Почему охрана не положила этих дерзких гостей лицом в пол — для меня загадка, но это было очень хорошо — ведь вышеупомянутым мужчиной в этой троице был я. Будь я трезвым, наверное, мне бы в голову не пришло так грубо нарушать протокол торжественного мероприятия: ведь в зале было человек триста, и все, в том числе и президент, сидели на своих местах и мирно жевали бараньи котлетки.
Тем не менее что произошло, то произошло: нас никто не остановил, мы вплотную подошли к столу, за которым сидел руководитель России, и предложили ему с нами выпить.
Владимир Владимирович не только не отказал, но ни одним мимическим движением не дал понять, что мы не дали ему спокойно поесть.
Бывшие со мной дамы, с которыми, кстати, я только что познакомился за праздничным столом, начали с таким неистовым жаром рассказывать про неких трепетных добровольцев, которые «что-то там и где-то там», что взор президента сразу несколько затуманился. Чтобы сделать нашу выходку несколько более рациональной, я попытался собрать расслабленные алкоголем мозги в кучку и родил более внятный тезис:
«Владимир Владимирович, а давайте выпьем не за день добрых дел, не за год благотворительности, а за эру милосердия в России!»
Путин живо откликнулся, сказав что-то вроде: «Конечно! Я же сказал, что важно, чтобы добрые дела не ограничивались только этим днем!» (Дело было четырнадцать лет назад, передаю по памяти, поэтому все может быть не дословно, но по смыслу — точно.)
Тут мы с президентом стукнулись бокалами, я продолжил пьянствовать, а Владимир Владимирович, как профессиональный разведчик, только сделал вид, что пьет.
После этого были еще какие-то фразы, но сидящий в зале народ, увидев, что за попытку поговорить с президентом охрана огонь не открывает, стал подтягиваться, а мы вернулись к столу.
Это эпизод из моих воспоминаний о том, как впервые Россия и россияне стали праздновать День народного единства, первоначально называемый то днем добрых дел, то днем согласия и примирения.
Было это в 2005 году, и российская власть пыталась придумать альтернативу старому совковому празднику — Дню Октябрьской революции, который 74 года проходил 7 ноября.
Идея альтернативы правильная, потому что 7 ноября — день октябрьского переворота — нужно объявить днем национального траура и поминовения жертв коммунистического террора, и праздновать тут нечего.
Правда, как часто бывает, многие хорошие идеи в России реализуются чиновниками, то есть не самыми искренними и душевными людьми, поэтому и праздник как-то не сказать, чтобы в народной душе сильно прижился.
У любого праздника должна быть какая-то идея, всем понятная и всеми разделяемая. В этом смысле идея Дня народного единства, на мой взгляд, несколько размытая. Возникает вопрос: почему именно 4 ноября? Ответ: вроде бы в этот день русское ополчение в 1612 году турнуло польских оккупантов из Кремля. Исторически все эти факты и даты не бесспорны. После 1612 года поляки еще несколько десятков лет хозяйничали в России, отжали себе огромную территорию и «гуляли» туда-сюда от западных границ государства Московского до восточных, и так пообжились, что даже названия некоторых населенных пунктов имеют польские корни.
Идея праздновать 4 ноября день добрых дел мне кажется более здравой, и при правильной реализации этот праздник мог быстро прижиться: ведь Россия и россияне пока что очень нуждаются и в добрых делах, и в объединяющем празднике. При должной пропаганде — а уж с этим у нас проблем нет — праздник мог бы развиваться и стать самым правильным и идейным праздником, когда народ не просто жрет водку под шашлыки, а реально объединяется в общем порыве сделать что-то хорошее.
Собственно, эпизод, произошедший в Георгиевском зале Кремля, случился как раз в первый год празднования, 4 ноября 2005 года, и тогда основной идеей был как раз день добрых дел. Почему, собственно, я там и оказался: меня пригласили как руководителя крупнейшей в сфере помощи сиротам благотворительной организации. Как мне сказали организаторы, первоначально предполагалась просто встреча президента с десятью-пятнадцатью такими, как я. Но потом сценарий переиграли, и в итоге собрали человек триста! Там были и министры, и люди из мэрии Москвы, депутаты, артисты, деятели культуры и даже несколько представителей благотворительных организаций туда попали, в том числе и автор этих строк.
Если честно, смысла в такой массовой тусовке я не видел, поэтому просто сидел и старательно пил французское вино. А что еще делать? Я ведь не думал, что получится с Путиным поговорить.
В следующие годы постепенно от идеи празднования дня добрых дел отошли, и устоялось название День народного единства. Праздник ни о чем! Единства наш российский «многонациональный» народ не ощущает: национальные меньшинства вынашивают свои национальные идеи, а государствообразующий народ — русский, — на мой взгляд, просто в коматозном состоянии и из народа превратился в население. Тут как раз сказываются последствия события, которое мы со школы знаем как «день седьмое ноября — красный день календаря», приведшего к семидесяти четырем годам коммунистического геноцида. На протяжении трех поколений уничтожали лучших: расстреливали, отправляли в ГУЛАГ, морили голодом самых работящих, честных, инициативных представителей не только русского, но и украинского, белорусского и других народов бывшей Российской империи. На войнах первыми тоже гибли лучшие, не успев родить детей, а худшие отсиживались в тылу и давали потомство. В итоге имеем то, что имеем: никакой инициативы снизу, народ не борется ни за работу, ни за землю, ни за будущее своих детей. Апатия и депрессия в национальном масштабе. Все это усугубляется кризисом: тучные годы дорогой нефти, гиперпрофицитного бюджета и халявных денег канули в Лету. Хорошо зарабатывать и хорошо жить в России можно и сегодня, только нужно немножечко больше напрягаться. Однако взращенная коммунистами масса «шариковых» привыкла, что ей «государство должно», и напрягаться не хочет. Идейные иждивенцы сидят на пятой точке, ждут подачек лично от Путина, который «им всем должен», и ноют про «маленькую зарплату», в то время как 16 миллионов гастарбайтеров из Средней Азии куют в России свое узбекское, таджикское и киргизское счастье.
Власть тоже устала от «рабства на галерах», глаза ее замылились, а уши оглохли от хвалебных речей придворных лизоблюдов, так что реалии российской жизни она и не видит, и не слышит.
А между тем, вовсю поднимает голову неосталинизм, неокоммунизм, и неосоциаланархизм. Попытки власти делать реверансы в сторону «советской эпохи» недовольная нынешней жизнью часть населения воспринимает как проявление слабости власти и только укрепляется в своей ненависти к ней. Вся неокоммунистическая пропаганда носит характер антипутинский, при этом неокоммунистическая идея становится все более не «красной», а «коричневой», т.е. нацистской. Естественно, подобные идеи больше всего находят отклик именно среди русских как самых ущемленных в правах на сегодняшний день.
Я регулярно, несколько раз в год, объезжаю пару сотен детских домов на пространстве от западных границ до Западной Сибири, общаюсь с самыми разными людьми и прекрасно знаю настроения людей. Они все больше и больше озлобляются, но, по советской привычке, склонны во всем винить не себя, а власть, которая «должна», а не «дает». И если раньше часто можно было слышать дифирамбы Путину, то сегодня меня просто поражает, как свободно высказывают негатив в адрес президента даже в беседе с малознакомыми людьми. Власть очень жестко подавляет протесты либеральной оппозиции, возможно, не очень четко представляя себе, что либералов на самом деле мизерное количество, а угрозу несут как раз их идейные антагонисты — коммунисты и сталинисты. Этих людей в сотни раз больше, чем либералов и демократов, но они на митинги не выходят — ждут своего часа, когда нужно будет по классическому рецепту брать вокзал, телеграф, телефон и опять залить страну кровью очередных «классово чуждых». Поэтому, если мы не хотим повторения кровавой вакханалии 1917 года, нужно не только придумывать праздники в замену большевистским, но каждый год по всем каналам рассказывать, во сколько десятков миллионов жизней русским, украинцам, белорусам, молдаванам, полякам, грекам, болгарам, немцам, евреям, татарам, казахам, чеченцам, ингушам и другим народам обошелся этот день «седьмое ноября 1917 года».
