Так высоко подниматься не буду. Расскажу свою мелкую историю. Давным-давно, в школе, когда мы проходили «На дне», мудрая учительница Раиса Ивановна устроила диспут-турнир. Мы спорили о том, насколько нужна людям правда. Кто-то становился Сатиным, кто-то Лукой. Каждому позволялось выдвинуть равное число аргументов и ответить на аргументы условного противника. Не участвовавшие в споре раздавали баллы и называли победителя. Мы спорили, опираясь сначала на текст пьесы, а потом — выходя далеко за ее рамки, не один урок.
Суть не в аргументах, которые звучали десятки лет назад, в другой жизни. Главное, за что я благодарен Раисе Ивановне и сегодня, — тогда, на уроке, мы прикоснулись к клубку вечных проблем: бывает ли правда совершенно кристальной, без всяких примесей лжи, а если бывает, то всегда ли она полезна или есть все-таки место для лжи, скажем, во спасение; если же такое место есть, то где гарантия, что ложь не расползется?
Если, как это выяснилось на уроке, бывают правы и Сатин, и Лука, то ответы не так просты. Каждый из нас может заглянуть в себя, ведь всем — и не раз — приходилось на них отвечать.
Недавно свой ответ совершенно неожиданно дал банкир и бывший министр экономики Герман Греф, выступив на форуме «Открытые инновации» в «Сколково». Греф говорил о приверженности концепции «радикальной правды» и внедрении ее в корпоративную культуру возглавляемого им Сбербанка. Отныне его сотрудники обязаны делиться с коллегами прежде всего «плохими новостями». «Отсутствие новостей — это плохие новости, плохие новости — это хорошие новости, а хорошие новости — это отсутствие новостей. То есть если все в порядке, это можно не замечать. Это очень тяжелый шифт в культуре компании, но в эту сторону нам всем придется двигаться», — несколько парадоксально и небесспорно формулирует Греф (цитата по изданию The Bell).
Звучит довольно громко, но если компания сталкивается с «плохими новостями», то скрывать их от коллег и уж тем более от руководства — на грани должностного преступления. И так было всегда и везде. Чем же отличается новая концепция?
Отличие в радикальности. Концепцию «радикальной правды» выдвинул американский предприниматель Рэй Далио, основатель известного хедж-фонда Bridgewater. В предисловии к русскому изданию его книги «Принципы» все тот же Греф написал: «Рэй — приверженец концепции радикальной правды и предельной прозрачности для всех сотрудников. Это значит, что на стол выкладывают сто процентов проблем, ошибок и слабостей. Что не страхует от ошибок в настоящем, но, пожалуй, является единственным способом избежать их в будущем, а также достичь взаимного уважения среди членов команды и следовать принципу меритократии идей: продвигать и награждать самых достойных независимо от принадлежности к роду и племени. На первый взгляд в культуре предельной прозрачности жить нелегко, потому что люди говорят ровно то, что думают, невзирая на лица, открыто и без обиняков дают коллегам негативную обратную связь. Но формула Рэя «боль + рефлексия = прогресс» означает упорное движение к лучшей версии самого себя». Вывод: радикальная правда — условие повышения эффективности принимаемых решений.
Формула действительно хороша. И она ведет к лучшей версии не только самого себя, но и окружающего мира. Однако разве мы не привыкли к тому, что правда и ложь не всегда антагонисты? Есть ситуации, когда одно действительно исключает другое, но гораздо чаще они в той или иной степени мирно сосуществуют. В виде недомолвок — а это непрямая ложь, разных стандартов, большого и малого манипулирования, в конце концов, «фиги в кармане». И это почти нормально.
Далио, а вместе с ним и Греф поднимают на щит свое категорическое несогласие с такой нормальностью. Но, думаю, их «радикализм» имеет ограничения. Он для сугубо внутрифирменного использования. Распространяется ли он на взаимодействие с конкурентами? Ответ очевиден, хотя ни Далио, ни Греф его не артикулируют. Значит, опять разные стандарты и возвращение Луки.
Есть и внутренние проблемы, которые «радикалисты» надеются преодолеть. Это непростые взаимоотношения в «террариуме единомышленников», которым вовсе не обязательно является исключительно театр. Такая конструкция появляется — за редким исключением — в любом коллективе, и уж точно эта характеристика подходит для стандартной офисной работы, когда подтекст любых публичных высказываний — это прокладывание маршрута вверх по карьерной лестнице. Есть, в конце концов, необходимость принимать самостоятельные решения, в том числе и в трудной ситуации, а «выкладывание на стол» (скорее всего, стол начальника, во всяком случае не только на свой собственный) «ста процентов проблем, ошибок и слабостей» чревато опасностью культивирования привычки делегирования принятия решений.
Путь вперед через «боль и рефлексию» тернист. Но, согласен, идти по этому маршруту необходимо. Правды вокруг должно быть больше. Только так наша жизнь станет лучше. С чего-то нужно начинать.
Строго говоря, ни Далио, ни Греф, хотя их, естественно, в первую очередь заботят эффективность и прибыльность их компаний, как и положено большим теоретикам, не ограничивают применение концепции «радикальной правды» исключительно своими вотчинами. Этим они отличаются от покойного Кахи Бендукидзе, который в свою бытность крупным российским предпринимателем утверждал, что хотя он и демократ, но «демократия заканчивается за воротами» его заводов. Греф, кстати, по убеждениям меритократ, а вовсе не демократ. О демократии в свое время он весьма неосторожно высказался как о «словесном мусоре ХХ века».
Рэй Далио в своих «Принципах», в частности, пишет: «Чем больше людей видят, что происходит — хорошего, плохого, отвратительного, — тем более эффективный способ справиться с ситуацией они могут предложить». Греф прямо отсылает к государству, понятно, российскому: «Мы должны создать такую обстановку в компании и государстве, когда есть доверие».
Но ситуация в государстве — это уже за пределами компетенции главы даже крупнейшего в стране банка. Хотя политика — а именно она в значительной мере определяет настрой в обществе — может успешно соревноваться с бизнесом в публичном провозглашении какой угодно открытости, прозрачности и радикальной правдивости, но все мы прекрасно знаем, что реальная политика и радикальная правда — вещи несовместные.
Политика — всегда и везде манипулирование, далекое от радикальной правды. Но мера правды и лжи важна. В конце концов, Советский Союз рухнул не только из-за экономического кризиса, низких цен на нефть или политических амбиций Бориса Ельцина и других республиканских руководителей. Одна из главных причин — в критическом градусе разлагающей режим лжи. Провозглашались лозунги, в которые не верили даже те, кто их выдвигал, повсеместно все друг другу втирали очки, о предании гласности «ста процентов проблем, ошибок и слабостей» не могло быть и речи.
Есть очевидные перекосы и сегодня. Их лейтмотив: все, что на пользу России, как считает ее руководство, — правда, остальное — ложь. Живо напоминает «Катехизис революционера» Сергея Нечаева, в котором нравственно все, что в интересах революции. Та же откровенно антигуманная идея звучит и в речи Ленина на съезде комсомола: «Нравственно то, что в интересах рабочего класса». Стоит ли добавлять: интересы что революции, что рабочего класса определяли сами авторы этих цитат.
Прививка радикальной правды необходима нашему обществу, а значит, и политике.
