Вся правда от Астахова

«Из-за того, что дома меня ждет маленький сын, я в каком-то смысле как папа отношусь к каждому ребенку»

Уполномоченный по правам ребенка при президенте Павел Астахов — личность противоречивая. Кто-то восхищается им, кто-то критикует. Успешный адвокат, телеведущий, автор многих книг, в конце 2009 года он неожиданно был назначен главным защитником прав ребенка.

С тех пор прошло почти два с половиной года. За это время случился прилет Артема Савельева, которого приемная мать-американка вернула самолетом в Россию, процессы над российскими матерями в Финляндии и Норвегии, возвращение сироты Дениса Хохрякова из Доминиканы, гибель детей на Ейской косе в Азовском море и многое другое. Везде появлялся Павел Астахов — мужественный, сильный, под вспышки фотокамер он защищал детей.

Некоторые критики считают, что серьезных программ, отстаивающих интересы детей, создано мало. «МК» встретился с Павлом Астаховым и попытался понять, какой он на самом деле, нынешний защитник детей России.

«Из-за того, что дома меня ждет маленький сын, я в каком-то смысле как папа отношусь к каждому ребенку»
Фото из архива пресс-службы П.Астахова

— Павел Алексеевич, вы предложили проект «Россия без сирот». Вы думаете, это реально — закрыть в нашей стране все детские дома?

— Эта задача абсолютно выполнимая. Ее уже успешно решили в Польше, Болгарии, Украине. В детских домах, интернатах и других подобных учреждениях России находится около 105 тысяч детей. В то же время у нас 108 миллионов совершеннолетних дееспособных граждан. Получается, один сирота на тысячу взрослых. Неужели мы не найдем для каждого ребенка приемных родителей? Необходимо начинать с простого — составить Единый федеральный реестр кандидатов в приемные родители по тому же принципу, как составляют списки присяжных заседателей: учет всех голосовавших на последних выборах. Затем отсеять тех, кто по разным причинам не подходит.

— Человек может вполне подходить, но при этом не хотеть брать ребенка...

— Среди 1000 двое достойных найдутся всегда. Многие люди не хотят или боятся взять ребенка исключительно по психологическим мотивам. Не готовы! Должна быть развернута серьезная информационная кампания в рамках проекта «Россия без сирот!». Например, такая ведется в Бурятии, Перми, Краснодаре, где с рекламных щитов и листовок обращаются сотрудники детских домов: «Придите и познакомьтесь с нашими детьми!»

— Несколько лет назад у нас началась подобная кампания. Детей действительно стали брать больше. Но вскоре последовала волна возвратов обратно в детдома...

— Это сложно назвать волной. Процент повторных отказов невысок. Любая кампания должна быть хорошо подготовлена. Максимальное внимание к отбору кандидатов, тестированию, экзаменам, подготовке будущих родителей. Должны открываться школы приемных родителей и службы сопровождения. В процессе обучения отсеивается до 60% желающих стать приемными родителями. Это повышает качество отбора. В Ульяновске, например, нет ни одного возврата! Такая работа позволяет свести к минимуму вторичный отказ от детей. Когда ребенка снова бросают — это огромная трагедия. За приемной семьей должен быть постоянный контроль и поддержка. Недавно в Вологодской области я был в приемной семье, они рассказали свою историю. Родители очень хотели третьего ребенка, но как-то не получалось. Взяли из дома ребенка мальчика без ручек. А потом мама сама родила дочку. И в какой-то момент захотела вернуть малыша. В течение года с этой семьей работали специалисты, и теперь мама говорит, что она счастлива, что не отдала сына, не понимает, какое помутнение нашло тогда.

Конечно, все сиротские учреждения закрыть мы не сможем. Есть дети, которые нуждаются в постоянной медпомощи. Или сложные подростки, которые уже сами никуда не хотят идти. Можно оставить специализированные детские дома. Но обязательно должно быть их разукрупнение, не больше 30 ребят в учреждении.

