— Надо отметить, что сама по себе Сирия является государством с достаточно разнообразным национальным и религиозным составом. Притом что большинство в Сирии составляют арабы-сунниты, там есть достаточно большие группы представителей других конфессий. В частности, это алавиты, которые составляют значительную часть населения. Кроме того, там есть и христиане (тоже арабы, соответственно), также есть представители курдов. Еще — черкесы (небольшая группа).
Что касается различных групп боевиков, то не совсем правильно будет разделять их по некому этническому или религиозному принципу, поскольку среди оппозиционных групп есть и сунниты, и алавиты, и христиане. Здесь можно сказать, что сугубо религиозного «водораздела», как это пытаются представить (сунниты против алавитов или сунниты против христиан), — нет.
Безусловно, здесь есть факторы, которые пытаются использовать представители оппозиции или спонсоры оппозиции, заключающиеся в том, что у власти в Сирии находятся сейчас алавиты, то есть имеется в виду клан Асадов и их ближайших родственников. Так уж получилось, что в условиях тех процессов, которые были в Сирии в эпоху арабского национализма, в эпоху военных переворотов, которые в итоге привели к власти Асадов, это все сохранилось. Это не значит, что во властных структурах нет суннитов или есть какие-то элементы дискриминации, но факт остается фактом: среди высшего офицерского состава, например, количество алавитов в пропорции гораздо выше, чем процент их в населении Сирии. Мы имеем дело с большим количеством алавитов во властных структурах, поэтому здесь, наверное, есть повод говорить, что в пропаганде оппозиции есть элемент борьбы с «алавитским засильем». Но есть и оппозиционеры-алавиты.
Оппозиция очень разнородна по своему составу. Есть различные группировки — как суннитские, которые призывают к свержению «алавитского и шиитского засилья», разрыву отношений Сирии с Ираном, прекращению поддержки шиитской «Хезболлы» в Ливане, так и представители умеренных позиций среди христиан и алавитов, требующие демократизации общественной системы, то есть делающие акцент не на религиозном факторе, а на политическом. Есть курды, которые имеют свои силы, интересы и задачи в борьбе за форму независимого государства. У них фактор больше этнический и государственный.
— Как насчет большого притока наемников из других стран?
— Наемники всегда есть, особенно в контексте гражданских войн. Но наемники — это одно, а есть еще добровольцы, то есть люди, которые воюют по идеологическим причинам. Наемники из разных стран действительно там действуют, но эти процессы, если углубляться в историю, довольно часто происходили. Вспомнить то же советское вторжение в Афганистан, когда большое количество наемников из разных арабских стран, и не только арабских, ехали в Афганистан помогать своим собратьям, а потом вернулись, использовали возможность поехать в другие «горячие точки» — в Боснию, например, в Чечню. В данном случае это такой распространенный фактор — когда в нестабильных регионах может действовать большая группа людей, которые меняют конфликты как перчатки и воюют за разные стороны в разных странах.
— Корректно ли смешивать два понятия — «боевики» и «повстанцы»?
— Боевик — это человек, не состоящий в вооруженных силах, но вооруженный. Что касается повстанца, это человек, который выступает против власти. В контексте того, что в Сирии прошли все возможные фазы цивилизованного протеста, ситуация давно вышла за рамки. Большинство повстанцев являются боевиками. Демонстраций вы уже там не увидите — идут боевые действия. Чем глубже пекло гражданской войны, тем больше боевиков. Я думаю, что также появляются люди, которые, будучи нейтральными, в условиях анархии на некоторых территориях Сирии берутся за оружие, чтобы защитить себя и свои дома. В этом — негативная составляющая гражданской войны, когда некоторое время спустя начинается война всех против всех.
— Какой процент радикальных мусульман в рядах повстанцев?
— Это сложный вопрос, потому что мы не знаем структуру. Мне кажется, их роль на Ближнем Востоке в некотором смысле уменьшается. Сейчас те халифатисты, которые были, например, в Афганистане или в Ливии, находятся в меньшинстве по отношению к представителям других сил. Когда была война в Ливии, шла речь о том, представители какого движения там участвуют. Мне кажется, очень важно понимать, что среди исламских движений именно на Ближнем Востоке есть достаточно разные организации. Есть те, кто, например, призывает к установлению исключительно шариатской системы, а есть те силы, которые призывают к введению демократических институтов и участию в них на равных правах тех же исламских сил. Говорить о том, кто за что бьется, очень сложно. Есть радикалы, есть исламские анархисты, есть сторонники умеренного строя с религиозными элементами, есть представители экстремистских направлений. В Сирии представлен достаточно большой спектр различных организаций и направлений. Сама гражданская война не способствует тому, что эти организации становятся умеренными. Конечно, они радикализируются по мере обострения отношений между властью и повстанцами.
— Можно ли говорить о структуре повстанческих сил или все это двигается хаотично?
— Структура, безусловно, формируется. Большую роль в этом сыграли соседние государства, заинтересованные в свержении Асада, и западные страны. Понятно, что все это временно, если общая цель — свержение Асада — не достигнута. Пока есть общие задачи, которые всех объединяют. В рамках этой системы возможны и переговоры, и согласование действий. Вопросы спонсирования тоже сплачивают. Но я думаю, отражением того, что все не так гладко и организованно, являются многочисленные споры вокруг лидеров, вокруг людей, которые берут или пытаются брать на себя ответственность за происходящее и выражать точку зрения якобы объединенной оппозиции.
Мы видим, как быстро там происходит смена персонажей: уходят одни, приходят другие… Между Катаром и Саудовской Аравией велась борьба за то, кто будет лидером сирийских оппозиционеров, кто какие места получит в будущем, когда будет формироваться некое правительство после Асадов. Здесь мы говорим о том, что оппозиционеры пытаются представить себя как некую единую силу, выступающую против диктатора, но реально — уж слишком разные силы. Боюсь, что между ними никакого согласия не будет. Пока они его поддерживают, но по необходимости — перед лицом спонсоров, заказчиков, друзей и т.д.
