Что заставляет стрингеров работать с риском для жизни

Спецкор «МК» узнала,что движет журналистами, работающими в зоне боевых действий, контртеррористических операций, массовых беспорядков и землетрясений

Раньше их называли стрингерами, «вольными охотниками». Теперь именуют – фрилансерами, независимыми журналистами. Их хлеб – съемки в зоне боевых действий, контртеррористических операций, массовых беспорядков, этнических конфликтов, наводнений и землетрясений. Они - вне штата какой – либо компании, живут на гонорары. Одни считают их «операторами смерти» и обвиняют в продажности и безмерном цинизме, другие называют суперпрофессионалами, «глазами и ушами» общества, благодаря кому все скрытое становится явным.

Считается, что они могут выполнить любую работу. При этом полагаются только на себя. Кто они — стрингеры наших дней?

Двое из «вольных охотников» согласились откровенно рассказать спецкору «МК» о себе и своей работе.

Спецкор «МК» узнала,что движет журналистами, работающими в зоне боевых действий, контртеррористических операций, массовых беспорядков и землетрясений
Фото из личного архива. На фото: Сергей Пономарев

«Цинизм — способ защиты собственной души»

Весной, во время осады Славянска украинскими войсками, все журналисты жили в местной гостинице «Украина». Wi-Fi был только в фойе и ресторане, откуда все «передавались» и «гнались».

Фрилансеры, большая часть из которых работала на зарубежные каналы и издания, держались отдельно. То и дело сыпали терминами «бриф», «адвего», разговаривая по телефону, переходили на беглый английский. Внезапно срывались и также неожиданно появлялись. «Эти за эксклюзив глотки друг другу перегрызут. Когда пахнет «зелеными» - у них закон джунглей», - бросил однажды кто – то из коллег. Но, когда я не успела к зданию СБУ, где давал интервью задержанный диверсант из батальона «Днепр – 2», один из «стаи», без лишних слов, дал мне прослушать, а потом и скопировать аудиозапись с признанием «правосека».

Так кто же они, эти фрилансеры, кого отождествляют с наемниками - «псами войны» и «дикими гусями», хотя они не берут в руки оружие? Кто они, чей образ романтизируют, наделяя их чертами борцов за правду?

Оба моих собеседника профи в своем деле. У Сергея Пономарева за плечами большой стаж работы фотографом в популярной деловой газете, интернет – издании и новостном агентстве. Он свободно говорит и пишет на английском, знает разговорный арабский язык. Два года, как он фрилансер. Только за последний год он успел поработать в секторе Газа, в Сирии, а Украину с фотокамерой прошел от Майдана до Донбасса.

Второй собеседник – журналист Александр Наумов живет в Донецке, снимает сюжеты, как для российских, так и зарубежных телекомпаний.

-Согласны, что вас называют "волками-одиночками"?

-Отчасти, да. Мы не работаем постоянно на какое – то одно издание и надеемся только на самих себя, - говорит Сергей. - Сам термин «фрилансер», свободный копейщик, который придумал Вальтер Скотт в романе «Айвенго», говорит сам за себя. Мы - вольные художники. Это та экономическая модель, которая сейчас наиболее удобная для меня.

-Мы не «волки», а скорее «борзые», потому что, работаем, не кусая друг – друга, - говорит в свою очередь Александр Наумов.

-Существует расхожее мнение, что между фрилансерами нет дружбы, только жесткая конкуренция.

-Неправда. Во – первых, мы очень часто ездим вместе, арендуем одну машину, потому что таким образом можно сэкономить на расходах, - говорит Сергей. – Во – вторых, гораздо безопасней передвигаться в зоне военных действий вдвоем, втроем. Каждый на связи с изданием, на которое работает, и если что – то произойдет, может «маякнуть», чтобы тебя, в случае чего, начали искать, оказали помощь и так далее. Фрилансеры – это братство, мы часто сидим в одном окопе, а конкурируют в основном наши начальники. Бывает, конечно, что свою историю приходится держать в тайне ото всех, но в 90% случаев мы всегда делимся друг с другом информацией и держим друг друга на связи.

-У нас в Донецке все тэвэшники знают друг – друга, и поэтому отношения из разряда профессиональных давно перешли в плоскость приятельских, - рассказывает Александр. - Стараемся помочь друг другу, если один узнает о событии, сообщает другому. И нередко, если кто-то не успел что – то снять, мы делятся материалом. Чего никак не хотят понять и принять руководители каналов.

-Одни говорят, что в вашей профессии больше авантюрной бесшабашности и разудалой отваги. Другие, наоборот, считают, что стрингер - это высочайшая степень самосохранения. Кто прав?