— Вы много ездите по стране, неужели можно за день-два пребывания в регионе вникнуть в местную специфику детских проблем? При том, что у нас так любят возводить «потемкинские деревни».

— За неделю до проверки не исправить то, что разваливали 20 лет! За два года я проверил 996 детских учреждений, посетил почти все регионы. Но перед моим визитом туда выезжает группа специалистов — Детский спецназ. Это профессиональные инспекторы из моего аппарата. Они изучают каждое личное дело, разбираются с ЧП, выявляют скрытые недостатки. За неделю до приезда каждый проверяемый регион представляет комплексный отчет за последние 4 года по всем позициям: рождаемость, смертность, беременности и аборты девочек, детская преступность и преступления против детей, выявление сирот и семейное устройство, и так по 350 позиций. Полученную информацию тщательно изучаем. У меня есть и свой опыт, все же 20 лет адвокатуры за плечами. Я смотрю не на фасад: видимость — она для дураков. Заглядываю в спальни, в тумбочки, смотрю матрасы, нюхаю воздух. Новенький умывальник — это хорошо, но если он ни к чему не подключен, понятно, что обустройством жизни сирот здесь не занимались. Я даже чаще, чем мои советники, нахожу рваные вещи, матрасы. Запрещенное видео, электрошокеры, карты, сигареты. За такие вещи после наших проверок уже более 230 должностных лиц уволены: от воспитателей до вице-губернаторов и региональных министров.

— За что обычно увольняете?

— За халатность, равнодушие и жестокость. Например, громкая история в Павловском детдоме-интернате для умственно отсталых детей, где благодаря волонтерам был обнаружен маленький Илюша в последней стадии истощения. Директор совершенно спокойно мне говорит: «Он увядает». Как так можно относиться к ребенку! Его надо спасать! А не созерцать «увядание»! Конечно, мы ее уволили. Во всех детских учреждениях обязательно должны быть волонтеры. Кстати, одного из активных волонтеров, Андрея Домбровского, мы сделали замдиректора Павловского детдома. Именно его энергия, желание помогли изменить ситуацию и в этом учреждении, и с Илюшей в частности. Мальчика подняли на ноги. Министр соцзащиты Бурятии, которая на совещании заявила в ответ на мои претензии по недостаткам в личных делах сирот-инвалидов, что это дети «безнадежные и бесперспективные». Я не сдержался и ответил, что ее считаю безнадежной и бесперспективной. Министр, руководитель, работающий с детьми, просто не имеет права так даже думать!

Ложь также ненавижу. Недоделки, недоработки, ошибки можно признать и исправить. Не оправдываться и сочинять небылицы, а работать и исправлять! В Тамбовской области в образцовом детдоме им. А.В.Луначарского я обнаружил 4 диска с порнофильмами. Лежали прямо на виду, в стопке других дисков. Там же целая кипа жутких кровавых ужастиков — в общем, то, что детям смотреть совсем не рекомендуется. Я понимаю, недоглядели. Я поручил, уважая заслуги директора, разобраться и наказать воспитателей. Вместо этого директор сама стала сочинять сказки: мол, мальчик шел и нашел на дороге, ему коробочка понравилась, и, дескать, это вовсе не порнография, а эротика. Вот это и называется враньем. За это можно и уволить, хотя изначально так вопрос не стоял. Или в Сыктывкарском детдоме, где, проверяя компьютеры, я обнаружил, что дети массово заходят на порносайты. Директор тут же стоит и врет, что она проверяла, как работают фильтры. Тут же при свидетелях проверяем — никаких фильтров нет. Вранье? Безусловно! Такие люди портят и так непростых детей.

— Многие возмущаются тем, что вы не ведете личный прием.

