Время выступления президентом Эрдоганом было выбрано не случайно. Оно многое говорит о мировосприятии и о мотивах турецкого лидера: есть определенная нумерологическая связь 20.53 с 1453 годом — годом захвата Константинополя турками-османами. В Турции взятие Константинополя, как точка конца Византийской империи и как точка отсчета османской имперской государственности, ежегодно 29 мая пышно отмечается с исторической реконструкцией штурма и световым шоу на сохранившихся крепостных стенах города.
Невзирая на то что не сразу после взятия Константинополя, а лишь в 1511 году Святая София была превращена в мечеть, этот православный собор имеет для турок чуть ли не сакральное значение «ключей» не просто от города, даже такого как Константинополь, а от целой империи.
Нашим читателям, привыкшим думать в категориях родственной связи между Византией и Россией, может показаться по меньшей мере странным, но в Турции именно Османская империя воспринимается в качестве не только территориальной, но и цивилизационной правопреемницы Византийской империи. Даже невзирая на различие в вероисповеданиях.
Так что телевизионное обращение Эрдогана было далеко не только про то, что первый намаз будет совершен в мечети Святой Софии 24 июля и доступ в нее будет неограниченным и бесплатным для всех желающих, включая туристов. И даже не про то, что облик Святой Софии не претерпит кардинальных изменений, поскольку собор является объектом мирового культурного наследия, включенным в список UNESCO, а Турция исправно выполняет свои международные обязательства.
Выступление президента Реджепа Тайипа Эрдогана было про свершившуюся многолетнюю мечту мусульман Турции вновь помолиться в месте, являющемся символом начала Османской империи. Это выступление было про многочисленные победы прошлого турок-осман и про нынешнюю победу их потомков, которые наконец исправили допущенную в 1934 году историческую несправедливость и вернулись в сакральное для себя место. Причем вернулись, невзирая на то, что христианский мир выступил против превращения Святой Софии в мечеть либо категорически, как Греция и Кипр, либо, как в случае США, Германии, Франции и России, выразил свою озабоченность принятым руководством страны решением.
Нынешняя смена статуса Святой Софии в выступлении турецкого президента выглядела едва ли не как второе взятие Константинополя и, если такое сравнение уместно, была про «возвращение Святой Софии в родную гавань» спустя несколько десятилетий «свободного плавания» в качестве музея. Ни много ни мало в этом слышалось напоминание про имперское величие Турции.
Конечно же, возвращение Святой Софии статуса мечети — это не про то, что в Стамбуле мусульманам не хватает мечетей для отправления религиозных обрядов. В конце концов, напротив Святой Софии, на площади Султанахмет, есть не менее знаменитая Голубая мечеть. Да и мало ли вообще в Стамбуле мечетей?
Тут дело в другом: президент Реджеп Тайип Эрдоган не только имеет свой взгляд на будущее Турецкой Республики, но и буквально на глазах, своими руками пишет ее историю и вписывает в нее свое имя. А Святая София — это знаковая часть большого плана Эрдогана, который реализуется с 2002 года, когда к власти в Турции пришла его Партия справедливости и развития.
Если изложить предельно компактно этот план, настойчиво реализуемый турецким лидером вот уже почти два десятилетия, то получится следующее.
Прежде всего речь идет о возвращении туркам в полной мере исторической памяти — прочерчивании истории страны не от 1923 года, когда была провозглашена новая Турецкая Республика, а на всю глубину исторического процесса — начиная с первых проникновений турок на территорию Анатолии. Одной из вех, в частности, стала битва при Манцикерте в 1071 году, так же как и взятие Константинополя — ежегодно отмечаемое в Турции событие.
«Административные» границы Турецкой Республики, конечно же, не те, что были у Османской империи. Однако влияние в современном мире реализуется совсем не то что раньше — формальное присоединение стало делом вовсе не обязательным. В конце концов в условиях глобального мира достаточным оказывается осуществлять проекцию политического и экономического влияния на регионы своих интересов. А интересы современной Турции — куда как шире, чем границы Османской империи даже на пике своего могущества.
К традиционному для турок ареалу обитания (Балканы, Северная Африка, Черноморский регион, Кавказ, Ближний Восток), к примеру, следует добавить и Западную Европу, где в силу целого ряда причин в последние десятилетия обильно расселились турки, составляя диаспору численностью в несколько миллионов человек.
Если посмотреть на так называемую карту тюркского мира в турецких школьных учебниках истории (перепечатана в книге автора «Россия — Турция: 500 лет беспокойного соседства»), то тюркский мир, согласно турецкому министерству образования, раскинулся с запада на восток практически по всей территории Евразии.
В 2011 году Эрдоган и Партия справедливости и развития представили турецким гражданам план, согласно которому к 100-летнему юбилею провозглашения Турецкой Республики в 2023 году страна войдет в десятку мировых экономик по объему ВВП. Уже сегодня стало понятно, что плану этому в срок не суждено реализоваться. Да и страна находится не в самом простом экономическом положении по причинам внешнего и внутреннего свойства.
Однако сложно спорить с тем, что потенциал Турецкой Республики — научно-технологический, производственный, кадровый — за последние годы заметно вырос.
Иллюстраций тому множество, и одной из ярчайших является развитие «milli ve yerli», как говорят в Турции, то есть «национального и местного» оборонно-промышленного комплекса.
К примеру, можно указать на турецкие беспилотные летательные аппараты, которые уже вовсю летают под сирийским и ливийским небом. И, мало того, Турция является непосредственной участницей гражданских войн в Сирии и в Ливии. Турция обрела психологическую уверенность в собственных силах, действуя за рубежом в одиночку, не будучи поддержанной Западом / НАТО.
Заметим, что весь прошлый век, с провозглашения Турецкой Республики, страна, проводя свой внешнеполитический курс, пыталась опираться в первую очередь именно на дипломатию, по-восточному умело лавируя между ведущими мировыми игроками. Сегодня это уже не так — турецкое руководство добавило в свой арсенал помимо инструментов мягкой силы еще и силу жесткую и стало охотно к ней прибегать в Сирии, Ливии и, говоря шире, в Средиземноморском и Эгейском регионах.
В определенном смысле можно говорить о том, что при нынешнем турецком руководстве Турцией был преодолен важный психологический рубеж.
И последний шаг руководства Турции по смене статуса Святой Софии, когда принято решение наперекор многим, не последним странам мира и мнениям влиятельных политиков и общественных деятелей, является тому наглядным подтверждением. В немалой степени этот шаг является вызовом, призванным сплотить население Турции вокруг своего лидера, вернувшего им важный «артефакт».
Подчеркнем, что чисто юридически Турция действует в своем полном праве суверенного государства и может использовать любой памятник в стране по своему усмотрению — и никто ей в этом смысле не указ.
Однако случай Святой Софии — все же далеко не рядовой, чтобы наблюдатели оценивали его отстраненно только с формальной, юридической точки зрения и не вспоминали про другие аспекты. Слишком велико значение Святой Софии не только для турок-мусульман, для которых она была мечетью с 1511 по 1934 год, но и для христианского мира, помнящего о почти что тысяче лет, когда Святая София была православным собором.
Сегодня кому уже мечеть, кому все еще музей, а кому изначально и навсегда собор Святой Софии, вместо того чтобы оставаться «нейтральной территорией», несущей в себе следы двух мировых религий, на глазах превращается в яблоко раздора. Российское руководство выражается на счет турецкого решения предельно взвешенно, что понятно как с формальной, юридической точки зрения, так и с учетом взаимных интересов двух наших стран и совместных экономических проектов и политических инициатив — читай, нежелания накалять ситуацию. Однако тут прямо как в старом анекдоте про пропавшие и найденные серебряные ложки: от турецкого решения «осадок остался» и число российско-турецких расхождений во взглядах пополнилось еще одним, причем цивилизационного масштаба.