-Личная безопасность - это, прежде всего. А бесшабашность и разудалая отвага это для первокурсников журфака. При таком поведении жить тебе недолго, - считает Александр.

-Бесшабашность тоже нужна, потому что ты едешь в неизвестность, часто приходится молниеносно принимать решение, - говорит Сергей. - Задача стоит не только попасть в нужную зону, но и материал привести. Тут нужен опыт и понимание тех рисков, которые ты на себя берешь. Ты оцениваешь - стоит туда лезть или не стоит. Были моменты, когда приходилось говорить: «Нет, ребята, я туда не поеду, давайте сделаем эту историю не следующий день, через два дня». Никакого безумного бросания: абы – чего, обдумываем каждый свой шаг. Надо не просто влезть в зону, но и выжить там.

-Вы застрахованы?

-Я страхую сам себя.

-Первейшую роль играет интуиция?

-Иногда, основываясь на своих личных ощущениях, говорю – нет. Помню, в Сирии во время химической атаки я жил в старом городе. Это было удобно для съемки, близко к зоне, которую контролировали повстанцы, к простым людям. События развивались недалеко от отеля. Но, в какой – то момент, я понял, что надо перебираться в гостиницу, где жили все журналисты. Она была в другом районе, подальше от повстанческой территории, хорошо охранялась. Через день я узнал, что старый город подвергся обстрелу, одна из мин взорвалась поблизости от отеля, там были разрушения.

-Стрингеры в большинстве своем циники?

-Это специфика профессии, иначе нельзя оставаться в здравом уме, особенно когда воочию видишь горе, гибель людей, - говорит Александр.

-Цинизм приходит с опытом, потому что приходится пропускать через себя большое количество чужих страданий, - говорит Сергей. - Это очень сложно, и приходится выстраивать некий барьер, который потом и называют цинизмом. На самом деле – это степень защиты собственной души.

-У вас есть официальная аккредитация?

-Не всегда. Но в зоне боевых действий это одно из обязательных условий, - рассказывает Александр.

-То издание, которое меня нанимает, естественно заботиться о моей аккредитации и пропусках, - говорит в свою очередь Сергей.

-Это правда, что у каждого стрингера только действующих удостоверений несколько десятков и еще столько же просроченных?

-Правда, потому что сегодня я работаю на одно издание, завтра – на другое, и все удостоверения остаются, я их не сжигаю и не сдаю. Но лично я не использую их для прикрытия, не достаю в нужный момент, то или иное удостоверение. Я предпочитаю называть свое имя, фамилию, и добавляю - фрилансер. Я, например, много работаю на газету «Нью – Йорк Таймс», но фотографом этой газеты я себя не называю. Удостоверение этой газеты я достаю в те дни, когда работаю на данное издание.

«Страх и любопытство – эти два чувства в человеке борются постоянно»

-Каково было работать на Украине?

-Очень сложно, потому что нас все время в чем – то подозревали, во всех, за исключением нескольких журналистов из государственных российских СМИ, видели шпионов. Относились с огромным презрением, подозрением и доступ к информации был неравноправный, - делится Сергей.

-Кто из людей особо запомнился?

-Два человека, один из Луганска, другой – из Донецка, которые поддерживали ДНР и ЛНР. Они были абсолютно идентичны, оба не успели на Великую Отечественную войну, родились чуть позже, были выращены на патриотизме и прославлении военных побед. И вдруг на старость лет им представилась возможность почувствовать себя героями, какими были их сверстники в 1941 — 45 годах. Мне их было безумно жалко, но я понимал, что сама жизнь поставила их в ситуацию, когда можно с гордость поносить георгиевскую ленточку.

-Как вам удается налаживать контакты с военными командирами?

-Приходишь, знакомишься, а дальше все от человека зависит, - говорит Сергей. - Иногда он рад уделить тебе внимание, а иногда хочет что – то для себя поиметь. Надо понимать, что бойцы всегда в нужде. Можно захватить с собой блок сигарет, например, или чай. Чем – то угостить. Я стараюсь никого не подкупать, потому что это противоречит моей этике. Это должна быть добрая воля человека показать журналисту свой быт и жизнь. Если нашли личный контакт без денег, это большая заслуга, и у репортажа более высокая ценность, нежели когда привозят пачку денег и говорят: «Показывай мне все!»

-Стрингер ограничен в финансах, поэтому деньги никому на передовой не платит, - говорит в свою очередь Александр.

-Где обычно базируетесь?

-Если нет возможности выбраться из зоны боевых действий, остаемся в блиндаже. Но стараемся все – таки к вечеру добраться до гостиницы, или до места, где есть интернет, чтобы передавать материал в редакцию. Тем более, если это новостная история о продвижении войск. Ночью на передовой делать нечего, в темноте ничего не снимешь. К тому же это небезопасно. Ночь пугает солдат и они начинают стрелять по всему, что движется.