— Личный прием ведут все мои сотрудники. Мы принимаем тысячи обращений, открыли интернет-портал, которого вообще не было. Участвуем в сотнях процессов и выигрываем абсолютное большинство дел в защиту нарушенных прав детей. В связи со сложнейшей ситуацией в регионах я в Москве бываю 1–2 дня в неделю. А в основном в командировках, в поле. По-другому пока невозможно. А качество нашей помощи только растет. Для того чтобы успеть как можно больше, и был создан институт уполномоченных по правам ребенка в каждом регионе. Я два года уговаривал каждого губернатора — и они поверили. Сегодня уполномоченные, которых не было раньше, учреждены везде, во всех 83 регионах! Они активно работают на местах, расследуют всякие ЧП — мне есть на кого опереться.

— Одна из основных претензий к вам — отсутствие по сей день Национального центра поиска пропавших детей.

— Каждый год в России разыскиваются от 40 до 50 тысяч детей. Это в основном дети, убегающие из дома и детских учреждений, среди них, к сожалению, есть и жертвы криминала. При этом абсолютное большинство находится. Неустановленными к концу каждого года остаются около 1000 детей. Но проблема заключается в том, что многие из них выезжают с родителями в другую местность и даже за рубеж, а их учет не ведется.

По поводу специального центра. Есть поручение о создании Мониторингового центра — он создан, и руководит им мой общественный помощник Аня Левченко, которая всем известна в Интернете как «Агата Кристи» и является эффективным борцом с педофилами. Именно на встрече с ней президент дал такое поручение. Она его выполнила, причем без бюджетных средств.

Также создан Мониторинговый центр по изучению ситуации с приемными детьми в РФ и за рубежом в аппарате уполномоченного по правам ребенка.

Непосредственно поиском пропавших детей у нас занимаются очень активно прежде всего полиция, спасатели и волонтерские организации. Мы стараемся их объединить, и руководители движения «Лиза-Алерт» являются моими общественными помощниками. Президент Медведев отметил их труд благодарностью за спасение жизни людей. На сегодняшний день они самые эффективные, энергичные и оперативные. Вопросу организации единого регламента поиска пропавших детей и объединения всех усилий мы посвящаем один из трех дней Пятого федерального съезда уполномоченных по правам ребенка, который проходит в Санкт-Петербурге 24–26 апреля. Мы даже будем проводить практические занятия. В каждом регионе при уполномоченных создаются такие волонтерские отряды. Мы координируем их действия с МВД и МЧС. Без совместной работы эти действия не будут столь эффективными. Практика же создания подобных центров в США и Европе нами тщательно изучена. Они все носят статус негосударственных и не получают ни копейки госденег, содержатся за счет частных фондов. А те несколько концепций, предлагаемые некоторыми общественниками, которые я видел, все требуют от 1,5 до 4 млрд. бюджетных денег ежегодно. В этой ситуации все вопросы адресуйте правительству и Минфину. Мы выходим из положения без лишних затрат.

Уполномоченный инспектирует один из региональных детдомов. Фото из архива пресс-службы П.Астахова

— Почему сейчас фактически приостановлено международное усыновление, ведь иностранцы часто берут таких ребят, от которых отказываются наши потенциальные родители?

— Это миф, что иностранцы берут много детей-инвалидов. Так было когда-то в 90-х, но сейчас наши граждане берут в 2–3 раза больше таких детей, чем иностранцы. Зато 82% сирот до трех лет в Сибири, Хабаровском крае, Иркутске, Еврейской автономной республике как раз приходится на иностранное усыновление.

— Меньше всего наши усыновители хотят брать детей с интеллектуальными нарушениями. Иностранцы к этим проблемам относятся спокойней и нередко «вытягивают» детей, которым прочили растительное существование.

— В Америке таких малышей называют «особенные дети» и относятся к ним с большим вниманием. Там изменилось отношение к таким детям в 60-х годах, когда в семье Кеннеди одна из девочек была отправлена в такой приют из-за умственной отсталости. Когда я учился в США, то жил рядом с интернатом для таких детей. Жители города в честь 100-летия детдома предложили переименовать эту улицу в улицу Восхитительных детей. В России тоже есть люди, которые берут таких ребят в семью и хорошо их социализируют. Например, в Астраханской области я познакомился с удивительной приемной мамой Верой Дробинской, которая взяла уже 8 детей с тяжелыми диагнозами из Разночиновского интерната.

