За три дня до 85-летнего юбилея Бориса Ельцина я посетил в федеральных архивах выставку о жизни другого нашего бывшего лидера. Лидера, в период правления которого я родился и пошел в первый класс, — Леонида Брежнева. Я ожидал, что наиболее эмоционально тяжелыми для меня будут документы, посвященные самой страшной политической ошибке Леонида Ильича — вводу войск в Афганистан. Вместо этого особо сильный эмоциональный дискомфорт я испытал, просматривая бумаги о вымарывании имени Брежнева из нашей истории в горбачевскую эпоху.
Мне почему-то было больно и неприятно читать гневное послание некоего «трудящегося» в ЦК с требованием посмертно лишить Леонида Брежнева всех его полученных в период Великой Отечественной войны боевых наград. Мне было до изумления обидно читать приказ Госкомитета по народному образованию об упразднении учрежденных всего несколько лет тому назад университетских стипендий имени Брежнева.
Почему в день юбилея одного покойного руководителя страны я вспоминаю о другом? Потому что, с моей точки зрения, 85-летие первого президента РФ не должно стать просто еще одним поводом для очередной вспышки вечного спора о роли Ельцина в истории. Конечно, такие споры будут. Кто-то станет горячо доказывать, что Борис Ельцин был мессией, «подарившим» России свободу и демократию. Кто-то будет с не меньшей горячностью уверять, что Ельцин по своей природе являлся «разрушителем», который не ведал, что творил.
И такое столкновение мнений абсолютно нормально. Ненормально то, что Россия упорно не делает следующего шага — не переходит в своем отношении к собственной истории на принципиально новую ступень. По итогам своего многолетнего пребывания в качестве корреспондента в сталинском СССР знаменитый американский журналист Гаррисон Солсбери так высказался о нашем отношении к своему прошлому: «В России историю следует издавать в виде блокнота, в котором легко изъять любую страницу и заменить ее новой». Мне кажется, что подобное отношение к истории не изжито в нашей стране до сих пор. Не изжито, но изживается. Изживается в том числе благодаря Борису Ельцину — политику, который уже после своей смерти «сломал шаблон», занял совершенно особое место в нашей исторической памяти.
Говорят, что с помощью математических формул можно изобразить все что угодно — вплоть до исторических закономерностей. Как человек, у которого по математике в школе почти всегда была твердая «тройка», я не могу сказать, правда это или нет. Но отношение нашей страны к своим высшим лидерам действительно можно изобразить в виде кривой. Кривой, которая из стадии абсолютного обожания — иногда искреннего, иногда официально-напускного — обязательно переходит в стадию абсолютного отрицания.
Когда Брежнев умер, мне было семь с половиной лет. Читая траурные выпуски газет, я настолько проникся «важностью момента», что решил устроить собственные «похороны генсека». Я взял маленькую красивую коробочку, положил в нее вырезанную из газеты фотографию генерального секретаря и торжественно «захоронил» ее во дворе.
В тот момент мне казалось, что я поступил абсолютно правильно. Но уже через несколько лет те же самые газеты разъяснили мне, как сильно я, оказывается, был не прав. Выяснилось, что деятельность Брежнева на посту главы государства была полной катастрофой — катастрофой, чьи последствия засучив рукава ежедневно в поте лица исправлял новый генеральный секретарь Михаил Горбачев.
Не буду напоминать о том, что произошло потом: о том, что на официальном уровне случилось с репутацией Горбачева в ельцинскую эпоху. И о том, что в полуофициальном порядке было сделано с репутацией Ельцина в эпоху Путина. Все мы и так прекрасно это знаем. Россия — страна, которая находится в состоянии перманентных «боевых действий» с собственным прошлым. С течением времени фигуранты этих «боевых действий» меняются. Но общая канва повествования остается прежней: вчера при лидере X мы были глупыми, наивными и уверенно шли в тупик! Но сегодня под предводительством лидера Y мы наконец нащупали верный путь и уверенно шагаем в светлое будущее!
Если попробовать чуть-чуть прокрутить эту ситуацию вперед, то можно особо не сомневаться: в две тысячи каком-то году в России на государственном уровне будут подвергать «суровой, но справедливой» критике деятельность Владимира Путина и прославлять мудрость нового государственного руководителя.
Однако я не зря сказал, что Борис Ельцин оказался лидером, которому посмертно удалось «сломать шаблон». При всем размахе одобренной сверху дискуссии про «лихие девяностые» репутация собственно Бориса Ельцина не была подвергнута официальным репрессиям. Наоборот, в прошлом ноябре действующие президент и премьер-министр РФ торжественно открыли в Екатеринбурге Президентский центр Бориса Ельцина.
Гуляя по роскошному небоскребу, выделенному государством в целях увековечивания памяти Ельцина, я не испытывал и тени сомнения: факт траты на всю эту красоту нескольких миллиардов рублей из федерального бюджета вызовет возмущение у многих. Но мое отношение к этому событию было и остается совсем иным. Создание при активной государственной поддержке Президентского центра Ельцина — пример принципиально иного отношения к истории, нежели то, к которому мы привыкли. Если этот пример станет прецедентом, то бюджетные инвестиции в этот проект окупятся во сто крат.
В чем непоправимый вред привычного для России отношения к своей истории? В том, что это отношение создает черно-белую картинку нашего прошлого и настоящего. В том, что оно приучает рубить в своих оценках с плеча, игнорировать нюансы и частности. Однако жизнь — жизнь конкретного человека и жизнь целой страны — очень редко носит абсолютно белый или абсолютно черный характер. Даже самые гениальные политики в ходе своей карьеры обязательно совершают ошибки.
Возьмем, например, Уинстона Черчилля — человека, благодаря силе духа которого Великобритания не капитулировала перед Гитлером на начальном этапе Второй мировой войны. В качестве министра финансов в 1924–1929 годах Черчилль проигнорировал совет великого экономиста Джона Мейнарда Кейнса и из соображений престижа сделал основой британской монетарной системы так называемый золотой стандарт. Прямым последствием этого решения стало то, что Британия особенно сильно пострадала от Великой экономической депрессии 1929 года, а в 1931 году едва не обанкротилась.
Умаляет ли этот факт последующие заслуги Черчилля? Нет, не умаляет. Должны ли эти последующие заслуги Черчилля вычеркнуть из памяти то обстоятельство, что в 30-е годы из-за феноменального количества подобных ошибок будущий премьер имел в британских политических кругах репутацию городского сумасшедшего? Нет, не должны. В истории должно остаться все — и зрелищные провалы Черчилля, и его великие достижения. В Британии, во всяком случае, с такой точкой зрения из серьезных фигур не спорит почти никто.
А вот в России историю по-прежнему пытаются «причесать» — сделать однозначной, прямолинейной и политически корректной. Но история воспринимает такие попытки как насилие — и поэтому в ходе каждого нового временного цикла повторяется в той или иной форме снова и снова. Этот замкнутый круг необходимо прервать. То, что сейчас происходит с политической репутацией Бориса Ельцина — это, на мой взгляд, первая серьезная попытка добиться чего-то подобного.
Все наши прочие исторические лидеры — за исключением разве что Сталина — с точки зрения официальной исторической памяти строго каталогизированы и вспоминаются либо как героические, либо как карикатурные персонажи. И только один Борис Ельцин завис где-то посередине — в том самом месте, где и должна находиться противоречивая политическая фигура, возглавлявшая страну на рубеже эпох.
Значение екатеринбургского Президентского центра Ельцина, конечно, не стоит переоценивать. Вряд ли когда-нибудь этот музей посетит количество людей, сопоставимое хотя бы с половиной населения России. Но само по себе создание масштабного государственного музея, где показаны как светлые, так и темные результаты деятельности бывшего главы страны — это уже прорыв в новое политико-историческое пространство.
Ельцин не «дал нам свободу», как утверждают некоторые особо фанатичные его сторонники. Ельцин, с моей точки зрения, позволил нам ощутить вкус свободы — ощутить во всем богатстве и многообразии оттенков, частично сладких и приятных, частично горьких и отталкивающих. В день 85-й годовщины первого президента России Бориса Ельцина больше нет с нами. Но его неоднозначная политическая репутация продолжает жить — жить и, по моему глубокому убеждению, работать на благо России.
