Президент Путин опять захотел сделать народу приятное. И у него получилось! Он вернул нам звание Герой Труда. Нам — тем, кто рожден в Советском Союзе, тем, кто сделан в СССР. Нам — рабочей косточке, тем, кто пятилетку выполнял в три года, кто был подлинным хозяином страны.
Вы не поверите, но я им был тоже. Поэтому, когда смотрю на Владимира Владимировича в программе «Время», слезы умиления наворачиваются на глаза и хочется воскликнуть в сердцах: «Спасибо за все, отец родной». Сразу вспоминается бурная молодость и полиграфическое ПТУ №25, которое я закончил как не совсем простой подросток. Закончил в 1983 году и был распределен в типографию ЦК КПСС «Правда». Это была самая лучшая и самая привилегированная типография, имеющая санатории по всему Советскому Союзу от Юрмалы до Сухуми, куда без всяких проблем по профсоюзной линии получали бесплатные путевки самые разные представители гегемона. Рабочий класс чинно и благородно рассаживался в отпускные поезда и отъезжал пить свой «Боржоми», благо тогда делать это было еще не поздно.
Меня взяли в бригаду на листоподборочную машину. Профессия моя называлась накладчик-подкладчик 4-го разряда. Нужно было брать со стеллажей пачки отпечатанных страниц и быстро, но аккуратно накладывать их в секции огромного гэдээровского агрегата. На приемке другой человек успевал взять груды точно сбитых листов, столкнуть их и отправить на конвейер, где дело продолжали сшивальщицы. Затем проклейщицы и проклейщики. Наконец автоматом на каждый блок накладывалась обложка — вот и готова книжка!
Да, это был очень интеллектуальный труд — бери больше, кидай дальше, только успевай за машиной. И чтобы без брака, ничего не перепутай, а то без премии останешься.
Я так приноровился, так вошел во вкус, что вскоре меня отметили. «Пойдем, сфоткаться надо», — как-то сказала мне бригадир Галина Николаевна. Вид на фотографии получился блаженный и глуповатый, но вскоре я увидел свое изображение в цеху на самом видном месте под рубрикой «Лучший молодой рабочий».
Я лихо, с энтузиазмом продолжал накладывать-подкладывать, бригада наша каждый раз чуть перевыполняла ежедневную норму, и года через три меня опять повели фоткаться. В результате в красном углу появилось еще одно мое изображение все с тем же глуповатым видом. Таким образом, я стал дважды пришибленный доской почета…
Воровали в цеху все. Лозунг «самая читающая страна» здесь был воспринят буквально. Ветераны труда, ударники социалистического соревнования, мастера, слесари, уборщицы заходили за стеллажи и прятали тома из библиотеки «Огонек» в самые подходящие для этого интимные места. В лифчики (женщины), в трусы (мужчины и женщины) и еще во множество самых разных тайников на собственном теле. Был у нас старший мастер Володя, очень уважаемый человек. Рассказывали, что на унесенные ветром книги он сумел купить себе машину и построить дачу. А лицо такое начитанное-начитанное.
Как мальчик из интеллигентной семьи, я, увидев очередной стриптиз с Чеховым или со Львом Толстым, подходил к несуну и тихо так, интимно наговаривал: «Нельзя воровать». «Нельзя, конечно, нельзя, иди, Саш, иди», — успокаивал меня очередной уважаемый человек. И я шел с чувством выполненного долга, потому что стучать начальству считал для себя недопустимым. Однажды в обеденный перерыв я взял краску, кисточку и на огромной доске для прокладки блоков написал: «Не укради! Такова заповедь Христа». Доску поставил на самое видное место, но на надпись никто внимания так и не обратил. Люди продолжали накладывать за пазуху русскую и зарубежную классику и чувствовали себя замечательно. Потому что без великой литературы просто не представляли своей жизни.
А потом меня выбрали собирать комсомольские взносы. Платили не все, например, по причине ухода в доблестную Советскую армию. Но тетенька из Центрального комитета требовала, чтобы платежи сдавали в срок и без задолженностей. В нервной тряске я звонил маме, она тут же приезжала, давала деньги, и я доплачивал. Потом оказалось, что большую часть этих взносов взял себе на карман какой-то комсомольский босс. Не удивлюсь, если выяснится, что сейчас он уже стал маленьким олигархом.
Я видел, как распадается система изнутри. Но на доске почета эти передовики производства, а по совместительству воры и жулики, висели как миленькие. Это были очень уважаемые люди, им вешали медали «За доблестный труд», но выпить и схватить все, что плохо лежит, они тоже были не дураки.
Потом уже я узнал, что прославленный Алексей Стаханов на самом деле был Стакановым, но так как «стакановское движение» у нас в стране было распространено повсеместно, для благозвучности «к» сменили на «х», и движение стало Стахановским. Дальше оказалось, что за шахтера Стаханова рекордный уголек давала стране целая бригада безымянных героев.
А от прекрасного фильма «Член правительства» с великой Верой Марецкой в главной роли — «вот стою я перед вами, простая русская баба, мужем битая…» — остался только «Член…». Им, пошедшим на повышение, сделавшим феноменальную карьеру «из грязи в князи», оставалось только заседать в президиумах, фотографироваться с пионерами и жиреть на пару с партийными бонзами. Что такое комбайн или ткацкий станок, они быстро забывали.
Среди фигурантов знаменитого узбекского хлопкового дела, раскрученного совсем забытыми ныне Гдляном и Ивановым, были сплошь Герои Социалистического Труда, Гертруды, начиная с первого секретаря ЦК республиканской компартии товарища Рашидова и заканчивая последним, самым захудалым директором совхоза. Звездочки на грудь как символ многомиллионных приписок сверх лимитированного бабла. Что охраняем, то и имеем…
Если бы не распался Советский Союз, я бы подкладывал и накладывал все лучше на своей листоподборочной машине, все интенсивней. Я стал бы самым качественным накладчиком-подкладчиком и висел бы уже на доске почета не как лучший молодой, а как непревзойденный старый рабочий. И перед самой пенсией меня бы обязательно наградили моей Гертрудой. Посмертно. Ведь я же заслужил ее, правда?