Если же снимаешь персональную историю о бойце, то да, приходится с ним много времени проводить вместе, жить там, где живет герой твоего материала.

У телеоператора Саши, кто живет в Донецке, ситуация иная:

-У нас странная война, поэтому после съемки мы возвращаемся домой. Но и там война. Она вокруг и везде. Грохот градов и гаубиц преследует везде. Разница лишь в силе звука, которая зависит близко или дальше от тебя стреляют. Это «стрингерство по – Донецки», жизнь в работе.

-С вами едет группа поддержки?

-Иногда, и то не они с нами, а мы с ними. Стрингер работает по своему плану и заданию. И не всегда это совпадает с планами поддержки.

-Страх смерти присутствует постоянно?

-Да, противное чувство, - говорит Александр.

-Страх смерти присутствует, это то, что дает тебе двигаться вперед. Страх и любопытство – эти два чувства, которые в человеке борются постоянно.

-Бывали моменты, когда хотелось все бросить и бежать?

-И бросал, и бежал, - говорит Александр.

-Если ты попал в какую – то переделку, из нее надо выбраться, - считает Сергей. - Иногда накатывает безумная усталость, когда тебя уже ничего не интересует, тебе не хочется куда – то идти, желание одно - упасть. А когда выбрался –наступает катарсис, уже не от страха, а от усталости.

-Когда идет бой, бойцов не раздражает, что вы мешаетесь с камерой под ногами?

-Бывает, покрикивают беззлобно: «Спрячь голову идиот», - говорит Александр. – Стараешься на рожон не лезешь, заранее выбираешь позицию, откуда легче убежать или спрятаться.

-Если это работа за границей, солдаты понимают, что есть языковой барьер, и если они тебе что – то скажут, ты можешь их не понять. Поэтому в данной ситуации им проще тебя не заметить. Главное не мешаться у них под ногами, - делится с нами Сергей. - Иногда у человека есть время подумать о том, как он будет выглядеть, и тогда он начинает гонять фотографа. Значит не такой уж серьезный идет бой.

-Что не прощается на войне?

-Среди коллег – не следование договоренности, - говорит Александр. – Например, были на одном событии, но у него есть возможность на 15 минут раньше передать материал. Договариваешься по времени, кто, во сколько скинет съемку в свою контору. А он обманул… Это не правильно.

-Не прощается неискренность. Это чисто мужская тема, война - это то место, куда едут за ощущениями искренности, где нет условностей, двусмысленности, которые присущи мирной жизни, - говорит Сергей. -Все мысли, чувства, разговоры здесь очень четкие. Если человек говорит – «да», то ты надеешься на его «да».

-Трусость могут простить?

-Если ты пообещал, дал слово, но не сдержал его, ссылаясь на обстоятельства, тогда нет. А если испугался, то прощается, все боятся.

-Где вы испытали самый большой страх?

-Когда ехал на съемку на второй день после захвата аэропорта в Донецке, - говорит Александр. - Меня предупредили, что на Киевском проспекте работают несколько снайперов, - рассказывает Александр. - В этом случае ты не знаешь, что с тобой произойдет дальше. Ты в зависимом от обстоятельств положении и ничего не контролируешь.

-Это было во время протестов в Бахрейне, - делится с нами Сергей. - Большинство населения там мусульмане — шииты, а правящая верхушка в основном сунниты. Шиитское большинство добивалось отмены ограничений на занятия руководящих постов в госструктурах и армии. Мы ездили по протестующим деревням, на одном из блок – постов нас остановили полицейские, вытащили из машины, поставили на колени, приставили оружие к голове и готовы были уже стрелять. Нас спас их командир. По его окрику с большой неохотой полицейские отпустили нас. В те минуты, когда стоял на коленях и думал, будет больно или нет, испытал страх.

«Люди на войне фаталисты»

-У вас есть с собой медицинская аптечка? Сможете в случае необходимости сами себе поставить угол?

-Я знаю, как оказывать первую медицинскую помощь, за плечами - военные курсы. Если потребуется, смогу поставить себе мышечный укол, ввести антишоковый препарат.

-Бывает, что надеваете камуфляж?

-Нет. Это принципиальная позиция. Журналист на войне должен быть в гражданской одежде и отличаться от обеих враждующих сторон. Есть броник, есть каска с надписью «пресс». Если, например, с американской армией идешь, с войсками живешь, обязательно надо надевать маркированную защиту. А бывают ситуации, когда требуется скрыть бронежилет под одеждой, потому что к прессе бывает еще худшее отношение, чем к враждующей стороне. Как это было, например, на Украине.

-Вам когда – нибудь разбивали камеру?