Семьям, где растут такие дети, надо помогать, при этом работать на опережение ситуации. Как только появился ребенок с проблемами развития, тут же прикреплять к семье патронирующего врача и социального работника. Должна быть электронная систем учета, как в Тюмени, Краснодаре, Перми. Как только такой малыш рождается, уже в роддоме к маме должны прийти специалисты, успокоить, объяснить, помочь. У нас часто происходит наоборот. Врачи отговаривают забирать детей с синдромом Дауна и пр. Здесь тоже должны помогать молодежь и волонтеры. В Европе, США ни одного студента не допустят к экзаменам, если он не отработает «социальные часы» — это 2–4 часа в неделю, посвященные работе на благо общества. Мой сын, когда учился в Англии, два раза в неделю водил ребенка с синдромом Дауна в бассейн, в парк, на футбол, в театр.

— Кстати, о ваших детях. Ваши сыновья Антон и Артем работают вместе с вами, и, насколько я помню, со старшим вы даже вместе летали в Доминикану за Денисом Хохряковым.

— В Доминикану я летал один. Сын меня встречал в аэропорту. Он является моим общественным помощником, не состоит на госслужбе и не получает зарплаты. Таких помощников из наиболее активных граждан у меня сегодня 8: Аня Левченко, Ксения Алферова, Егор Бероев, три лидера «Лизы-Алерт», Дарья Макарова в Новосибирске и Антон Астахов. У них свежий взгляд на проблемы, светлый ум, и мне важна их помощь. Мои старшие сыновья — люди самостоятельные, деньги умеют зарабатывать сами.

— Успеваете общаться с семьей, с младшим, 2,5-летним сыном Арсением?

— К сожалению, реже, чем хотелось бы. Он очень не любит, когда я собираюсь в командировки. Подходит, просит: «Папа, не уезжай!» Сердце сжимается. Но работа есть работа. Может быть, из-за того, что дома меня ждет маленький ребенок, я по-другому, в каком-то смысле как папа, отношусь к каждому ребенку, с которым общаюсь в своих поездках.

— Вы считаетесь одним из самых богатых наших чиновников, в прошлом году заработали около 20 миллионов рублей. При этом вы официально приостановили адвокатскую практику. Неужели у вас такая хорошая зарплата?

— Я никогда не скрывал своих доходов и за каждую копейку, заработанную своим трудом, отвечаю! Тем, кому любопытно залезть в чужой бюджет, — отвечаю. Почти двадцать лет активной юридической практики помогли мне создать благосостояние для семьи. Часть денег до сих пор на депозите, часть в акциях, а это приносит проценты. За это время я выпустил уже более 60 книг по юридической тематике, 8 художественных романов, которые постоянно переиздаются большими тиражами. Например, первые книги из серии «Час суда» разошлись тиражом 500 000 экз. Общий тираж романов уже более 1 млн. В прошлом году вышел фильм «Рейдер». Это всё творческие гонорары. Я по-прежнему (вот уже 9 лет) преподаю в двух университетах и заведую кафедрой гражданского процесса. Все это разрешенные законом виды деятельности и доходы.

— Ваши критики считают, что вы слишком много — так, что это смахивает на личный пиар, — говорите о проблемах с русскими детьми за рубежом. Хотя у нас в России ситуация с детьми куда печальнее.

— Честно говоря, до моего назначения на госслужбу я за границей бывал в десять раз чаще! Но уделяю внимание я всем ситуациям, где наши дети оказались в беде. В первую очередь в России. Получить полную информацию обо всех расследованиях ЧП с детьми можно на нашем инфо-портале rfdeti.ru. Там есть даже фотоотчеты для особо неверующих. Для этого же я веду «Твиттер», где все очень прозрачно. Не хочу оправдываться — читайте. Что касается ситуации за рубежом, то всем известно, что в США за последние 18 лет погибло 19 российских детей. А по официальным данным, там находится около 60 тысяч усыновленных наших ребят, по неофициальным — до ста. У нас за это же время погибли 13 усыновленных детей, а под разными формами опеки находится около 500 тысяч. Вот и смотрите, где положение хуже.

— Вы лично летали в Финляндию, чтобы помочь Инге Рантала. Но за границей у многих наших граждан с детьми проблемы. Вы каждый раз будете вмешиваться в ситуацию?

— Особые ситуации требуют особых мер. Надо — вылетаю. По поручению президента, который очень чутко реагирует на такие детские беды. Сложности у наших граждан возникают особенно часто тогда, когда нет двухсторонних соглашений с этими странами, которые бы регулировали конфликтные ситуации, связанные с детьми. В первые же дни работы в новой должности я встретился с послом Франции и коллегами. Было достигнуто соглашение создать спорную комиссию по семейным делам, теперь, думаю, конфликтов, связанных с детьми при разводе, будет меньше. Также заключен договор о сотрудничестве в вопросах усыновления с Францией и США. Особенно много проблем с Норвегией и Финляндией, но они пока отказываются заключать подобные соглашения. В дела Инги Рантала мне пришлось лично вмешиваться, т.к. ситуация принимала опасный для ребенка оборот: и Ингу, и ее мужа уже лишили родительских прав. Удалось их восстановить во время личных переговоров с опекой, министерствами и советниками президента Финляндии.

— Судьба, например, Риммы Салонен не менее трагична. Вы что-то собираетесь сделать для помощи ей и ее сыну?

— Напомню, что трагедия Риммы развернулась до моего назначения, но с первого дня мы ее поддерживаем. Невозможно просто так отменить уже состоявшиеся решения финских судов, но мы помогаем ей обратиться в Европейский суд и добиваться решений в том числе и политическим путем. Ведь ребенка фактически похитили. Стоит сказать, что благодаря настойчивости президента Д.Медведева Россия наконец присоединилась к Гаагской конвенции о похищении детей. В соответствии с ней поступок финского дипломата, вывезшего Антона в багажнике дипмашины, — преступление. Государство не может вмешиваться в дела другого государства, но поддерживать своих граждан и отстаивать их права внешнеполитическими средствами мы должны. Мы очень плотно работаем с МИДом и сейчас инициируем упрощение порядка получения гражданства РФ для детей в смешанных браках. Это серьезно изменит ситуацию и даст нам новые правовые возможности. С Риммой я общаюсь регулярно.

— Вы общаетесь с детьми, чьей судьбой первое время активно занимались, например, с Денисом Хохряковым, который сожалел о том, что вернулся из Доминиканы в Россию?

— Денис Хохряков несколько раз в присутствии доминиканского министра по делам семьи и органов опеки еще в Доминикане повторил, что хочет уехать в Россию. Ведь в Доминикане жизнь очень тяжелая. Наши туристы видят только курорт. А в приюте жили 83 ребенка, и один беленький — Денис. Он был худющий, изможденный, вся голова и уши в ранах и шрамах. Кто тогда его не видел — никогда не поймет этой боли брошенного парня. Он учился в свои 12 лет во 2-м классе доминиканской школы. Это уровень начальной группы детсада. А сейчас он находится в отличном детском доме, где я его регулярно навещаю. Он мой своеобразный крестник, как и Артем Савельев, Роберт Рантала, Саша Бергсет. Был период адаптации, когда он чуть-чуть скучал по климату Доминиканы, по морю. Мы даже разрешили приехать к нему его бывшую воспитательницу из Доминиканы, но и ей он сказал, что в России лучше! Мальчик нормально освоил русский язык, нашел друзей — и среди детей, и среди взрослых. Я уверен, что у него все будет отлично. И у всех детей России тоже. Россия будет без сирот, счастливой страной Детства.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру