«Москвичи любили коктейль-холл, — вспоминал главный редактор издательства «Художественная литература» Александр Пузиков. — Было в нем уютно, напитки были легкие, и подвыпивших посетителей почти никогда не бывало. Сядешь перед стойкой на высокий круглый, вертящийся стол и потягиваешь через соломинку какой-нибудь вишневый пунш — нечто среднее между фруктовой водой и легким сладким вином, но гораздо вкуснее и той и другого. Голова, может, и закружится немного, но никакого опьянения».
Коктейль-холл был зримым свидетельством новой, невиданной жизни. Впрочем, многие воспринимали его как гнездо разврата. «Стиляг», то есть молодых людей, которые хотели радоваться жизни, ловили на улицах комсомольцы из отряда охраны общественного порядка. Приводили нарушителей в райком комсомола и сладострастно вели с ними разъяснительные беседы.
Идеологическая атмосфера становилась все более тягостной. Заворачивали даже те гайки, которые в военные годы вынужденно ослабили.
15 февраля 1947 года Политбюро утвердило проект указа президиума Верховного Совета СССР «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами».
В войну создали Антифашистский комитет советской молодежи — для мобилизации мирового общественного мнения на поддержку СССР. Его возглавил руководитель Гидрометслужбы и будущий академик Евгений Федоров. Комитет исполнял функции Международного отдела ЦК ВЛКСМ. По указанию ЦК партии комитет запретил советским молодым людям переписываться с иностранной молодежью — даже из социалистических стран.
Галантин из пулярки
Московские власти пытались украсить жизнь горожан, но располагали довольно скромными возможностями.
26 мая 1947 года Георгий Попов отправил Сталину записку:
«МК и МГК ВКП/б/ просят ЦК ВКП/б/:
1. Разрешить отметить 800-летие основания Москвы.
2. Установить день празднования 800-летия Москвы — воскресенье 7 сентября 1947 г.»
30 мая Сталин подписал постановление Совета Министров СССР «О 800-летии Москвы». 13 августа вышло новое постановление — «О строительстве памятника основателю Москвы Юрию Долгорукому».
В праздничный день открылись все кинотеатры, парки, дома культуры. Организовали уличные концерты и народные гулянья. Торговали булочками, пирожными, пряниками, мороженым и конфетами. Попов устроил прием — иностранные гости поразились роскоши (в скудное послевоенное время!) угощения. Меню сохранилось: икра зернистая, икра паюсная, расстегаи с рыбой, балык белорыбий, лососина малосоленая, раки в пиве, поросенок, галантин из пулярки, стерлядь волжская в шампанском, рябчики сибирские…
Когда Попову показали вырезки из иностранных газет, он был раздражен:
— Они что, голодают там? Только о еде и пишут. А о выставках, канале, метро, новых домах — почти ни слова. Это же главное у нас!
Георгий Попов умело использовал юбилей столицы, чтобы укрепить свои позиции. Начался период особой близости Попова к вождю. Сталин верил, что молодой и напористый московский секретарь решит все проблемы, заниматься которыми вождю уже не хотелось. Акции Попова стремительно растут. Как и его окружения.
Новые вожди Цекамола?
С 1943 года московским комсомолом руководил Николай Красавченко. Он приехал в Москву из Краснодарского края и поступил на исторический факультет Московского института истории, философии, литературы.
Красавченко дружил с руководителем ленинградского комсомола Всеволодом Ивановым, которого в 1945-м утвердили вторым секретарем ЦК комсомола. Иванов — человек с необычной биографией. В Гражданскую войну он остался без родителей, беспризорничал. Окончил электротехнический институт связи, остался в нем преподавать. В 1940-м его избрали секретарем одного из ленинградских райкомов партии, а в 41-м утвердили первым секретарем обкома и горкома комсомола. Всю блокаду он провел в осажденном городе. Защитил кандидатскую диссертацию по истории комсомола.
Иванов участвовал в идеологических кампаниях тех лет. В декабре 1946 года отправил секретное послание секретарю ЦК партии Николаю Патоличеву:
«Просим Вас ознакомиться со сказкой К.Чуковского «Собачье царство», изданной кооперативным издательством «Сотрудник» по заказу Центрального универмага Главособторга. По нашему мнению, это антихудожественное и антипедагогическое произведение. К.Чуковский, как и в предыдущих своих сказках «Одолеем Бармалея» и «Бибигон», допускает серьезные ошибки».
Патоличев переадресовал письмо в Управление пропаганды и агитации ЦК. Начальник управления успокоил второго человека в комсомоле: «Антихудожественная книжка К.Чуковского «Собачье царство» подвергнута критике в газете «Культура и жизнь» в заметке «Пошлятина под флагом детской литературы». По указанию Главлита книжку замечательного детского писателя конфисковали, она находилась в списке запрещенной литературы до самой перестройки.
Считалось, что Всеволод Иванов находится в оппозиции к первому секретарю Цекамола Николаю Михайлову. Поговаривали, что он и заменит малообразованного Михайлова: тот засиделся в кресле комсомольского вождя. А Красавченко казался очевидным кандидатом на пост второго секретаря. Его давно прочили в секретари ЦК ВЛКСМ, но возражал Попов:
— Мы на тебя в Москве виды имеем…
Однако же все получилось иначе. Иванова в 1949-м забрали в аппарат ЦК партии инспектором. Но это не было повышением. Через несколько месяцев Иванова арестовали. В том же году разразилось знаменитое «ленинградское дело»: расстреляли или посадили многих видных партийных работников, выходцев из Ленинграда. А затем началось и «московское дело», жертвой которого станет руководитель столичного комсомола.
Донос вождю
В октябре 1949 года на имя вождя в ЦК пришло письмо, под которым стояли придуманные подписи. Главной его мишенью был руководитель Москвы Георгий Попов. В письме говорилось, что в Москве возник заговор против Сталина — как в Ленинграде:
«Попов самый молодой из секретарей ЦК. Его одолевает мысль в будущем стать лидером нашей партии и народа… На банкете по случаю 800-летия Москвы один из подхалимов поднял тост:
— За будущего вождя нашей партии Георгия Михайловича!
Попов расставляет свои кадры везде, где может, с тем, чтобы в удобный момент взять баранку руля страны в свои руки. Таким образом, Попов соревновался с ленинградцами в расстановке «своих» людей. Шла подготовка к захвату лидерства. В Москве начали поговаривать, что Попову дорога расчищена на этом пути. В кругах МК открыто говорят, что пост великого вождя перейдет Попову…»
В письме досталось и руководителю московского комсомола Николаю Красавченко:
«Молодой карьерист комсомолец Красавченко попал на фронт, оказался в плену у немцев, неизвестно где дел партийный билет. Неизвестными путями выбрался из тыла врага. Ему бы место в лагерях. Но Попов выдал ему новый партбилет, послал за границу в числе членов молодежной делегации, а затем сделал его секретарем МК и МГК ВЛКСМ.
Будучи карьеристом, а не руководителем, Красавченко на прошлой областной конференции комсомола был забаллотирован депутатами. Попов находился в это время в отпуске. Поехали к Попову с вопросом, как быть? Приказ был дан «избрать Красавченко опять секретарем МК и МГК ВЛКСМ». Попов настоятельно домогался избрания Красавченко на последнем съезде комсомола секретарем ЦК ВЛКСМ. Но даже молодежь раскусила, что за фрукт Красавченко, и провалила его».
Николай Красавченко в 1941-м с большой группой московской молодежи был отправлен под Смоленск на строительство оборонительных сооружений. Немцы наступали так стремительно, что молодежь попала в плен. В каком-то сарае Красавченко, понимая, что его ждет, закопал партбилет. Но ему удалось убежать из плена. Выйдя к своим, он рассказал, как именно утратил партбилет, и ему выдали новый. Теперь этот эпизод поставили ему в вину…
Что касается поездки за границу, то в 1942 году его вместе с двумя снайперами, Героями Советского Союза, командировали в Англию и Соединенные Штаты — агитировать британскую и американскую молодежь за скорейшее открытие второго фронта.
Вождь многое прощал своим подчиненным, но если Попов позволяет окружению говорить о нем как о будущем лидере — значит, от него надо избавиться. Московское руководство сменили почти полностью. Николая Красавченко тоже сняли с должности и исключили из партии.
Сын Красавченко, Сергей Николаевич, рассказывал мне, что отец уехал за город и закопал в лесу винтовку, подаренную ему во время войны. Сжег письма тех, кого уже посадили. Полгода сидел без работы, ждал ареста. Потом попросился на учебу. Министр высшего образования Сергей Кафтанов великодушно согласился:
— Ладно, давай заявление, подпишу.
В 34 года бывший комсомольский вожак поступил в аспирантуру исторического факультета Московского университета. Красавченко защитил диссертацию, стал преподавателем. Друзья по комсомолу предлагали ему какие-то должности. Он не захотел возвращаться на прежнюю стезю. Стал ректором Историко-архивного института в Москве. Более удачливые выходцы из комсомола к тому времени уже утратили свои должности, а Красавченко оставался ректором до преклонных лет, пока его не сменил Юрий Афанасьев, историк, политик и депутат времен перестройки.
Московский комсомол возглавил Николай Сизов. Со временем его сделают начальником столичного управления внутренних дел (этот опыт найдет отражение в одной из его популярных книг), потом назначат генеральным директором «Мосфильма».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Когда руководитель Белоруссии погиб в аварии, заговорили о том, что его убрали, поскольку прежде он возглавлял комсомол в Минске и принадлежал к «комсомольской группе», которую побаивались члены Политбюро.
