего по соседскому огороду. Осмотр задней стороны сарая
закончился, и Лёшка полез через забор возле меня в наш огород.
- Свиняч поросячий! - выругался специалист, приземлившись на четыре
точки. - Я себе титьку отрезал! - Лёха вынул из-под фартука и бросил в снег
свинорез и принялся рассматривать прореху в рубахе и десятисантиметровый
порез на груди.
- Какого хрена ты туда полез? - прикладывая к ране снег, спросил я.
- Посмотреть, как сарай устроен: нет ли прорех в стенах или запасных
выходов, - извинился Лёшка. - В прошлом году пригласил меня такой же
чистоплюй, вроде Пушка, поросёнка резать. Сам, конечно, не пошёл. Ну, я
свинокол за пояс и вперёд! Присел на корточки возле свиньи и хорошо, что
между ног себе ничего не отрезал, а только ляжку проткнул. Тут, конечно,
лужа крови натекла, свинья занервничала, я и давай её успокаивать: нож за
спиной держу, а другой рукой стал ей за ухом чесать. Она успокоилась, на бок
прилегла и глазки прикрыла. Прётся хозяин с ножом - уже разделывать собрался!
Он слышал, как я завизжал, увидел лужу крови и окровавленный нож у меня в
руках, да и свинья лежит, балдеет, на него не смотрит, даром, что он член
её семьи. Этот дурень и посчитал, что всё уже готово! А у меня глаз на
затылке нет, я не вижу, чего он там делает, а он нагибается через меня и
говорит: "Пойду хозяйке уши отнесу: пусть пожарит!", и отхватил одно.
Больше-то ничего отрезать не успели: свинья ополоумела. Как подхватилась, я
чуть не оглох! Сшибла нас с ног, выбила прясло в хлеву и на улицу. А хозяин
вечером воровал хлысты в лесничестве и разобрал забор в конце огорода, чтобы
в обход жерди не таскать. Свинья прямиком в дыру - и в лес. Больше её никто
не видел, как ни искали... Это мне хозяйка на инструмент порчу навела: в
руки нож брала, пока мы с её мужем самогон трескали. Жадная сволочь: больше
не налила ни грамма. Цельный год, мол, кормили, тонну жратвы извели, а
вырастили всего одно ухо: шиш вам, а не самогон!
Кровь общими усилиями остановили и пошли в сарай. Боров, услышав нас,
радостно заухал и заметался в своём закуте. Лёха внимательно всё осмотрел
и полез на сушила. Попрыгал на жердях, спустился и спросил: нет ли погреба?
Я показал. Был осмотрен и погреб. На мой вопрос: почём, мол, он собирается
покупать наш сарай? Лёха ответил, что не собирается, а просто в позапрошлом
году они с одним недотёпой прикололи кабана и подвесили его к сушилам для
разделки. Пока ходили в дом принять по рюмочке, тушу украли. Приглашённый
участковый, выпив львиную долю запасов водки, поклялся поймать воров и уснул
за столом. Два дня ходили с участковым по дворам и, под предлогом поисков
кабана, пили у подозреваемых самогон на халяву. В первый день подозревалась
вся деревня. На второй - вся соседняя. На третий день в сарае завоняло
тухлятиной. Оказалось, что жердь, на которой висела туша, лопнула. Лопнула
хитро, в двух метрах левее от того места, где висел кабан. Туша съехала по
наклонившейся жерди и соскользнула на вращающуюся вокруг оси крышку
погребного люка, предмета инженерной гордости деревенского рационализатора -
свиновода. Жердь, освободившись от тяжёлой ноши, под тяжестью наваленного
сверху сена встала на место, а туша была пропущена гостеприимным вращающимся
люком внутрь погреба, где благополучно ухнула в кадку с капустой. Закваситься
поросёнок не успел - протух. Щей со свининой не получилось: весь зимний запас
мяса и капусты выкинули.
Пришлось успокоить Лёшу, что разделка, которой я никак не дождусь,
намечается на снегу. Лёха открыл дверь и хотел зайти в поросячий закуток,
но был сбит с ног гостеприимным Борькой. Весь в собственной крови и
поросячьем навозе, возмущённый Лёшка едва отбился от любвеобильного борова.
- Чего это твоя свинья на людей кидается? - недовольный Лёха, обращаясь
к Пушку, вымыл руки на кухне и налил водки. - Чуть не затоптал!
- Он, когда голодный, всегда так.
- А чего же ты его не покормил? - удивился Лёха. - Как его резать? Он
же на ноги встать не даёт.
- Меня в больнице, перед утренней операцией, с вечера не кормили. Я и
подумал, что ему вредно есть будет, - поделился своими соображениями Пушок.
- Вреднее нашей затеи с твоим поросёнком приключиться что-нибудь вряд
ли. Может, покормим его? - предложил Лёха. - Невозможно работать.
- Ребята, мы уже больше часа времени потеряли, - не выдержал я. -
Сейчас, если вы кормить его соберётесь, ещё час пройдёт.
- Ладно, ладно, - сделал мне одолжение Лёшка. - Идём.
Покачиваясь от выпитого, специалист стал объяснять мне план операции:
"Заходим. Ты открываешь дверь. Я заскакиваю. Ты закрываешь. Я колю и ты мне
открываешь. Я выскакиваю и всё!.. Ты закрываешь. Понял?" Так мы и поступили:
я открыл дверь. Заскакивающий Лёха опять столкнулся с наскакивающим Борькой:
образовался затор. Я навалился на дверь, пытаясь затолкать кучу-малу внутрь.
Мне это удалось. Было слышно, как матерится Лёшка, отбиваясь от оголодавшего
борова. Затем раздался короткий визг и помятый Лёха выскочил за дверь.
- Серёга врёт, что поросёнка день не кормил, - прикинул запыхавшийся
специалист. - Перчатку-то я из него достану, кажется, он её не жуя, сглотнул,
а фартуку - каюк. Половину подола отхватил, свинья!.. Пойдём перекурим.
Сейчас кровью изойдёт и ляжет.
Перекур начался с возлияния по поводу окончания середины работы. Через
полчаса я едва уговорил Лёху идти разделывать тушу. Взяв у Пушка верёвку и
повесив её на плечо, Лёшка, мотаясь из стороны в сторону, пошёл под моим
конвоем в сарай. Вопреки оптимистичным прогнозам, Борька и не думал лежать,
а беспокойно метался по своему закутку.
- Живучий, сволочь! - изумился Лёха. - Давай: ты открываешь - я
заскакиваю!
На этот раз, чтобы повалить и зажать в углу болтавшегося в разные
стороны Лёху, поросёнку пришлось повозиться дольше. Но сила солому ломит и
запутавшийся в верёвке специалист оказался на полу. Борька моментально его
оседлал и принялся жадно жрать фартук. Лёха, хладнокровно освободившись от
пут, ткнул свиноколом под нижнюю челюсть охамевшую скотину. Борька, раскрыв
в немом крике пасть, выплюнул в лицо малосъедобного Лёшки изжёванные лохмотья
и обиженно отскочил в другой угол. Размазывая по лицу навоз со слюной и
кровью, Лёха выпал из поросячьего загона.
- Людоед! - возмущался Лёха, выползая из сарая в сугроб. - Помоги
встать, что-то у меня сил нет.
Я поднял его на ноги.
- Пойдём перекурим. Сейчас должен уснуть, - едва держась на ногах, Лёха
побрёл в дом.
Бесцеремонно разбуженный Пушок, признался, что у него ещё неделю назад
закончился комбикорм, и он уже три дня как боится заходить к взбесившемуся
людоеду. Выпили за упокой хищника и побрели, поддерживая друг друга и
цепляясь за меня, в сарай. Вопреки радужным тостам, Борька встретил нас
угрюмым тигриным взглядом, сидя по собачьи на уже изжёванной в клочья
верёвке. Только теперь я и Лёха обратили внимание на обглоданные доски
загона. К двери в поросячий закуток мы подошли все вчетвером одновременно:
мы с одной стороны, Борька - с противоположной.
- Шатун какой-то, а не свинья! - заметил Лёха. - Смотри, Сань, на тебя
нацелился: ты самый упитанный. Я, ребята, больше к нему не полезу. Он
бронебойный какой-то, а у меня двое детей и мать больная. И инструмент,
явно, сглазили: всю грудь исполосовал.
Я пошёл за Серёгиным ружьём, а Пушок с Лёхой решили выпить за свою
капитуляцию. Когда я закончил разделку туши, они уже отключились.
Проглоченная перчатка была как новая.
Чикин Александр.