-Это было в арабских поездках. Там очень горячие люди. Чуть что — пытаются схватить камеру и бросить ее со всей дури на асфальт. Поэтому я всегда вожу с собой две камеры. По многим причинам, если вдруг ее кто — то долбанет, а также, чтобы не менять объективы во избежание попадания пыли на матрицу.

-Вас арестовывали?

-Последний раз на Украине. Случилась совершенно дурацкая история, произошедшая не по моей вине. Я ехал с корреспондентом, и когда мы проезжали украинский блок – пост по дороге в Донецк, он решил снять закат. Солдаты подумали, что мы шпионы, выволокли нас из машины, отпинали, надели мешки на головы, оттащили к себе на блок – пост. Я знал, как надо себя вести. Не паниковал, вел себя достаточно нагло, даже хамил, чтобы на блок — посту поняли: чувак чувствует за собой правоту. Спустя 5 часов нас вывели покурить, дали чай. После допроса, когда выяснилось, что у нас есть все документы, в том числе и разрешение на проезд, нас отпустили. Отняв при этом всю имеющуюся наличность и сняв пластины с бронежилетов.

-Атеистов на войне не бывает?

-Там люди в основном фаталисты, - говорит Александр.

-Я не наблюдал случаев, когда человек был атеистом и вдруг стал верующим, - говорит Сергей. - Это скорее что – то из области литературы.

-Берете ли с собой какой - то оберег, «счастливую» вещь или предмет?

-Берешь то, что может пригодиться, например, запасной аккумулятор. А оберег – это твое удостоверение, - говорит Саша.

-Если на ваших глазах кого — то ранили. Вы будете продолжать его снимать или броситесь ему помогать?

-Если рядом нет профессионалов, которые могут помочь, я брошу фотоаппарат и буду помогать. Ни одна фотография, ни одна премия, ни один гонорар, не стоит жизни человека, - считает Сергей.

-Постараюсь помочь, если это не будет угрожать моей безопасности, - в свою очередь говорит Александр. - Если моя жизнь будет в опасности, буду продолжать снимать. Потом эти кадры возможно помогут изобличить чье — то преступление.

-Сколько стоят ваши репортажи?

-На Украине это смешные деньги. Иностранные издания платят в разы больше, - говорит Александр. - Самая дорогая моя съемка стоила несколько тысяч долларов.

-Размер гонорара для меня вторичен, - делится с нами Сергей. - Если бы передо мной стоял выбор – работа в офисе или мотание по командировкам, когда приходится порой спать на матрасе где – нибудь в блиндаже, я все – равно бы выбрал работу «в полях». Здесь рубятся в общем – то не за деньги. Понимая, что кто – то должен делать эту работу, и если больше некому, то приходится самому.

-Вам дают деньги на командировочные расходы?

-У фрилансера есть два состояния. Либо ты «на заказе», тебя нанимают, чтобы снял нужный сюжет. В этом случае оплачивают твои расходы. Также фрилансер может быть свободным, он едет в нужную зону за свой счет, и уже потом предлагает изданиям готовую историю. Часто, если у одного из нас есть заказ, он снимает гостиницу и селит у себя в номер всех остальных. Такая вот группа взаимопомощи.

-Ваши материалы остаются безымянными?

-Не остаются безымянными. Мы не солдаты. Подписи должны быть, и мы за них бьемся.

-Приходилось хоронить друзей-коллег?

-7 мая 2007 в провинции Диала, на северо-востоке от Багдада, погиб мой близкий друг Дима Чеботаев, - говорит Сергей. - Американская автоколонна, с которой он передвигался, подорвалась на фугасе. В Ираке Дима находился с начала марта, был аккредитован от русского издания журнала Newsweek, 12 мая должен был вернуться домой. Ему не хватило 5 дней. Ему было только 27 лет.

8 августа 2008 года в зоне грузино-осетинского конфликта погиб фотокор Саша Климчук, который снимал тогда для ИТАР - ТАСС. Вместе с другими журналистами, Георгием Чихладзе и Станом Сторимансом их расстреляли на посту в Цхинвали.

6 августа 2014 года около Снежного Донецкой области погиб Андрей Стенин. В последнее время мы с ним редко общались, жизнь нас идеологически раскидала. Он был ярый сторонник ополчения, а я занял нейтральную позицию. В те летние дни я считал, что Славянск – не главная тема, война идет и в других городах Донбасса.

-Как семья воспринимает ваш образ жизни?

-Уже смирилась. Есть бывшая жена и двое детей, - признается Сергей.

-Что для вас работа фрилансера?

-Образ жизни и мышления, - подводит итог Сергей.

-Никакой психологической зависимости тут нет. Это необходимость, так любая другая работа, - считает в свою очередь Александр.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру